Радуйся, повелитель! Глава 1.
Закат истекал кровью.
Он бежал, задыхаясь от усталости, на бегу со всей силы ударяя себя кулаком в бок, чтобы противная колющая тяжесть в животе затуманилась новой, более привычной болью. Лодыжка вдруг подвернулась, и он упал, основательно приложившись о раскалённые плиты. Взвыл, в ярости ударяя кулаком по сухим, давно уже позабывшим о дожде камням, раздирая кулак до крови. В горле пересохло, а губы запеклись от жары и недостатка воды, на языке чувствовался привкус пыли и едкого пепла. Он сплюнул, но легче не стало – наоборот, пить захотелось ещё сильнее.
И как он только докатился до такого? Злобный взгляд сверлил равнодушные женские лица миниатюрных сфинксов, почётным караулом выстроившихся вдоль храмовой аллеи. Эти божественные охранники ещё сохранились в целостности, а те, которые подступали своими каменными львиными лапами к самым пилонам, уже значительно пострадали от огня. Хотя пыль и песок с поразительным упорством ели его глаза, он различал только оплавленные почти до основания постаменты, на которых раньше гордо высились сфинксы.
Он попытался встать, и, к его радости, нога с неожиданной готовностью послушалась хозяина и безропотно понесла его дальше. Впрочем, передвижение данный факт скрасил ненамного – голые ступни стёрлись почти до крови, и каждый шаг чувствовался так, будто он шествовал по раскалённым иглам. Неужели он настолько туп, что отправился в город босым, даже самых простеньких сандалий не надев?
Колени, минуту назад встретившиеся с землёй, неприятно саднили.
Он вздохнул, заставляя себя сделать ещё шаг. И ещё. И ещё один…
Пилоны медленно приближались. На его взгляд, слишком медленно. Надо было взять повозку или хотя бы лошадь оседлать. Он мог бы даже попробовать уехать на какой-нибудь дворцовой коняшке без седла, но, как и во все прошлые разы, дельные мысли осчастливили своим появлением его голову только сейчас, когда было уже слишком поздно возвращаться.
Наконец, сложенные из цельного камня пилоны нависли над головой маленького человечка, а осуждающие взгляды каменных сфинксов перестали создавать ощущение, что за тобой следят. Он шагнул в маленький дворик храма и ругнулся, когда босую ступню сразу в нескольких местах укололи иссохшие, но острые травинки.
Место, где обычно собирался народ для своих молений, выглядело так, будто тут побывал, по меньшей мере, конный полк, а может, даже два. И у него были с собой факелы – судя по оплывшим рисункам виноградных лоз, когда-то украшавших заграждения внутреннего дворика. Искусно вырезанная на стене женщина, наклонившаяся за колосьями, лишилась руки; человек, топчущий виноград – ног по колени. Он бы не смог сказать, был ли это действительно виноградарь, если бы раньше не рассматривал рисунки.
За фонтаном обнаружился первый труп. Это тело всегда было разным – в прошлый раз ему попалась только-только начавшая обучение послушница, девочка лет десяти. Теперь здесь лежал жрец, уже заметно вошедший в возраст. Его виски уже слегка припорошила седина, а солидное брюшко выдавало в хозяине склонность к чревоугодию. Впрочем, чрево его и предало, так как было вспорото на довольно большую глубину, показывая миру клубок скользких внутренностей.
Эта рана всегда оставалась неизменной, кем бы ни был при жизни труп.
Полутёмный коридор с теряющимися где-то вверху колоннами он преодолел бегом, потому что знал, что ничего интересного здесь не найдёт. С самого порога начали то тут, то там встречаться маленькие мохнатые трупики. Кошачьи глаза, стеклянно поблёскивающие, следили за ним из темноты смерти. Об одно окоченевшее тельце он даже споткнулся, на мгновение ощутив холодок и влажность крови, залившей трёхцветную шёрстку.
Зала с ладьёй пронеслась мимо так же быстро, как коридор, ведущий к ней. На этот раз он не стал останавливаться, потому что знал, что найдёт рядом с перевёрнутой и валяющейся на полу святыней. Это тело он знал даже слишком хорошо, чтобы каждый раз видеть, что лицо, которое он привык видеть чуть ли не каждый день, разодрано в клочья, а один глаз висит на оголённом нерве. Правый или левый? Ему не хотелось проверять.
Рядом с дверями крипты лежали ещё двое знакомых. Сплетшиеся в объятиях и умершие в такой же позе. Когда он увидел их в первый раз, то даже засмеялся – друг (если его можно было называть другом) всё-таки урвал перед гибелью свой кусок. И гибелью страшной, не каждый день тебя рвёт в ошмётки обезумевший зверь. А может, и не зверь – ему никогда не удавалось понять в конце, кто же этот загадочный убийца.
Сейчас его разум был холоден. В первые разы он пугался трупов. Нет, скорее не пугался, а испытывал отвращение. Над тем, что в зале с ладьёй, он даже расплакался. Сейчас ему самому было стыдно за этот детский порыв, хотя его и не мог никто видеть и осудить в тот момент.… Теперь все они превратились в бесконечную смену картинок, иногда менявшуюся, но смысл её всегда оставался неизменным. А потому постепенно он успокоился и перестал бурно реагировать.
Пол под ногами ожидаемо содрогнулся, и за шиворот разодранной туники посыпалась каменная крошка. Его повело на месте так, что он едва успел опереться на стену. Глухой рокот повторился, на этот раз громче – помимо обычного грохота рушащегося здания к нему прибавились явственные человеческие крики.
Он натянуто улыбнулся: всё как в прошлый раз. Эта тварь нашла жрецов, спрятавшихся в другой крипте. Не было смысла даже пытаться прийти к ним на помощь. Если уж им сами боги не помогли, что может сделать для них маленький, хоть и обладающий большой властью человечек? Да и умирать даже в таком месте он пока не собирался. Пока ему удавалось избегать этого. Ну… почти.
Очередной коридор оборвался во втором внутреннем дворе.
Здесь хозяйничал огонь.
Пламя пожирало то, что не могло в принципе поглотить – каменную кладку. Даже песок, казалось, плавился и превращался в обжигающее стекло. Он отшатнулся от особенно жадного язычка, попытавшегося лизнуть его лицо. Кожу обдало нестерпимым жаром, кончики волос лениво затлели. Он лихорадочно провёл рукой по лбу, накрыл ладонью веки – судя по ощущениям, брови сгорели напрочь, как и ресницы.
К ногам с гадким хлюпаньем шлёпнулось что-то мягкое, тёплая жидкость обрызгала оголённые изорванной туникой ноги. Он посмотрел вниз, и его, привыкшего видеть человеческие останки, вывернуло на плавящийся песок. Желчь обожгла и без того пересохшее горло. Губы разъедала слизь, смешанная со слюной. Второй позыв подло подкатил к плотно сжатым зубам, когда обоняния коснулась отвратительная вонь зажаренного живьём тела.
- Смотри, повелитель. Это – твоя ошибка.
Запястье обожгла чужая тлеющая ладонь. Выглядела она так, будто кожа была с неё начисто содрана: малиново-красная, вокруг чуть заострённых ногтей набухали капельки крови. Он с интересом смотрел, как его собственная кожа стала покрываться волдырями прямо на глазах.
- Не знаю, кто ты такой, но не тебе указывать фараону на его ошибки.
Хриплый смех незнакомца царапает слух:
- Сыночек Ра, сыночек Ра… Поиметь тебя мало.
Он промолчал. Ответом на молчание стало жаркое дыхание над правым ухом, взметнувшее остатки волос на виске:
- Испугался дядюшку?
- Мой дядюшка уже давным-давно увиделся с Осирисом.
- Богохульник? Как интересно… фараон, не признающий собственной божественности. – Что-то острое коснулось обожжённой раковины уха. Он против воли вздрогнул, осознав, что это клыки, причём клыки, не уступающие собачьим. Он слегка улыбнулся, когда понял, кто стоит позади него. Вывод его не обрадовал, но знать врага в лицо было приятнее, чем шарахаться от теней.
- От тебя псиной воняет, - как бы между прочим сообщил он, смотря, как плоть плавится под чужим захватом, как стекает с костей и с мягким «шлёп!» ложится под ноги.
Волосы на голове вспыхнули – вторая когтистая рука сграбастала его за затылок. Собеседнику явно не понравилось очевидное хамство.
- Ты всё равно не можешь мне здесь ничего сделать, - прохрипел он, кашляя от забивающего глотку дыма, пахнущего его палёными волосами.
На этом месте он обычно жмурился что есть сил и возвращался. Зажмурившись в этот раз, он понял, что ничего не выйдет – голос, ставший похожим на тявканье вперемешку с рычанием, не давал ему уплыть в свою реальность.
- А ты думаешь, что так будет продолжаться вечно? Ты, поклоняющийся кошкам и их королеве? Ты ещё глупее детишек Бастет, сыночек Солнца. Сегодня у тебя всего лишь горят волосы, завтра ты начнёшь чувствовать боль. Тогда вот это, - он потряс его обугленной конечностью, - не будет восприниматься с таким хладнокровием.
- Давай, попробуй напугать меня. Что ты ещё придумаешь, длинноухий мой? – сквозь кашель отозвался он. Глаза немилосердно слезились, но он снова и снова зажмуривался. Проклятье, почему ничего не выходит?
- Ты сам приблизишь свой конец. Осталось недолго.
- Вот и свали из моей головы. Дай хоть эти «недолго» нормально скоротать, без твоего назойливого присутствия.
По спине между ошмётками туники зазмеились тёплые струйки крови – собеседник в порыве чувств полоснул когтями по уцелевшей коже, вспарывая корку ожогов.
«А почему бы не…?»
Он оглянулся.
Тьма белозубо оскалилась ему в лицо, дохнув гарью и мертвечиной. Жар пробежался цепкими коготками по скулам, растапливая кожу и заливая зловонной жижей глаза. Перед тем, как глазные яблоки лопнули и потекли по обожжённым до мяса щекам, он успел подумать, что это лицо ему незнакомо.
- Радуйся, повелитель!
- Повелитель…
Саске открыл глаза и в первые мгновения с ужасом думал, что ослеп. Медленно и натужно пришло понимание, что темнота вокруг вполне логична – ведь его бренное тело предавалось ночному отдыху в шатре. Судя по тому, что снаружи не доносилось звуков бурной деятельности, а слышалось лишь сонное похрапывание часового, ночь ещё и не думала кончаться.
Юноша зевнул, короткими и резкими движениями взлохмачивая свои ершистые волосы. Каким-то уголком сознания он с облегчением погружал пальцы в угольные жестковатые пряди, боясь ощутить ладонью обожжённый лысый затылок.
- Повелитель?
Холстина, служащая Саске одеялом, заворочалась. Из-под ткани показалась лохматая голова, щеголяющая недлинными, едва прикрывающими уши, волосами, осветлёнными немыслимым количеством отваров и покрашенными в розовый цвет. Порою Саске пытался представить Сакуру такой же, как обычных египтянок, но всегда пасовал перед изобретательностью своей наложницы. Она ставила безжалостные эксперименты над своей несчастной шевелюрой, чем довела её до того, что на ощупь та стала походить на слежавшееся сено. Впрочем, девушка не унывала, правда, издевательства над головой на время прекратила – у корней волос уже стал заметен её природный чёрный цвет.
- Повелителю не спится? – В темноте её глаза казались тёмными. Саске неопределённо кивнул, пытаясь вспомнить, какими судьбами наложница оказалась в его постели. Не вспомнил. Скорее всего, пришла посреди ночи сама. Оно и понятно – бродить одной в полном воинов лагере было бы небезопасно. Хоть они и знали, что девушка принадлежит фараону, это не исключало покушений на её мнимую невинность. Саске не осуждал своих солдат – против физиологии не попрёшь. И Сакура прекрасно знала, что, случись что, повелитель не станет её защищать. Временами она могла прикинуться глупенькой девочкой, чтобы доставить удовольствие господину, но дурой отнюдь не была, к тому же прекрасно понимала, как сохранить свою должность фаворитки в гареме. Не раз и не два Саске с удивлением замечал её рядом, если вдруг чувствовал жажду или собирался приказать принести какую-то мелочь. Сакура всегда была наготове – неизменно услужливая и непреодолимо гордая выполняемой ролью. Кроме того, она имела замечательную привычку не высовываться и не мельтешить перед глазами – фараон воспринимал наложницу как незримую тень за своей спиной, полезную вещицу, от которой трудно отказаться.
«Да она же делает меня зависимым от её персоны» - невольно восхитился хитроумию Сакуры юноша, лениво потягиваясь. – «Ещё чуть-чуть, и я шагу не смогу ступить без помощи её нежных ручек»
- Да, не спится.
- Плохой сон? – предположила девушка, продирая заспанные глаза. Осоловелость уже исчезала из них, уступив место настороженной готовности сделать что угодно и как угодно. – Или, наоборот, слишком хороший?
Саске стряхнул её руку со своего плеча, дав понять, что не намерен поддерживать её игривое настроение, и откинул одеяло. Довольно крякнул, вставая на ноги и чувствуя, как приятно растягиваются затёкшие за ночь мышцы. Что-то тихонько звякнуло и свалилось с его плеча на шкуры, которыми был устелен пол. Фараон нагнулся, совершенно не смущаясь своей наготы (он ненавидел спать в набедренной повязке) и подцепил кончиком пальца тонкую золотую цепочку. На конце покачивался камушек – кошачий глаз, амулет Бастет.
- Это твоё. – Юноша швырнул украшение на колени Сакуре, которая тоже приняла сидячую позу, но холстину натянула чуть ли не по нос, изображая стыдливость.
«Да чего я там не видел» - с лёгким раздражением подумал Саске.
- Который час? – поинтересовался он, погружая руки в остудившуюся за ночь воду и плеща её себе на затылок. Холодные капельки лениво скатывались по шее и негромким «кап» падали обратно в небольшую деревянную бадью.
- Ра ещё почивает, - немедленно откликнулась Сакура. – Повелитель хочет развеяться? Недостойной будет позволено подготовить его к прогулке?
- Будет, будет, - вздохнул Саске с выражением «ну-что-ж-с-тобой-поделать», снова садясь на нагретую груду шкур, служившую ему в походе лежанкой. Наложница мгновенно вскочила на ноги и побежала в дальний конец шатра. Вернувшись, она положила на импровизированное ложе несколько туник, пару плащей и целый ворох всяческих украшений. Фараон мгновенно отверг всё последнее:
- Я не на торжественный приём собрался. Достаточно красной туники и пояса без украшений. Всё, можешь спать дальше.
Лицо Сакуры изобразило столь искреннее изумление, что Саске едва не взвыл, проклиная весь свой род до девятого колена.
- Ладно, так и быть. Сегодня ты своего добилась. Разрешаю.
Девушка просияла. «Неужели искренне?» - подумал юноша с досадой. – «Я бы никогда не стал радоваться перспективе одевать какого-нибудь напыщенного придворного. А у неё вон как глазки заблестели»
Ловкие пальчики проворно разглаживали некрасиво ложащиеся складки. Сакура застегнула довольно тяжёлый пояс на его талии и опустилась на пол, чтобы зашнуровать сандалии, которые завязывались чуть ли не под коленями – подарок какого-то посла с севера, который Саске оценил. Что не сказать о самом после – юноше не понравился ни его холодный взгляд, сверкающий из-под густо затемнённых век, ни другой его подарок, который Саске, однако, всё же принял, сумев изобразить на лице нечто вроде восхищения. Даром была девушка, предназначенная для гарема. Северянка была светловолоса и белокожа, весьма красива и достойна фараона. Претензий к новой наложнице царь Та-шемау* не имел… если бы она не была сестрой этого самого посла.
Фараон смотрел на розовую макушку с чёрными прожилками, вдруг возжелав проникнуть в мысли наложницы. Действительно ли ей доставляет удовольствие так унижаться? Или для неё это вовсе не унижение? Каково это вообще – быть шлюхой высокого ранга, хоть и принадлежащей только одному мужчине?
- Ты ненавидишь меня, Сакура? – вдруг негромко спросил он девушку, когда та завязывала небольшой бантик у него под правым коленом.
- Почему повелитель спрашивает о чувствах недостойной? – даже не помедлив, ответила наложница. – Повелителю она чем-то не угодила?
- Я задал вопрос. Подумай перед тем, как ответить. Я не убью тебя за честность.
Сакура честно молчала некоторое время. Саске не знал, думала ли она на самом деле, или просто выжидала, делая вид, что исполняет приказ – лицо её было склонено, она смотрела куда-то в пол. Тонкие пальцы теребили только что заплетённый бантик. Юноша подцепил наложницу за ошейник, который носили все без исключения рабы, и заставил смотреть себе в глаза, когда молчание слишком уж затянулось. Саске редко смотрел в лица рабов, даже обитательниц своего сераля он опознавал главным образом по более богатым ошейникам, а не по чертам миловидных мордашек. Впрочем, Сакура выбивалась из числа этих рабов – в последние года три (или четыре?) она так старалась сделать себя незаменимой, что Саске волей-неволей начал узнавать её среди стайки девушек. Сам фараон посещал женские будуары редко – благо, зов плоти мучил далеко не так часто, как половину его офицеров.
- Итак?
Его фаворитка не была ослепительно красивой, скорее её можно было назвать симпатичной. Глаза большие и зелёные, как огранённые изумруды, лоб чистый и высокий. Ямочки на щеках были просто очаровательными. Зато рот был чуточку чересчур мал, и губы не могли похвастаться полнотой. Сейчас этот маленький ротик сжался в тонкую линию.
- Недостойная любит повелителя. Всем сердцем и всей душой.
- За что ты меня любишь, кошечка? – Сакура вздрогнула. Саске прекрасно понял, почему: это ласковое прозвище обычно предшествовало наказанию за провинность. Очевидно, девушка попыталась понять, что она сделала не так – глаза её обречённо забегали.
- Повелитель… добр к недостойной. Недостойная довольна своей жизнью в серале. У неё там много подруг, и она не знает ни в чём нужды.
- А как же мужчина? Ведь ты – обыкновенная женщина, а любая женщина хочет счастья с мужчиной, которого она любит.
- Недостойная любит… - упрямо затараторила наложница.
- … не повелителя, - закончил Саске. Девчонка совсем напугана, и это ему не нравилось. Но лаской из неё правды не выбить – слишком рьяно в неё вбивали истины, которые должна была усвоить любая девушка в серале. Фараон, всё ещё удерживая Сакуру на весу, протянул вторую руку и невесомо коснулся выступающей линии ключиц. Фаворитка задрожала, как только-только начавшаяся обучаться искусству любви девственница.
- Ты ведь умная девочка и вряд ли бы выбрала для себя поприще подстилки, - комментировал Саске вслух. – Кто тебя заставил? Мать? Отец?
- Недостойная… сама… хотела.
- Этого хотела? – Юноша стиснул маленькую округлую грудь. – Чтобы тебя трогал совсем незнакомый тебе человек? Спал с тобой, а потом заставлял тебя пить отвары, помогающие избавиться от ребёнка? А если я скажу, что хочу тебя сейчас, ты подчинишься?
- Недостойная всегда к услугам повелителя. В любое время дня и ночи.
Саске отпустил ошейник и девушка села на шкуры, покашливая.
- Оденься. И чтоб я тебя до конца дня не видел.
Пара солдат из его личной охраны стояла навытяжку у входа в шатёр. Когда Саске отодвинул тяжёлую ткань, солдат справа чуть не поперхнулся водой, которую лениво потягивал из фляжки. Ёмкость мгновенно оказалась на песке, вокруг заскорузлого горлышка начало стремительно образовываться пятно. Фараон едва не хмыкнул, с трудом сохранив безмятежное выражение лица; только глаза проследили траекторию падения фляжки.
«Хм… Да это же не вода. Далеко не вода»
Солдат вытянулся в струнку, когда царственный юноша посмотрел на своего охранника в упор. Пальцы на древке копья едва заметно сжались. Он нервничал.
- Как тебя зовут?
- Джуго, повелитель.
- Где твой командир?
- Командир Суйгетсу обходит лагерь, повелитель.
- Это его обязанность, - медленно проговорил Саске. – А какова твоя обязанность, воин?
- Защищать своего повелителя, фараона, властителя Та-шемау, сына пламенного Ра! – отскандировал Джуго с поспешностью, показывающей, что он догадался, что Саске заметил его промах на посту. Теперь он изо всех сил старался вернуть расположение господина, пока не стало хуже. Фараон жесток не был, но иногда бывал резок… Лишь бы это был не такой случай.
А фараон был жутко недоволен прошедшей ночью, поэтому сегодня от него поблажек никто не дождётся:
- Когда командир вернётся, доложишь ему, чем ты занимаешься на посту. Позже я осведомлюсь у него об этом, поэтому не пытайся увильнуть. Ты меня понял?
- Слушаюсь, - выдохнул Джуго. Саске не понял, с облегчением или с разочарованием. Суйгетсу был прекрасным полководцем, хотя и несколько самоуверенным. В тонкостях человеческой души он разбирался слабо, да ему и не нужно это было. Он был преданным и обученным вести войну – большего юноша от него не требовал.
Лагерь только начинал просыпаться. Между шатрами и следами от вчерашних кострищ и всех кострищ до них бродили полусонные воины, которые жмурились даже на только-только наметившуюся светлую полоску на горизонте. Откуда-то из глубины лагеря слышались вопли походных поваров, которые уже принимались за работу. Шатры тонули в начинавшем клубиться паре, как грибы в тумане. Последние несколько дней почти беспрерывно шли дожди – Саске терпеть не мог здешний климат и временами с тоской подумывал о каменистых плато и суховатой погоде Та-шемау. Он почти несколько месяцев не видел своей земли. Фараон с удивлением понял, что даже воспоминания о зале, где он принимал просителей и который ненавидел всей душой, вдруг стали казаться ему до сердечной рези родными. Ему на миг показалось, что он слышит змеиный шёпот своего советника над левым ухом – он даже малодушно обернулся, уверяясь, что эта старая гадюка не стоит за спиной.
Но утренняя свежесть ему определённо нравилась. Если б он мог, то объединил бы климат своих владений с климатом Та-меху*, но в его силах была только попытка объединить лишь территорию и народ. Будь он хоть трижды сын Солнца, совершить невозможное не удастся. Он был и останется сыном фараона Фугаку, и никем более. Пусть хоть все жрецы и жрицы уверяют его в обратном, Саске не поверит.
Немногие воины, встретившиеся ему на пути, приостанавливались и кланялись ему, показывая свои чёрные макушки. Юноша кивал в ответ, на секунду пытался вспомнить, как зовут отдавшего ему честь воина, и тут же забывал о нём, двигаясь дальше. Фараон прищурился и приложил узкую ладонь ко лбу: за границей лагеря купались в тумане каменные крепостные стены Мемфиса*. Жемчужина Та-меху, блистательная столица… Сдайся уже мне, наконец.
Очередная макушка, склонившаяся перед ним, оказалась белой.
- Мой повелитель без охраны? – Суйгетсу встал на одно колено и положил рядом с собой свой хопеш*. – Позволь мне сопровождать тебя.
- Позволяю. Встань.
«Я подаю воинам дурной пример, да, Орочимару?» - подумал с некоторым удовлетворением Саске, глядя на выбеленные спутавшиеся волосы своего офицера. Фараон ненавидел неестественность, поэтому многие из приближённых к нему расстались со своими горячо любимыми париками, видя, что сам повелитель не утруждает себя их ношением. Многие советники с неодобрением косились на гордо торчащие вверх вихры правителя-юнца, но противиться его решению не осмелились. Хотя неожиданность им также поощрялась, чем умело пользовалась та же Сакура, покрасившись в кричащий розовый.
Суйгетсу не стал издеваться над своей внешностью. Его сивый загривок всего лишь выгорел на солнце до белизны, пока он гонял по плато новобранцев.
- Ты не вооружён, повелитель. Это опасно.
«Ты хотел сказать «безрассудно»
Но кто в здравом уме будет обвинять в безрассудности фараона?
- Зато вооружён ты, - спокойно ответил Саске, умолчав о том, что под туникой у него спрятан кинжал. От стрелы в спину, конечно, не спасёт, но при случае опытный воин вполне сможет защититься, а если нет – то дорого продать свою жизнь. Египтяне не любили тяжёлых доспехов, предпочитая плотную кожу, а не железные кольца, а потому даже самый обыкновенный нож мог оказаться убийственным.
Фараон негромко свистнул, подзывая промелькнувшую мимо тень. Тень тут же оформилась и оказалась мальчишкой. Ничего необычного – коленки ободраны, глазки бегают, одет в одну набедренную повязку, цвет кожи соперничает с необожжённой глиной. Универсальное средство «принеси-подай» для воинов высшего ранга.
- Чего? – хмуро отозвался мальчишка, почёсывая грязную щёку. Ну конечно – разве обычный мальчишка мог знать, что его подозвал сам фараон? Он наверняка видел его только во время торжеств, разодетого в шелка, да и то только тогда, когда царская колесница проезжала мимо его глинобитного домика (если этот домик у него вообще был, в чём Саске имел все основания сомневаться).
- Беги к царскому шатру и скажи, чтобы через несколько минут приготовили двух коней для фараона и командира царской стражи.
- Так просто мне не поверят. Ещё по шее надают, - заныл мальчишка. Чёрные угольки глаз хитро заблестели. Суйгетсу рядом напрягся:
- Повелитель, этот паршивец никуда не пойдёт, пока не получит платы.
- Платы? – Саске искренне веселился, глядя на начинающего закипать офицера.
- Повелитель? – Мальчик на побегушках аж шаг назад сделал. Угольки стали даже не углями – углищами.
«А соображает он быстро. Смышлёный»
- Найди у моего шатра парня по имени Джуго. Знаешь такого? – «Да даже если бы не знал, мгновенно бы побежал искать» - Умница. Вот ему и передай. Если будет шевелиться – прощу ему его проступок. Вот, - кругляшок монеты сверкнул в лучах восходящего солнца и тут же оказался за щекой у сорванца, - тебе за труды. Ничего не перепутаешь и выполнишь – дам ещё две.
Когда пятки перестали мелькать вдали, Суйгетсу со вздохом убрал руку с рукояти своего чудовища-хопеша. Потом он неожиданно оскалился:
- Жалеешь ты этих поганцев, повелитель. Впрочем, я и сам таким был, когда попался на глаза твоему сиятельному отцу.
Саске пожал плечами.
- Мальчишки ведь. Отсутствие мозгов позволяет им рассчитывать на снисхождение.
- Повелитель, позволь задать вопрос. – Офицер заткнул оружие за широкий кожаный пояс и последовал за фараоном, почтительно отставая на шаг.
- Ну?
- Ты упомянул Джуго. В чём провинился один из моих оболтусов?
- Тебе стоит следить за тем, что пьют твои воины, находясь на посту.
- Пьют? – Саске не оборачивался на него, но понял, что Суйгетсу снова начинает закипать. – Да я с него шкуру спущу! Повелитель, как только мы окажемся на месте, я немедленно отошлю его.
- И кого поставишь на его место? – поинтересовался фараон, не сбавляя шага. Его шатёр превышал солдатские по размеру раза в три, поэтому найти его не составляло труда. – Нет уж, Суйгетсу. Я доверяю твоим навыкам, но предпочту, чтобы сейчас ты послушал меня. Можешь дать ему внеплановую отставку только в том случае, если он не признается тебе в своём промахе сам.
- Как прикажешь, повелитель, - вздохнул офицер. Надо отдать ему должное – он и словом не обмолвился, что знает о проступке своего подчинённого, когда Джуго встретил их у шатра, придерживая за уздцы двух осёдланных коней. В проёме шатра стояла Сакура, жмурившаяся на поднимающееся на горизонте солнце. За то время, пока Саске отсутствовал, она успела привести себя в относительный порядок – умылась и оделась. Накраситься в теперешних условиях было невозможно, а потому прилипчивая наложница, возможно, впервые за долгие годы сияла не наведённой, а исключительно своей красотой. Лёгкая туника нежного персикового цвета подчёркивала линии фигуры, а вырез, сборящийся у шеи складками, скрывал тот факт, что её грудь откровенно не блещет размером. Мальчишка копошился тут же, пялясь на девушку во все глаза так, будто никогда не видел особ женского пола. Саске махнул рукой, подзывая сорванца к себе, и щелчком подбросил вверх две монетки. Юный посыльный схватил их на лету, как хорошо дрессированная собачка, коротко поклонился и шмыгнул за шатёр.
Фараон принял поводья из рук Джуго с совершенно невинным видом, краем глаза заметив, как недовольно поморщился Суйгетсу на Сакуру.
«Чем это она ему не угодила? Он с ней вообще знаком, интересно?»
Впрочем, и Сакура, и Суйгетсу вылетели у него из головы в следующий же миг, когда он вскочил на коня. Животное загарцевало, ощутив на своём лоснящемся корпусе тяжесть всадника, а потом успокоилось. Чёрный мерин, чёрный, как грех. Саске души не чаял в таких, и все в войске об этом знали.
«Мало объезженный. Это и не удивительно» Лошадей в войске было не так-то много – и по большей части их готовили к бегу исключительно в повозках. И самих повозок было мало, так как по пескам на них особо не поездишь, мигом увязнут колёса, да и коням будет трудно пробиваться через барханы. Только песчаные плато, иссушенные и растрескавшиеся от жары, годились для манёвров с конницей.
«Красавец. Надо будет тебя себе забрать. Какое же имя тебе дать… Джибэйд*? Да, пожалуй, лучший вариант »
- Командир Суйгетсу! – Предвкушение лёгкой дымкой уже затуманивало здравый смысл. – Предлагаю последовать за мной к берегу Нила.
- За тобой? – Офицер уже хлестнул по крупу своего серого в яблоках и с восторженным кличем понёсся между шатров. – Я согласен скакать только перед тобой, господин мой! – Эта реплика уже растворялась в воздухе, дышащем зноем, когда фараон, приняв вызов, тоже щёлкнул хлыстом.
Великая река Египта, кормилица, почитающаяся народом едва ли не так же, как божественный пантеон, влекла свои воды прямо за лагерем. Ещё несколько миль вниз по течению – и мутноватый поток разветвится на множество мелких, образующих дельту с десятком рукавов. Дельта была самой плодородной территорией Та-меху, и захватить столицу значило захватить несчётные запасы папируса, фруктовых деревьев и ломящихся от зерна амбаров. Саске дико устал, пытаясь отвоевать эти земли, но осталось всего ничего до полной победы. Мемфис был осаждён почти полгода, а Нил уже давно и не думал разливаться. С одной стороны, его войско сильно рисковало, заняв такое положение, ведь если они не успеют сняться с места до очередного разлива, то их просто-напросто затопит. С другой стороны, так город возможно было держать в продовольственных клещах.
«Быстрее же» - мысленно прорычал фараон непонятно кому: то ли Мемфису, гордо не желавшему сдаваться, то ли своему адскому коню, который при всей своей прыти так и не мог догнать лошадку Суйгетсу.
Офицер с победным воплем плюхнулся в реку, подняв фонтан брызг. Джибэйд вломился в воду парой секунд позже, обдав своего наездника мутной водой, и негромко заржал, красуясь перед серой кобылкой. Саске ласково хлопнул скакуна по вспотевшей угольно-чёрной шее, с удовольствием чувствуя, как перекатываются под ладонью сталью натянутые мышцы.
- Дамский угодник нашёлся, - фыркнул он, спрыгивая прямо в воду, стараясь не выдать своей досады перед Суйгетсу. Фараон терпеть не мог проигрывать даже достойному противнику, но не показывать же своё недовольство подчинённому! Юноша поспешно задавил внутри неприятное чувство и против воли растянул губы в одобрительной улыбке. – Похоже, я начинаю стареть.
Офицер отсалютовал своим хопешем, радостно осклабившись: улыбочка у него была угрожающая, даже если он был настроен абсолютно дружелюбно. Когда он только-только попал в отряд личной охраны и ещё не был его предводителем, то в знак своей радости подточил передние зубы, придав им форму клыков, и с тех пор неподготовленного его ухмылка повергала по меньшей мере в шок.
Саске парой движений сбросил намокшую от воды тунику, оставшись только в сандалиях, и окунулся по самую макушку в пахнущую влажным илом прохладу. Тёмно-зелёные растительные комочки налипали на разгорячённое скачкой тело. Небольшой кинжал, висящий на простом кожаном шнурке у него на шее, казалось, потяжелел, ножны размокли. Фараон с плеском вынырнул, едва подавив детское желание завизжать от восторга: умывание умыванием, но его чистоплотность просто вопила от ужаса на протяжении всего перехода через пустыню. Воды Нила не назовёшь особенно чистыми, но за неимением других они казались просто божественным даром.
- Скажи, Суйгетсу, почему тебе не нравится Сакура? – спросил он по-прежнему восседающего на лошади офицера. – Я видел, как тебя аж перекосило от её вида.
- Дело не в её внешности, повелитель. Просто женщина в войске, где даже поварих нет… в общем, чисто мужская компания… Ты же знаешь, как тяжело контролировать целый батальон озверевших от безделья воинов.
- Да она просто как красная тряпка для быка, - хмыкнул Саске, сам не раз подумывавший о том, чтобы отослать наложницу назад. Суйгетсу заговорил увереннее, видя, что повелитель его не пресекает:
- К тому же она наложница, господин. Судя по слухам, весьма обученная.
Фараон уже ухмылялся во весь рот.
«Это кто же такие слухи распускает, не я же?»
- В общем, моих воинов она более чем смущает. Я не столько беспокоюсь за их состояние, сколько за то, что принадлежит тебе.
«А ведь ты не лжёшь, Суйгетсу. Ты действительно беспокоишься за меня. Интересно, чем я заслужил твою верность, да и заслужил ли её вообще?»
- Не беспокойся, командир. – Саске выбрался на берег и подставил спину солнечным лучам. Тепло приятно покалывало влажную кожу. – Даже если кто-то из твоей братии изнасилует эту девчонку, я плакать не буду. Она прекрасно знала, на что шла, когда увивалась за мной почти неделю с просьбой взять её с собой в поход. Поэтому если вдруг кто-то из твоих парней всё же не сдержится, то получит максимум пару плетей. Твои воспитанники – прекрасные воины, поэтому глупо было бы пускать их в расход из-за одной строптивой и упрямой девчонки. Женщин много, Суйгетсу, а вот число мужчин, способных виртуозно владеть копьём, исчисляется едва ли не сотнями.
Офицер склонил голову в жесте покорности. Если он и удивился безжалостности Саске по отношению к собственным наложницам, то не подал вида. За это юноша его тоже ценил.
- Как только я обсохну, двинемся назад. – Макушку уже ощутимо припекало. – Поднимем войско.
- Ты же хотел подождать, - опешил Суйгетсу.
- Теперь не хочу. Надоело вариться изо дня в день в собственном соку, а ночью ворочаться без сна, пытаясь вспомнить, не упустил ли чего.
Насчёт сна фараон, конечно, слукавил. Засыпал он всегда через пару минут после того, как голова касалась подушки, но мог с такой же быстротой проснуться. Даже кошмар, который повторялся вот уже пару лун почти каждую ночь, не мешал ему восстанавливать силы. Кстати о кошмаре…
- Тебе часто снятся сны, Суйгетсу? – поинтересовался Саске, натянув тунику снова и вскочив на Джибэйда. К лагерю они направились неторопливой рысью. Песчаная пыль била из-под копыт, покрывая следы. Офицер примолк, задумавшись:
- Не так уж и часто, повелитель. А если и снятся, то я их не запоминаю. У меня есть дела поважнее, чем разгадывание видений. Это дело жрецов, а не воинов.
- Жрецов, говоришь? – протянул фараон.
«Что ж, придётся мне навестить тебя, братишка. Хоть я совсем этого не хочу и встрече буду не рад. Тебе комфортнее с твоими кошками, чем со мной, да и я лучше себя чувствую в компании воинов, чем духов и богов»
Мемфис высился по левую руку, как символ всех в мире обороняющихся. Каменные стены в мареве нарастающей жары словно плыли, подёрнутые мутно колышущейся дымкой. У Саске было отвратительное зрение (вытянутая рука и то расплывалась перед взором), но он инстинктом воина чувствовал, как по крепостным стенам столицы Та-меху копошатся вражеские воины. Вот, например, только что мелькнувший блик – не отблеск ли солнца от щита какого-нибудь защитника?
Интересно, а как выглядит их фараон? Царственный юноша не знал даже его имени, не то что внешность. До тринадцати лет он рос тепличным растением, под рукой всегда, чуть что, была куча разодетых во всевозможные шелка служанок и рабынь, готовых принести своему маленькому повелителю игрушку или фрукт. Детство Саске состояло из сотни мягких женских рук, неизменно аккуратных, и такой же сотни неискренних улыбок. При такой удушающей заботе неудивительно, что до определённого возраста мальчик не видел над головой ничего, кроме расписного потолка дворца. Общался он главным образом со старшим братом, который всегда был загружен делами, в отличие от него самого, да с матерью… Мама, милая мамочка, как же тебя не хватает порой… Фараон сглотнул вдруг возникший в горле горький комок.
А властитель Та-меху – какой он? Бремя власти свалилось на него так же внезапно, как и на самого Саске? Или мальчик с детства знал, что когда-нибудь перед ним все будут отвешивать поклоны, а ему самому – всё прощаться?
Фараон скрипнул зубами, подавляя приступ ненависти к этому неизвестному правителю. Да что с ним сегодня такое? Откуда эта неясная злость у него, обычно такого спокойного и величественного как Сфинкс?
«Я просто не хочу видеть брата. До смерти не хочу, потому и злюсь. Ох, как же я тебя ненавижу! Если бы не ты, меня бы здесь не было»
- Мне будет позволено узнать, почему повелитель спросил меня о таких вещах? – осторожно спросил Суйгетсу, но поток откровенности у Саске на сегодня определённо иссяк.
- Нет, не позволено, - отрезал фараон, но потом добавил уже мягче: - Это уже исключительно моё дело.
Копыта Джибэйда ступали неслышно по тягучему песку. Офицер склонил голову в прощании и со всей возможной быстротой поскакал вглубь лагеря: поднимать воинов. Если всё сложится удачно, ещё до зенита Ра город будет лежать у их ног.
«Моё и богов, - думал юноша, со вздохом кивая на поклоны воинов. – Действительно, пора навестить храм. Как только Мемфис будет взят, отправлюсь в обитель. Надо же узнать, почему ко мне в сны зачастил сам Сет»
Та-шемау* – «Земля тростника», Верхний Египет.
Та-меху* – «Земля папируса», Нижний Египет.
Мемфис* – столица Нижнего Египта.
Хопеш* - разновидность холодного оружия, применявшаяся в Древнем Египте. Имеет внешнее сходство с ятаганом. Состоял из серпа (полукруглого лезвия) и рукояти.
Джибэйд* (древнеегип.) - связанный с королевской семьей.
Фанфик добавлен 05.09.2012 |
4405
Авторизируйтесь, чтобы добавить комментарий!