Как будет угодно графу. Глава 1
Глава первая
Из комнаты на цыпочках вышла служанка, подняв подол тяжёлой юбки. Осторожно - так, чтобы, не дай бог, не скрипнули половицы или непредсказуемая дверь. Изящная дверная ручка легонько щёлкнула, вставая на место. Девушка украдкой смахнула со лба пот и прошептала ещё трём женщинам, судорожно теребившим свои передники:
- Господин граф изволит скучать.
Две юные девушки, почти девочки, приложили ладошки к губам, а третья, постарше, едва слышно сказала:
- Идёмте в подсобку, там будет безопаснее.
Граф скучал.
Масштаба этого события никто, кроме самых осведомлённых о его нраве персон, оценить не мог. Конечно, все без исключения обитатели замка до ужаса боялись гнева своего господина. Но гораздо больше они страшились его скуки.
Потому что это означало угрозу. Угрозу каждому живому существу, находящемуся поблизости.
Пребывая в ненавистном графом состоянии ничегонеделанья, господин мог совершить любое безумство или жестокость. Более того, в такие моменты Акасуна но Сасори становился чрезвычайно изобретательным в способах развлечь себя. Его фантазия порою разыгрывалась настолько, что пол в парадном холле оттирал целый полк слуг. Нервных здесь не привечали: кому нужен раб, который теряет сознание от вида крови? В последнем своём развлечении граф переплюнул самого себя: красная влага покрыла дорогой ковёр почти повсеместно. Причём за порчу имущества поплатились опять-таки слуги: ещё долго жители замка могли видеть очаровательный пейзаж за окном в виде четырёх трупов, объедаемых раздувшимися от обильной пищи воронами.
Господин мог запросто прийти как-нибудь на кухню, выбрать самую красивую из кухарок и попросить её опустить руку в котёл с кипящей водой. О нет, граф никогда не приказывал и не повышал голоса: это не входило в его понятие «аристократа». Даже когда трясущаяся от страха и отчаяния девушка опускала нежную руку в бурлящую жидкость, выражение лица мужчины не менялось: бесстрастное, словно вырезанное из белого дерева существо. Бедняжка оседала на пол от нестерпимой боли, но молчала, не издавала ни звука. Крик жестоко карался. Лишь вдоволь насмотревшись, как некогда красивая ручка покрывается волдырями ожогов, а по подбородку жертвы струится кровь из зверски закушенных губ, Сасори удалялся. Тогда и только тогда несчастная могла дать волю слезам. Только тогда остальные слуги, не вмешивающиеся до этого в представление, бегом спешили к ней, суетились и всеми силами старались утешить, облегчить хоть немного её боль.
И в глубине души все они считали, что она очень легко отделалась. Если бы кухарка хоть мимолётным звуком показала свою боль, вряд ли бы её увидели снова живой. Даже самые никчёмные служки, подтирающие время от времени пылящиеся подсобки старого замка, помнили, как в одно прекрасное утро испуганный визг поломойки разбудил все живые души и поднял на ноги все этажи. Старая женщина, решив поутру провести пару раз тряпкой по полу в коридоре, обнаружила в своём ведре голову садовника, который накануне случайно срезал лишний цветок с любимого куста роз хозяина. Расправа была дьявольски быстрой и невероятно жестокой: седеющие волосы мертвеца висели клочьями на лоскутах кожи, а веки были вырваны. В рот вдавлены комья земли из сада, а всё художество венчала та самая злосчастная роза.
Люди, служащие в замке, жили в постоянном страхе, что когда-нибудь господину снова станет скучно или когда его приступы звериной жестокости выйдут из-под контроля. Наказание следовало буквально за самые мелкие нарушения. Причём, странное дело, даже если во время нарушения рядом не было графа или кого-нибудь, кто мог доложить ему об этом, расплата неумолимо настигала каждого провинившегося. Зачастую остальные обитатели даже не знали, почему в какое-нибудь утро не досчитывали одного-двух человек.
Тем не менее, несмотря на такие вот «подарочки», жизнь продолжала бурлить на каждом этаже замка. Никто не сбегал.
Потому что расправы за попытку побега боялись ещё больше.
Гигантская старинная постройка возвышалась над маленьким графством и словно отбрасывала на Трансильванию огромную мрачную тень. Здесь, в глубине Карпатских гор, вся жизнь проходила в чёрно-белых тонах. Рассвет не приносил солнца в зимние, осенние и весенние месяцы, только летом выдавались два-три солнечных денька. Небо, по которому несутся угрюмые свинцовые тучи, – обычная ситуация над головой местного жителя. Вдобавок к вьюжной и снежной зиме осенью на графство нападал сырой туман, сквозь который не было видно ровным счётом ничего.
Здесь тоже боялись господина Акасуну, хоть ужас и не был таким всепоглощающим, как непосредственно в его обители. Более того, никто из жителей и не видел-то его никогда. Граф носу не показывал из замка днём, заперевшись в своей башне добровольным узником. Как он выглядит, а вернее, выглядел, знали только глубокие старики, ещё помнящие назначение нового хозяина этих мест. Одним из таких был Сарутоби.
Этот красивый и сильный в прошлом мужчина давно превратился в старую развалину, которая могла только есть да говорить. Он жил в графстве на правах глубоко почитаемого ранее старосты деревни, которой некогда была Трансильвания. Детишки, которых было немного в этом богом проклятом месте, вечерами сбегались к его покосившемуся домику с узелками с едой, в которые заботливые матери сорванцов впихнули самое вкусное, что находилось в доме. Сложив своеобразные подношения на стол, десяток мальчиков и девочек рассаживались на полу и слушали, слушали, слушали рассказы старого Сарутоби.
Старичок был совершенно лыс, а лицо его было сморщено, как у недовольной черепашки. Его было почти не видно за горами подушек и пледов. Немолодое тело терзал постоянный озноб.
- Дедушка, а ты помнишь, когда граф приехал сюда? – спрашивает один из мальчиков.
- А то как же, сынок, - кряхтит дед. – Давно это было, мне тогда едва двадцать стукнуло. Эх, хорошее времечко было… А сейчас, вишь ты, стар стал, как пень трухлявый, м…
- Да ты про графа рассказывай, дедушка! – наперебой перебивает его детвора, боясь, что Сарутоби углубится в совсем не те воспоминания.
Рассказчик на секунду замирает, а потом начинает говорить: неторопливо и доверчиво тихо, будто тайну рассказывает:
- Помнится, я тогда с поля возвращался, темно уже было, поздно. А тут, на тебе! Толпа народу, да все такие гордые да красивые. Ну, я сразу смекнул, что, стало быть, из господарей. Копошатся туточки у самых ворот да верительную грамоту под нос стражи тычут: «Мы, мол, так и так, новое начальство. Теперича вами всеми граф Сасори верховодить будет». И тут ихний граф из толпы выходит, да на коне вороном…
- Красивый?! – ахают девчонки.
- Конь?! – в унисон вздыхают мальчишки.
- Ну-ка тихо, детвора! – шамкает особенно громко дед, недовольный, что его перебили. – Да, красавец писаный был, хоть я и мало что в этом понимаю. Стройненький такой, тонкий, что осина. Волосы страсть какие рыжие, как факел на голове. Вот только шибко молчаливым да грустным он мне показался, так-то, детки. И глаза у него были нехорошие, пустые.
- А почему? – спрашивает одна из девочек, самая младшая, теребящая длинную тёмную косу с голубой ленточкой.
- А кто ж его, господаря-то, знает, Хината. Видать, евонные дела плохо шли, вот и грустил. Да и шибко молодой был для графа-то. Вот не совру… лет семнадцать на вид, сталбыть, помладше меня немного.
- Дедушка, а что с ним сейчас, не знаешь? – это уже мальчик интересуется, постарше остальных. Он уже подросток, но ещё возится с малышами.
- Откуда ж мне знать, сынок? Мне-то уже, почитай, лет сто десять, а значится, и ему, должно быть, где-то так же. А можа, и помер он давно, всё-таки долголетие дано не всем.
- И что, он вот ни разочка не вылезал из замка? – не верят дети.
- Да чтоб меня черти съели, ежели я вру! – напускает на себя оскорблённый вид Сарутоби. – Один раз только видел его, да и всё. Можа, там уже сын его главенствует. А можа, и вообще там нет никого и мы уже без господаря давным-давно остались.
Минутами тянется молчание.
- Ну что, детвора, по домам пора? А то мамки ругаться будут на старого Сарутоби, мол, детей до ночи продержал, - наконец произносит шутливо старик.
Ребятня с неохотой поднимается с пола и прощается с ним. Самый старший задерживается на мгновение и спрашивает:
- А почему он грустный был, дедушка?
- Одиноким он выглядел, так-то, сынок, - отвечает дед, уже почти засыпая. – Нет у него никого, наверно, господарь же. Они многие такие… Красивые, умные и страшно одинокие. И сдаётся мне, что жив он ещё. Если это можно жизнью назвать, вот так.
- Ты о чём, дедушка? – удивляется мальчик.
- Потом, потом! Беги домой, малыш Дейдара.
О графе, сидящем в замке, сочиняли сказки. И хоть никто никогда его не видел, личность господина облекалась в не очень приглядные подробности. В ход пошёл даже обычный для подневольных городов платёж дани своему хозяину. В Трансильвании её платили не продуктами и не звонкой монетой. Каждый год в одно и то же время ворота замка выпускали трёх человек, которые ходили по графству и собирали дань. Людьми.
Они всегда забирали с собой двадцать человек - не больше и не меньше. В основном юношей и девушек. Причём выбирали самых красивых, придирчиво разглядывая каждую потенциальную жертву, пока не убеждались в отсутствии изъянов. Процессия удалялась в замок, чтобы потом исчезнуть навсегда. Родители тех, кого уводили в замок графа, никогда больше не видели своих сыновей и дочерей. Только изредка один из загадочной тройки передавал им записки от детей, в которых неизменно говорилось о том, что в замке им дали хорошую работу и они ни в чём не нуждаются.
Старики плакали, горевали, но верили. Потому что иначе и быть не могло.
И всё-таки многие жительницы и жители Трансильвании добровольно уродовали себе лица, если боялись за свою судьбу.
Прошло пять лет. Размеренная жизнь ничем не отличалась от прежней: всё так же нависал замок над графством, всё так же ежегодно собиралась дань. Только дети, слушавшие некогда байки старого Сарутоби, повзрослели, а сам старик уже год как ушёл на заслуженный покой.
Дейдара Тсукури тоже вырос, превратившись из нескладного подростка в красивого обаятельного юношу. Волосы он не стриг, и светлые локоны ниспадали почти до талии, чем вызывали зависть даже некоторых девушек. Честный прямой взгляд компенсировал ослиное упрямство парня, которое порою бесило даже его тихую старушку-мать. Она смотрела, как хорошеет с каждым годом её сын, и не могла сдержать слёз.
От радости за то, что этого смышлёного и симпатичного доброго парня воспитала именно она. От страха, потому что, как она ни старалась, найти недостатки в изящной фигуре и тонком лице она не могла. А значит, была огромная вероятность того, что в будущем сборе её кровиночку могут забрать люди из замка. Боясь за судьбу сына, она велела ему зачёсывать длинную чёлку на лицо, почти скрывая красивые черты. И всё равно по мере приближения того самого дня она безумно боялась за Дейдару.
Его мать была цветочницей. В климатических условиях Трансильвании цветы не могли расти сами, и женщина старательно выхаживала их в своей теплице. Особенно она любила белые розы - они росли необыкновенно охотно, с огромными бутонами и дурманящим ароматом. Собственно, именно благодаря разведению цветов она и её сын пока не обнищали. После смерти кормильца-отца хозяйство легло на плечи юного Дейдары, а мать, как могла, помогала сыну.
Пару раз к ней даже приходили из графского замка: робкие девушки в белых передниках с загнанным, затравленным выражением глаз. Они закупали несметное количество букетов, а потом просили ещё и семян, как они говорили, для графского сада.
Однажды она видела, как её сын, перевесившись через заборчик, разговаривает о чём-то с самой молодой служанкой. Дейдара смеялся, а собеседница отчаянно пунцовела. Когда гостьи удалились, мать подошла к сыну:
- Зачем им нужно столько, не знаешь? – Старушка провожала взглядом нагруженных тяжеленными корзинами с цветами девушек.
- Скоро фестиваль урожая, матушка. Они украшают замок. Представляешь, Ино сказала, что граф будет присутствовать!
- Ты имеешь в виду его сына? – уточнила мать.
В глазах Дейдары мелькнуло сомнение.
- А ведь и правда. Тот граф уже давно должен был умереть. Наверняка это сын. Если не внук: Ино так говорила, будто он едва ли старше меня.
- Все господа такие затворники. – Слова матери прозвучали в пустоту.
Близился ежегодный фестиваль. Целыми днями лавочники, вместо того чтобы торговать, стремились переплюнуть соседа по красоте и оформлению своего помещения. У трактиров появились зазывалы, которые наперебой кричали, что именно у них самое вкусное, самое холодное и самое дешёвое пиво. В домах поспешно откармливали кур и поросят, чтобы в праздничный вечер хорошенько зажарить их и приготовить достойное угощение для домочадцев и гостей.
Конечно, не обошлось и без слухов. По тавернам шептались, что сам граф пожалует на празднество в честь такого события. Им возражали, мол, «господин, как упырь: пока не пообещаешь покормить, из могилы не вылезет». Третьи искренне верили, что граф и есть упырь. Четвёртые били третьих по голове кружками. В результате все пересуды заканчивались всегда одним - полноценной дракой.
Самым разумным доводом казалось предположение, что если граф и пожалует на праздник, то непременно инкогнито. Тем более что это не составит ему особого труда, ведь никто не знал, как именно он выглядит.
Вот наконец и пришла долгожданная ночь. На улицах не протолкнуться, было светло, как днём, купцы не пожалели факелов. Блики огня создавали причудливые тени, всё вокруг казалось гротескным. Менестрели на площади отбацывали разудалой мотивчик. Гвалт стоял неимоверный.
- Дей, пошли, сгоняем до замка! – оторвавшись от кружки, которую он опустошал прямо на ходу, подначивал Киба.
- Мать не велела, - откликнулся Дейдара с набитым ртом.
- Фу-у-у, маменькин сыно-о-очек! - хором затянули Киба, Наруто и Сакура. Из-за этой тройки сорванцов Дейдара уже не раз попадал в неприятности. Какой подросток стерпит, когда над ним потешаются, а выпитое впервые в жизни пиво смачно ударило в голову.
- Эх, чтоб я взорвался! – заорал Тсукури так, что близстоящие шарахнулись в стороны, несмотря на то, что все были под градусом. Парень сорвался с места, умудрившись хлестнуть волосами по лицу Кибы.
- Кто последний, тот потом вычёсывает блох из Акамару!
- Э-э-э? – Следом понёсся возмущённый крик Инудзуки. Его щенок тявкнул, разделяя возмущение юного хозяина.
Компания неслась по запруженным народом улицам, как вражеская армия. Сакура изящно огибала кучи мусора, Наруто же пёр напролом, разбрасывая в стороны картофельные очистки. Дейдара пока лидировал, умудряясь вписываться в повороты. Киба безнадёжно отстал, поджидая Акамару: животина была слишком мала, чтобы долго выдерживать такой темп.
Удача изменила парню на очередном повороте. Как раз выруливая за угол, ему вздумалось оглянуться, чтобы посмотреть, насколько отстали товарищи. Чувствительный удар от столкновения без слов пояснил ему, что так делать не стоило. Дейдара шмякнулся на землю пятой точкой и со вкусом выругался.
- Смотреть надо, куда бежишь, - над ним раздался голос. В нём не было даже намёка на возмущение или гнев. Он был абсолютно пуст, как покинутый дом, по которому гуляет только ветер. Почему-то даже не рассмотрев как следует того, с кем он столкнулся, блондина бросило в дрожь. Он неэстетично (а простолюдину эстетика ни к чему) утёр нос и с раздражением отбросил с лица надоевшие до чертей пряди волос.
Незнакомец был молод, в лучшем случае на год-два старше Дея. Телосложение его казалось ещё более хрупким, чем у блондина, и парень искренне удивился тому, что прохожий не упал от столкновения. То, что этот странный парень – аристократ до мозга костей, сомнений не вызывало. Он держался непринуждённо, и среди грязи закоулка казался драгоценным камнем, к которому не пристаёт никакая мерзость. Алебастрово-белая кожа до рези в глазах выделялась на фоне тёмно-синего плаща. Вдобавок ко всему перечисленному недлинные волосы незнакомца, которые чуть-чуть прикрывали уши, были дьявольски рыжими. Цвет был настолько насыщенный, что казался красным и словно бы неестественным.
Но что сильнее всего поразило Дейдару в необычной внешности незнакомца, так это его глаза: тёмно-карие и такие же пустые, как и его голос. Он смотрел на Дея и как будто не видел его. Взгляд пронзал насквозь, как пущенный с необычайной силой кинжал.
- Ты извини, мы тут с друзьями поспорили, кто добежит до замка раньше, вот я и не заметил тебя, - залепетал блондин, что было необычно для его взрывного характера. Если бы раньше кто-то пожурил его таким тоном, хоть и справедливо, парень непременно бы огрызнулся. Но сейчас язык словно в трубочку свернулся, не желая грубить этому пареньку напротив.
- До замка? – Вопросительная интонация так же не пробивалась в пустой голос. – Вы не боитесь? – Чёрные зрачки вдруг расширились и задвигались, обшаривая фигуру блондина. Затем остановились на его лице, и только тогда до охваченного странным чувством Дейдары дошло, что ему задали вопрос.
- Не-а, - как можно более небрежно отозвался парень, пытаясь стряхнуть странное наваждение. – А смысл? Граф всегда сиднем сидит в своей каменной коробке, света белого не видит. А сегодня, говорят, гуляет по Трансильвании инкогнито. Всё пучком!
- Ты смелый или безрассудный? – продолжал задавать нелепые вопросы незнакомец. Похоже, за всё время разговора он даже не моргнул ни разу. Дейдаре это надоело:
- Может, представишься хотя бы, прежде чем вопросы задавать? – огрызнулся блондин, которого порядком задолбало такое отношение к своей персоне.
- Прозвище подойдёт? – Впервые в голосе проскользнул оттенок насмешки. Впрочем, блондин его не заметил.
- А что, шифруешься, что ли? – осознавая, что сейчас нарывается, напирал Тсукури. Чувство рамок помахало ему ручкой. – Ну ладно, давай хоть прозвище.
Рыжий сделал шаг назад, положил изящную белую руку на пояс и легко наклонил голову.
- Соплеменники называют меня Скорпионом.
- А я Дейдара Тсукури, - сказал блондин. Ему показалось, что глаза собеседника на мгновение вспыхнули багрянцем - наверняка это блики факела сыграли со зрением парня злую шутку.
- Неразумно вот так сразу говорить незнакомому человеку своё имя, - негромко прокомментировал Скорпион, заправляя мешающий алый локон за ухо.
- А то что? – засмеялся Дей. – Ты собрался на меня порчу наводить, м?
- Поверь, это самое меньшее, что я могу с тобой сделать. - Белую маску лица искривила трещина улыбки.
Неожиданно.
Она выглядела так неестественно, что это немного пугало. Блондин невольно отступил на шаг.
- Что ты сейчас чувствуешь, Дейдара Тсукури? – Насмешка уже настолько явная, что не может сойти за выкрутасы разыгравшегося воображения. – Жалеешь, что всё это время хамил мне? Ничего не понимаешь? А может, боишься?
Он не сделал ни единого шага к Дею, но тот чувствовал себя так, будто его уже зажали в угол и угрожают расправой. По спине скатилась капелька холодного пота. Вопросы тяжело стукались о как будто заиндевевший мозг, а смысл их не достигал разума.
- Вы такие интересные, - продолжал тем временем Скорпион. Теперь пылающий в его глазах адский огонь не мог сойти за блики факелов. Дейдара ясно видел его жуткий взгляд так, будто странный парень стоял рядом и смотрел на него в упор. Он попробовал закричать, но в горле пересохло. Уши заложило. Стало тихо, словно и не бесновалась толпа прямо за углом. Остался лишь Он и его голос – мягкий, пленительный, мехом щекочущий нервы.
Вдруг Дей сделал маленький шажок вперёд. Душу сковала чужая воля.
- Беги, - велел Скорпион, смеясь.
Блондин круто повернулся и сорвался с места. Никогда он ещё так быстро не бежал. Подкашивающиеся ноги гнали его вперёд, в спину плетью бил высокий восторженный смех оставшегося в проулке человека. Человека ли?
Заходящееся в истерике от давящего страха сердце норовило сломать клеть из рёбер и заставляло бежать ещё быстрее хозяина.
«Беги… беги быстрее, мальчик».
Дейдара испуганно всхлипывает и прибавляет шагу, хотя мышцы уже не выдерживают темпа.
«Твой страх так сладок».
Волосы хлещут по лицу.
«А кровь наверняка ещё слаще».
- Не приближайся ко мне! Не трогай! – Внезапно он начинает кричать.
«Беги, беги, беги!»
Дейдара бежит.
Фанфик добавлен 20.02.2012 |
5018