Криста
Криста из тех, что умирают первыми.
Будь капрал Аккерман лет на десять моложе, то несомненно удивился бы, что забыла эта белобрысая мямля в их рядах.
А сейчас он просто из принципа не запоминает ее имя: умрет при первой же вылазке — так зачем забивать себе голову тем, из-за чего потом что-то вязкое, почти осязаемое неожиданной тяжестью ложится на и так уже уставшие плечи. Леви проходит вдоль выстроившегося в не слишком стройный ряд отряда, не помечая лиц.
Криста замирает, зачем-то задерживая дыхание.
Единственные оставшиеся вокруг звуки — гулко отражающаяся от каменных монолитных стен поступь грузных сапог низкорослого мужчины, бухающий кровоток в висках и почти свистящий ветер где-то над крышами и вздымающимся ввысь пиком колокольни.
***
Ренц просто девчонка и, наверное, поэтому влюбляется в манеру речи капрала, в то, как он странно держит чашку, как поправляет неизменно белый платочек на шее, и в этот тяжелый угрюмый взгляд, что кажется сейчас полным загадки. Влюбляется до подкашивающихся коленок, до холодящего и щекочущего грудную клетку трепета и нервно потеющих маленьких ладошек.
***
Имир никогда не была подругой Кристы или, как многие шутили, любовницей.
Имир по-своему теплая, какая-то вся угловатая и нескладная, а еще у нее есть привычка говорить правду. Кристе нравится эта черта девушки — наверное, именно поэтому они до сих пор общаются.
Ренц не знает, когда точно привязалась к своей странной соратнице с нездоровой тягой к антагонизму — просто однажды понимает, что не может заснуть без зычного раскатистого храпа на соседней койке.
***
Холодно.
Хрусткая корка то ли льда, то ли инея скрипит под ребристой подошвой военного сапога.
Криста часто выходит среди ночи на улицу и облокачивается худой спиной на стену здания. В лунном свете серебрится поросль обледенелой травы и вымощенная плоским камнем узкая битая дорожка, даже тени кажутся застывшими, холодными и неуютными.
Эфирно-водянистые мазки облаков по чернильной эмали небес — невесомо. Ночь устилает дорожки, по мостовой — босыми ногами, ниспадает с крыш, карабкается по камню стен, залезая в зияющие провалы окон — вязко, зыбко и жутковато.
Ренц пытается согреть озябшие кончики пальцев, выдыхая на них клубы пара — густого, кажущегося в темноте ночи почти вязким; вздрагивает всем телом, когда слышит звучный чеканный шаг в почти звенящей тишине, оборачивается — медленно, неуверенно, придумывая на ходу причину нахождения здесь в комендантский час.
Невысокая коренастая фигура облокачивается на стену, прямо рядом с ней — Криста чувствует, как теплая, пахнущая морозом, дешевым порошком и чем-то неуловимым, терпким ткань соприкасается с ее рукавом.
Ренц перестает дышать.
Опять.
Что-то щекотное, невесомое разливается по венам, распирает грудь, тянется вдоль костлявой линии позвоночника — мурашками. Она ждет, что капрал сейчас что-то скажет ей, но он стоит. У него тяжелый взгляд, устремленный куда-то намного дальше того, где Криста когда-либо бывала.
А потом он просто уходит.
Молча.
Девушка с полминуты смотрит в неспешно удаляющуюся спину, а затем как ошпаренная бежит в общую спальню, плюхается на жалобно скрипнувшую кровать Имир, трясет ту за плечи — будит, прикладывает миниатюрный пальчик к еще по-детски пухлым губам, призывая едва разлепившую веки подругу к тишине.
В тусклом подрагивающем свете лампады Ренц торопливо рассказывает «долговязой» о произошедшем — будто бы суетясь, не успевая делать полноценные вдохи, шепчет прямо в ухо, обдавая кожу горячим влажным дыханием, делая большие глаза и неловко жестикулируя из-за тесноты.
Криста знает: Имир можно рассказать все и, может, даже чуточку больше.
***
— Ты веришь, что за стенами землям конца и края не видно? — Ренц опускается рядом с Имир на холодный бетон пола, разламывает кончиками пальцев горячую пышущую жарким сдобным паром булочку напополам и протягивает больший кусок девушке. У Кристы где-то внутри припрятан кусочек солнца: только так Имир может объяснить исходящие от белобрысой тепло и свет, который нельзя увидеть, но можно почувствовать: кончиками длинных тощих пальцев с обрызганными ногтями и трепещущими кончиками ресниц, когда зажмуриваешь глаза; вдохнуть вместе с воздухом.
— Не знаю, но, если так оно и есть, было бы неплохо на это взглянуть, — как-то слишком уж спокойно для себя выдает девушка и жадно вгрызается в предложенное лакомство, чавкая от удовольствия.
— Ты тоже хочешь побывать за стенами? — неожиданно оживляется девчонка.
— Эй-эй, для этого надо в разведотряд вступать, — недовольно бурчит Имир, бросая косой взгляд на снующих мимо прохожих.
— Давай вступим, а? — Ренц сжимает в цепких пальчиках край растянутой поношенной водолазки, вся подбираясь. Имир вздыхает и откидывается спиной на пыльную древесину стены дешевого трактира.
***
Завтра будет самый лучший день, думается Кристе.
Завтра она поскачет на лошади в отряде под командованием капрала.
Завтра первая ее вылазка.
Первое задание.
Совсем рядом с Леви Аккерманом.
***
Кровь.
Она совсем не такая, как на картинках битв, в чистых хрупких пробирках или на мелких порезах, - нет, она грязно-бурая, она по крышам, по стенам расползается вокруг тел на грязных мокрых дорогах, вымощенных плоским камнем — тем самым, что чуть позже, как и раньше, будет серебриться от корки инея в лунных отсветах.
Это Криста помнит еще с того времени, как впервые увидела титанов.
Почему тогда все было по-другому?
Потому что Ренц была младше?
Потому что тогда было не задание, а просто попытка бежать как можно дальше от этих тварей?
А может, из-за того, что раньше Имир стояла рядом, толкая впавшую в ступор «белобрысую» в спину, а сейчас лежит растерзанная у ее ног?
Вдруг все становится намного больше, объемнее, резче, четче, громче.
Вдруг все теряет свой смысл, обретая совсем иной.
С глаз будто падает призма, разбиваясь о влажные серые камни.
Все вдруг становится совсем другим.
Имир — теплая с вечно холодными пальцами, долговязая, угловатая, нескладная, тощая, как те потрепанные вечно грязные дворовые псы; Имир, которой можно рассказать все на свете и даже чуточку больше; Имир, храпящая так, что, пока к этому не привыкнешь, не закрывая подушкой уши, не уснешь; Имир оказалась просто мешком с кровью и костьми.
Капрал Леви — тот самый, что всегда идеален, — стоит рядом, тяжело дыша, с растрепанными, чуть сальными, неровно остриженными волосами, с оборванным рукавом, грязным потным воротником и тяжелым угрюмым взглядом, в котором ни капли загадочности — одна лишь грузная, полая усталость.
***
Холодно.
Хрусткая корка то ли льда, то ли инея скрипит под ребристой подошвой военного сапога.
Криста часто выходит среди ночи на улицу и облокачивается худой спиной на стену здания. В лунном свете серебрится поросль обледенелой травы и вымощенная плоским камнем узкая битая дорожка, даже тени кажутся застывшими, холодными, но отчего-то все же уютными.
Город тонет под толщей ночи, тянется крышами и куполами вверх, пытаясь вынырнуть, зачерпнуть хоть глоточек воздуха призрачными иссохшими лапами. Ночь больше не кажется Кристе страшной и завораживающей. Нет, это просто очередная смена времени суток.
Ренц пытается согреть озябшие кончики пальцев, выдыхая на них клубы пара — густого, кажущегося в темноте ночи почти вязким; вздрагивает всем телом, когда слышит звучный чеканный шаг в почти звенящей тишине, оборачивается — медленно, неуверенно, придумывая на ходу причину нахождения здесь в комендантский час.
Невысокая коренастая фигура облокачивается на стену, прямо рядом с ней — Криста чувствует, как теплая, пахнущая морозом, дешевым порошком и чем-то неуловимым, терпким ткань соприкасается с ее рукавом. Ренц не перестает дышать. Накрывает чужую холодную ладонь своей.
У Кристы с детства сбиты костяшки рук, а колени — вечная вязь синяков и мелкая сеточка порезов.
У Кристы руки теперь — сплошь рубцы, мозоли да плотная корочка ороговевшей кожи.
Девушка приподымается на носочках и целует холодную скулу сухими обветренными губами, чувствуя, как капрал вздрагивает всем телом и замирает.
Ренц слишком хорошо знает и понимает Аккермана. Еще с тех пор, как впервые заявилась к нему в комнату, аккуратно прикрывая за собой дебелую дверь, как поцеловала его в открывшиеся для озвучивания вопроса губы, сама удивляясь своей решительности.
С тех пор, как поняла, что самоуверенный, жестокий и вальяжный капрал Аккерман, на самом деле уставший в боях и не знавший ранее женской ласки Леви. Он вообще как пластилин: вроде твердый и холодный, но стоит чуть согреть — и становится мягким, податливым и теплым — под пальцами плавится.
Криста ожидала тогда, что по венам пойдет тот извечный крутой кипяток, когда прикасаешься к чему-то запретному, к чему-то, что притягивает, завораживает, заставляет подкашиваться худенькие ножки и сильнее впиваться в ладони короткими, неаккуратно состриженными ноготками. Но нет. У них с капралом есть только болезненно-спасительная, какая-то щемящая нежность и одно на двоих одеяло.
У этого мужчины все тело в шрамах: от мелких рубцов, до огромных, змеящихся, точно толстые черви под кожей, — из тех, что появляются, когда в затишье на скорую руку зашиваешь страшные раны. У Кристы, кстати, теперь тоже есть один такой.
А еще Леви по-своему нежен: грубые руки, привыкшие к оружию, всегда дотрагиваются аккуратно, трепетно, будто Ренц хрустальная; губы целуют неуверенно, сухо, почти неуклюже, стесняясь касаться груди.
Да, девушка знает, что он смущается, — у него не бывает румянца на бледных щеках, он не прячет голову в плечи. Капрал просто весь будто уходит в себя и сжимает до белизны губы.
Леви вообще редко эмоции показывает, но Криста-то знает: там внутри у него уставшая тихая степь, душистый пряный ветер, временами еще завывающий старым раненым волком, и что-то мягко-теплое и обманчиво-темное где-то под серебристой радужкой глаз.
***
Завтра будет самый лучший день, думается Кристе. Завтра она поскачет на лошади в отряде под командованием капрала.
Завтра первая ее вылазка.
Первое задание.
Совсем рядом с Леви Аккерманом.
Завтра они с Имир помчатся на лошадях. Навстречу ветру, расправив крылья свободы.
***
Раскатистый храп режет слух даже сквозь подушку.
Криста думает, что ей явно не повезло с соседкой по двухярусной кровати. Имир странная, грубая, шумная. Ренц не понимает таких людей, хоть и старается с ними быть дружелюбной, чтобы не обидеть.
Одно ясно точно: выспаться она еще точно нескоро сможет.
***
Криста Ренц из тех, что погибают первыми: ничего толком не умеет, мягкотелая, неженка, мямля; и хр*н ее знает, почему она все еще жива.
У Кристы Ренц будто припрятан кусочек солнца где-то внутри — теплый-претеплый и потускневший, но все еще светящийся.
Фанфик добавлен 13.11.2015 |
2103
Авторизируйтесь, чтобы добавить комментарий!