Фан НарутоФанфики ← Романтика

Мой личный дьявол



1843 год, Англия

А она бежит подальше от дома, прячась в сумерках, гулко стуча каблуками по выгравированной и вычурной дорожке, рвано вдыхая в легкие городскую пыль и чувствуя, как кашель разрывает грудь, першит в горле и спирает дыхание. А она в очередной раз вытирает украдкой выступившие слезы, шепча под нос слова ненависти. Говорит едва слышно, как и подобает настоящей «леди», чей статус ярмом тянет вниз.

А ей бы на свободу. Разорвать бы к чертям железные прутья клетки да освободиться. Вспорхнуть бы к небесам, скинув кандалы повседневности и глупых обязанностей. Ей бы забыть все те слова, произнесенные отцом, который без зазрения совести отдавал юную дочь в руки богатого герцога. Ей бы научиться перечить. Хоть и нельзя этого делать, учитывая высокое положение в прогнившем обществе проданных за купюры людей.

А она в очередной раз прижимает поближе к сердцу подаренную усопшей матерью маленькую книжку, где вместо новомодной бумаги еще виднеется пожелтевший пергамент, где каждая страничка исписана непонятными чужаку иероглифами, где в каждое слово вложен особый смысл. Она выдыхает рвано, поправляя на ходу темно-синюю накидку, шелестя длинной кремовой юбкой, неловко путаясь в многочисленных складках платья и проверяя тонкими пальчиками содержимое карманов.
В них лежат уже привычные вещи: уголек, осколок стекла, подаренный нежно-фиалковый платок, свечка и спички.
Каждая из этих вещей несет определенную роль, каждая из этих вещей уже стала родной, словно срастаясь со своей хозяйкой воедино, переплетаясь нитями с тканями ее хрупкого тела. Даже этот неуместный осколок повидал многое, изучил свою хозяйку много больше, чем привилегированное общество разодетых стерв и псевдоджентльменов. Какой они знали ее? Тихой, скромной, слишком замкнутой и молчаливой.
Но нет, она не была такой.
Никогда не была.
Скрывалась, великолепно играла роль пай-девочки, демонстрировала высшую степень апатии к миру, но не срывала маску до победного конца.
А сегодня… сегодня она сломалась. Не выдержала ноши, которую некогда жизнь взвесила на ее плечи. Бремя надавило слишком сильно. Непростительно сильно.

Бег постепенно переходит в ходьбу, а сама девушка, кинув рассеянный взгляд на местность, сворачивает налево, по привычке прислоняясь спиной к высокому и мощному стволу дуба. Жесткая кора царапает аристократически мраморную кожу, приводя в сознание. Пытаясь успокоить дыхание и слушая гул, образовавшийся в висках, она педантично выискивает любые признаки слежки, но, к счастью, их нет.
Видать, пока что никто не заметил ее отсутствия.
Каламбур. Невеста пропала с собственной свадьбы.
Общество долго еще будет обгладывать эту новость со всех сторон, наверняка думая, что дочь великого Хьюго мертва. А папочка обязательно устроит пышные поминки, а жених скажет речи слащавые о любви великой и чистой. Вот только тут вопрос невольно возникает: «А знает ли он вообще о том, что такое любовь?» Не к деньгам и славе, а к человеку? Вряд ли.
Не то воспитание, не тот ритм жизни.

Но она-то знает, что просто сегодня пришло понимание, что к чертям пусть будут ниспосланы золотые цацки и прочая мишура богатой жизни. Просто сегодня она остро поняла, что с ним… с ним лучше. Пусть он и инфернальный, пусть он и является абсолютным злом для непосвященных, но она не променяет его ни на что в этой жизни. Да даже если и не получится ничего, если отвергнет он любовь ее терпкую, на полынь схожую, то и тогда у нее будет свобода.
А она прекрасно знает, сколько стоит это чувство. Вернее, она знает, что оно бесценно.

Наконец-то отдышавшись, девушка решилась продолжить свой путь.
Ступала она теперь уверенно и спокойно, прекрасно зная, что здесь, в малолюдном районе, ее искать точно не будут. По логике, изящная ножка леди не должна ступать дальше двухсот метров от дома, если на это не будет воли супруга, конечно. Но она… разве свободные люди подчиняются правилам?

Хината уже совсем близко.
Вот он – знакомый переулок.
Вот-вот уже виднеется заброшенная церквушка, где полупрогнившие деревяшки скрипят при малейшем шаге, а крысы шерудят в углах и недовольно замирают, когда на территорию ступает чужой. Такой привычный чужой.

Сколько она сюда ходит? Около года?
А кажется, всю жизнь.

Отворив дверцу, которая практически «сошла» с косяков, Хьюго переступила порог, уже не озираясь со страхом вокруг, как это было раньше. По-хозяйски ступая, девушка скинула мантию ниц, из-за чего шелк зашуршал, устилая пол мягким покрывалом.
Едва слышно фыркнув, брюнетка черканула доселе сжатым в кулачке углём привычную пентаграмму, вырисовывая плавные волнистые линии и вычурные знаки. И пусть не видно ничего практически, она чертит со знанием дела, она профессионально выводит края.

Последние штрихи, бордовая кровь на стекле и слегка щемящая боль в области порезанной ладони.
Ее шепот сплетается с бушующим на улице ветром, а огонек зажженной свечки тихо мерцает в пустом помещении, колыхаясь из стороны в сторону от проникающего сквозь щели сквозняка. Ее голос уверен, а руки не дрожат, как раньше.

Ее глаза закрыты, а ресницы подрагивают, отбрасывая длинные тени на щеки. Сейчас она неимоверно красива в своей натуральности, искренности и женственности. Сейчас она едва шевелит устами, выговаривая заклинание с максимальной точностью, стараясь не исковеркать ни единого слова. Сейчас книга в кожаном переплете чуть подрагивает в замерзших пальцах, а ржаво-алая дорожка сбегает по руке, капая наземь с хлюпающим звуком.

— Опять легкомысленно ходишь полуголая? При таком-то холоде? Хината, ну сколько можно? — Хьюго вздрогнула, услышав до колик знакомый тембр, которому была присуща вариация разнообразных эмоций и чувств. И кто сказал, что Дьявол бесчувственен?

— Я… — Девушка зарделась под столь собственническим взглядом, однако выдавить и слова больше не могла. Черт подери, с ним она чувствует себя слишком хрупкой. Нет, рядом с ним она не теряет волю, она отдает ее добровольно, без опаски. Рядом с ним она забывает о пресловутой морали, которой ее учили с пеленок, а желает лишь запустить руку в его волосы, которые черной лавой ниспадают до плеч, да и стоять так вечно, прижимаясь к груди надежной, чувствуя дыхание мерное.

— Посмотри на меня. — Голос властный, но не ледяной, как раньше, не пробирающий до дрожи. — Хината, ты слышишь? — Подходит совсем близко, цепляясь горячими пальцами за подбородок брюнетки, поднимая его так, чтоб взгляды встретились. — Почему ты здесь?

— Я?.. — И вроде ответить нужно, а она лишь и думает о том, как приятно это прикосновение в области лица. И кто сказал, что Дьявол холоден? Нет-нет, руки у него такие же жаркие, как и сердце. И объятия всегда надежные, крепкие, что и забыться можно. Это так непозволительно для нее… так порочно? И комок нервов концентрируется именно там, где его руки ненавязчиво дотрагиваются до кожи, посылая табун мурашек по спине.

— Ну и? — издевается, прекрасно понимая ее чувства. Изгибает бровь, с непонятным даже ему наслаждением смотря за тем, как заливаются щеки Хьюго румянцем. — Ты только в обморок не упади, ладно? Мне уже откачивать тебя изрядно надоело.

— Нашел что вспомнить, — фыркает Хината, беря себя в руки. — Я не такая больше.

— Да-а? А какая же ты теперь? — заинтересованно протягивает, не отводя взора от ее очей.

— Другая. Ты… ты изменил меня, Итачи.

— Нет, не я. — Он хмурится, смерив ее недовольным взглядом. — Я просто вытащил тебя из панциря, в котором ты некогда добровольно замуровалась. Вот и все.

— Да какая разница? — вздыхает, пожимая плечами. — Факт остается фактом, правда ведь?

— Ты все же пришла, — он игнорирует ее вопрос, сейчас констатируя более важный факт.

— Пришла…

— И зачем же? Хината, ты совершила ошибку.

— Нет, — с вызовом. Слишком смело, даже для себя.

— И где та робкая девочка, которая однажды прочитала оставленную мамой книгу, вызвав из Ада сущее зло? Эй, Хьюго, какой супостат посмел сотворить с тобой немыслимое? — Он не удивлен. Ни капельки.

— Этот супостат рядом стоит, — фыркает Хината, подходя к нему близко-близко, настолько, что рецепторы ощущают даже терпкий и дразнящий аромат его тела. — И ересь всякую глаголет.

— Пардон, леди, — шутливо склоняет голову, обжигая своим дыханием алые уста, а она в очередной раз задается вопросом, почему их отношения проходят именно так? Ведь он... не такой, к каким она привыкла с детства: не ластится, не смотрит свысока, не обжигает плотоядным взглядом, не смотрит на то, как высока планка ее семьи в стране. Он презирает правила, с первой же «встречи» общаясь с ней на «ты», что в обществе совершенно не одобряется. Она ведь помнит, что некоторые же дамы даже супругов кликают на «вы», чопорно поджимая при этом губы. А они… признаться, хоть и идут против правил, но от этого еще острее ощущения, еще больше эйфории в крови.
Все так неправильно, так глупо. А она? Как трактирная девка паясничает, позволяя терзать свои губы умелым и жестким поцелуем, получая от этого садистское наслаждение. И дыхание после их соития такое рваное-рваное, и пальцы на спине горячие-горячие, и мысли сумасбродные…

— Хината, — отрывается от поцелуя, смотря, как она кончиками пальцев дотрагивается до собственных губ, — ты уверена? Ты понимаешь, что, сбежав из-под венца, ты сожгла все мосты? Понимаешь, глупая?

— Да понимаю я все, — хмурится, глубоко вздыхая. — Хватит с меня. Надоела эта клетка золотая.

— Послушай, со мной не будет лучше. Ты знаешь, кто я. Ты знаешь, что я. Ты должна понимать, что я не пушистый и не покладистый щенок, а вполне жестокий демон. Я зло, Хината. А ты, я не побоюсь этого слова, ангел. Я же конченый циник.

— Противоположности притягиваются, — тянет упрямо, откидывая назад выбившийся из высокой прически локон. — И да, я все знаю. Но меня не пугает это.

— Я убиваю людей, — последний аргумент. Он сам чувствует, что не отпустит, но вдруг у нее убежать получится? Больше-то шансов и не будет.

— Не путай людей и грешников. Морально прогнившие люди того достойны, — говорит, не моргая. Лишь смотрит в его глаза, мерцающие алым, да думает о том, что горит в этом пламени заживо, отдавая душу свою, ничего не прося взамен.

— Возможно. — Понимает, что переубедить ее не получится. Да и не очень-то он хотел, если честно. — Хорошо, какое твое окончательное решение?

— С тобой. Плевать куда. Хочешь – в Ад, хочешь – в гроб. Мне все равно, с тобой везде хорошо. Опостылело без тебя, хватит. — Заламывает пальцы, уткнувшись носом в его грудь.

— В Ад, говоришь? — улыбается так непривычно ласково, кладя руку свою ей на талию. — Успеется. Сначала покажи мне Землю. Договорились?

— Договорились, — жмурится, понимая, что наконец-то счастлива. И нет, это не конец ее прошлой жизни. Это начало новой…




Авторизируйтесь, чтобы добавить комментарий!