Фан НарутоФанфики ← Хентай/Яой/Юри

Смех богов. 20 глава


Глава 20
Когда дверь за твоим братом захлопывается, мы еще некоторое время стоим неподвижно. Точнее я стою, а ты сидишь передо мной на стуле, прижавшись щекой к моему животу и закрыв глаза. Ты выглядишь настолько умиротворенно, что я едва сдерживаю порыв погладить тебя по волосам или почесать за ухом. Идиллию нарушает громкий зевок, вырвавшийся у меня совершенно случайно. И тут же, словно очнувшись от забытья, ты поднимаешь голову с недовольным видом, типа «Умеешь же ты испортить романтическое настроение, Учиха!». «Тысяча извинений, Сенджу»,- мысленно посылаю тебе. Твой взгляд, наконец, смягчается и, сжалившись надо мной (прости, но я жутко хочу спать), ты поднимаешься на ноги. Большая стрелка на настенных часах уже перевалила за отметку «3» и неумолимо приближается к четверке, но до рассвета еще есть время, и я лелею надежду провести эти последние несколько часов в стране Морфея. Выходя из кухни, я бросаю взгляд на твое лицо, отмечая сосредоточенный вид и небольшую складку между бровей. Ты напряженно о чем-то размышляешь, и мне даже не нужно быть телепатом, чтобы догадаться, о чем. Ночной визит твоего неугомонного братца не так-то легко выкинуть из головы, хотя особой причины беспокоится, поэтому поводу я не вижу.
- За что ты его так ненавидишь?- спрашиваешь ты, пока мы поднимаемся по лестнице. Это, видимо, логическое продолжение твоих мыслей, но уточнять, о ком идет речь, все равно не требуется.
- Ненависть?- улыбаюсь уголками губ.- Вовсе нет.… Наоборот, сегодня я оказал ему услугу.
Ты вопросительно приподнимаешь бровь.
- Иногда очень сложно понять, чего же мы хотим на самом деле. Это незнание делает нас слабыми и заставляет совершать ошибки. Поэтому важно, вовремя разобраться в себе, чтобы не натворить глупостей,- тоном умудренного жизнью старца поясняю я (для полноты эффекта не хватает только поднять вверх указательный палец), но на твоем лице явственно читается: «Расскажи это кому-нибудь другому, Учиха, я слишком хорошо тебя знаю!», на что я лишь фыркаю и продолжаю уже обычным голосом:
– Знаешь, я бы не отказался, если бы кто-то объяснил мне это, когда я был в его возрасте.
- Он вряд ли понял, что ты хотел до него донести,- тяжело вздохнув, отвечаешь ты.- Тем более, твои методы…
Твоя гримаса ясно выражает все, что ты думаешь по поводу недавнего спектакля на кухне. Ну, может, я немного перегнул палку, но это было чертовски весело (хотя шея все еще побаливает).
- Но все-таки, почему именно он?- видимо, поняв, что раскаяния от меня не дождешься, спрашиваешь ты.
Мы заходим в спальню, и я сразу растягиваюсь на кровати, с сожалением отмечая, что она совсем остыла, а ты останавливаешься у стола, зажигая небольшую свечу.
- Твой мальчишка очень забавный, я бы даже сказал «непредсказуемый», никогда не знаешь, что он выкинет в следующий момент,- и через пару секунд совсем тихо добавляю:- Так не похож…
Я тут же замолкаю, но моя случайная оговорка не остается незамеченной.
- На кого?- мгновенно настораживаешься ты.
- Не знаю…- я сажусь, опираясь на руки, и смотрю прямо перед собой.- Может, на тебя, а может… на моего собственного младшего брата.
Я кожей чувствую твое любопытство, и не удивительно, ведь я впервые заговорил с тобой об этом. Обхватив руками колени и положив на них подбородок, я жду. Жду вопроса, который ты непременно сейчас задашь. Бесшумно присев на край кровати, ты изучаешь мое лицо напряженным взглядом.
- Мадара,- голос тих и осторожен, словно боишься спугнуть особое настроение, витающее в воздухе,- расскажи мне… о своем брате.
Я молчу, и пару минут в комнате царит тишина. Не дождавшись ответа, ты продолжаешь:
- До меня доходили разные слухи: что он погиб на войне, что бесследно исчез… что ты сам убил его, желая заполучить некую силу. Но я хочу знать, что произошло на самом деле.
Выжидающе смотришь на меня, пытаясь предугадать реакцию. Когда молчание затягивается, и я вижу, что еще секунда - и ты отступишь, извинишься за свое любопытство, и больше не будешь расспрашивать об этом, то все-таки отвечаю:
- В каждом слухе есть доля правды, но…,- я поднимаю голову, и пламя свечи отражается в моих глазах,- в этой истории нет ничего приятного, действительно ли ты хочешь ее знать?
Со стороны это похоже на сделку с демоном: оставишь все как есть и продолжишь жить спокойной жизнью, или примешь это запретное знание, но навсегда потеряешь покой? Что выберешь, Сенджу? Впрочем, в твоем взгляде нет ни капли сомнения (ты уже все решил, да?). Как и следовало ожидать от Хокаге Конохи. Нет, как и следовало ожидать от Сенджу Хаширамы.
- Хочу… какой бы она не была.
Бросаю мимолетный взгляд в окно: там абсолютно темно, даже звезд не видно. Видимо, этой ночью Лунный Бог оставил небесный пост и не присматривает за своими детьми. Идеальное время, чтобы открыть жуткую тайну… ну или рассказать какую-нибудь страшилку. Иронично улыбаюсь собственным мыслям: в этой истории сполна и того, и другого. Но если ты так хочешь знать, я расскажу тебе, Сенджу. Расскажу то, что никогда и никому не рассказывал. А если после этого твое отношение ко мне изменится… что ж, пусть будет так. Видимо, поспать остаток ночи мне не суждено.
Мои мысли путаются, не желая выстраиваться в связные цепочки, и я совершенно не знаю, с чего начать. Впервые за долгое время я не гоню прочь нахлынувшие воспоминания.
- Наши родители погибли на войне, когда мне было десять, и младший братик Кайдэ остался единственным родным для меня человеком. С тех пор я всегда заботился о нем, защищал его, хоть выжить двум детям в военное время было довольно не просто. Однако уже тогда я хотел стать шиноби, поэтому усердно тренировался каждый день. Кайдэ тоже не отставал, хоть он и был младше на два года, но по силе почти не уступал мне. Нам обоим удалось овладеть Шаринганом, и к моим семнадцати годам, мы стали одними из сильнейших шиноби клана Учиха. В ту осень как раз умер предыдущий глава клана, и ни у кого не оставалось сомнений, что его пост займет один из нас. В то время Учихи были втянуты в самую кровопролитную войну в нашей истории, и клану как никогда был нужен сильный лидер, способный сплотить людей и привести их к победе.
Которую неделю шли изматывающие бои, мы теряли людей и вынуждены были отступать, и тогда один из шиноби-разведчиков доложил, что нашел обходной путь через лес, по которому можно незаметно пробраться прямо в тыл вражеской армии. Я решил не упускать такой шанс и, собрав небольшой отряд, двинулся в путь. Кайдэ я оставил в лагере, хоть он и просил взять его с собой. Но…- мои руки непроизвольно сжимаются в кулаки, стоит мне вспомнить об этом,- тот человек оказался предателем, и мой отряд попал прямо во вражескую ловушку. Нас окружили со всех сторон, да и численное преимущество тоже было на их стороне, но я не собирался сдаваться так просто. Я обрел Мангекьё Шаринган всего несколько дней назад и еще не успел как следует овладеть им. Но на поле битвы выбирать не приходилось, и, чтобы, если не победить, то хотя бы спасти своих людей, я использовал запретные техники, не думая о последствиях. Битва была по-настоящему кровавой, но чем она завершилась – не знаю, я потерял сознание от жуткой боли в глазах. Одно я запомнил хорошо - поляну, устланную растерзанными телами. Однако, как оказалось, самое неприятное произошло потом…
Я замолкаю, переводя дыхание, и прикрываю глаза, мысленно переносясь в тот день - один из трех самых жутких дней в моей жизни.
***
Я прихожу в себя не сразу, постепенно выныриваю из тяжелого забытья. Все тело пронзает острая боль, и это лучшее доказательство того, что я еще жив. Пару минут прислушиваюсь к своим ощущениям, пытаясь понять, что со мной, и где я нахожусь. Вокруг тихо, лишь издалека доносятся негромкие людские голоса. Попытка прислушаться успеха не приносит: от малейшего усилия в голове словно разрывается маленькая бомба. Однако от футона, на котором я лежу, неуловимо пахнет чем-то приятным и очень знакомым. Мята… ромашка… чабрец…- такой настой от бессонницы делает для меня мой брат, а это значит, что я дома, в своей комнате, и это открытие не может меня не радовать. Я с трудом приоткрываю тяжелые веки, но перед глазами по-прежнему лишь темнота. Ночь? Нет, ни одна ночь не может быть настолько темной, чтоб я не смог разглядеть даже собственных рук. А значит.… С трудом пошевелившись, я дотрагиваюсь до своего лица, под пальцами тут же ощущая плотную ткань. В душу закрадывается какое-то нехорошее предчувствие, но я аккуратно снимаю повязку и, помедлив пару секунд, все же открываю глаза.… И снова вижу лишь темноту! Эта чернильная тьма клубится, как живая, и окутывает меня со всех сторон. Кажется, она затягивает меня вглубь, и я падаю в пустоту, безуспешно пытаясь уцепиться за что-нибудь. Но руки не находят опоры, а по ушам, едва не разрывая барабанные перепонки, ударяет чей-то громкий крик, полный ужаса и отчаяния. В черной бездне время останавливается, и, кажется, эта пытка длится целую вечность. Не могу больше этого выносить, еще секунда и я сойду с ума!
- Нии-сан! Нии-сан!- взволнованный голос вырывает меня из пучины безумия, и я чувствую, как чьи-то руки трясут меня за плечи.- Успокойся! Прошу тебя, Нии-сан!
Резко замираю, понимая, что падение прекратилось, и я по-прежнему сижу на футоне, а крик, терзавший мои уши еще мгновение назад, был моим собственным. Вот только темнота перед глазами никуда не делась. Тяжело вздыхаю, приводя мысли в порядок: похоже, тот бой мы все-таки выиграли, но цена за использование Мангекьё оказалась слишком высока.
Рядом слышится удивленный выдох, и чье-то дыхание шевелит мои волосы.
- Это ты, Кайдэ?- тихо спрашиваю, уловив исходящий от него знакомый цветочный аромат.
Руки, обнимающие меня за плечи, вздрагивают.
- Нии-сан,- горький шепот совсем близко,- неужели ты…
Окончание фразы заглушают всхлипы, но брат только сильнее прижимает меня к себе, и я чувствую, как капают на мое лицо его слезы.
- Не может быть…
Да, Кайдэ, я тоже не могу в это поверить.
***
- Так значит, ты…- ты замолкаешь на полуслове и ошарашено смотришь на меня.
Да, Сенджу, ты все правильно понял.
- Я ослеп,- в моем голосе нет никаких эмоций, это лишь сухая констатация факта.
Ты молчишь, явно не зная, что на такое ответить. Еще бы, зрячему человеку никогда не понять, что я испытал в тот момент, не понять, почему даже спустя столько лет это остается для меня одним из самых страшных ночных кошмаров.
- И сколько это продолжалось?- наконец, выдавливаешь ты, и я вижу, с каким трудом тебе дается каждое слово.
- Почти месяц…
***
Шел двадцать восьмой день моего пребывания во тьме. Да и то, «днями» это можно было назвать чисто условно, ведь я больше не видел солнечного света, и определить время суток удавалось с большим трудом. Только сейчас я понял, насколько сильно полагался на зрение. Это стало для меня неприятным открытием, так как я знал, что теперь остаток жизни мне придется провести без него. Странно было исследовать заново свою комнату и едва узнавать на ощупь предметы, которыми раньше, не задумываясь, пользовался каждый день. Приятная мягкость хлопкового кимоно и маленькая трещинка на любимой кружке – все эти мелочи стали теперь неотъемлемой частью моего нового мира.
Кайдэ приходил ко мне каждый день, принося еду и свежие новости. Все остальные члены клана считали, что мне просто нездоровиться, и лишь он один знал истинную причину моего отсутствия. И это именно он настаивал на том, чтобы скрывать ото всех правду о моем состоянии, хотя я сам уже давно не видел в этом смысла. Клану Учиха не нужно то, что от меня осталось, и теперь моему младшему брату просто следовало взять все дела в свои руки. Но стоило мне об этом заговорить, как он тут же перебивал и с непоколебимым упорством доказывал мне, что «еще не поздно», и он обязательно «найдет способ». Упрямый младший братик, слишком наивный и слишком добрый… В итоге я просто уставал с ним спорить, позволяя делать так, как он сочтем нужным. А время шло, и эта чертова война никак не заканчивалась. Последние несколько сражений мы проиграли, и теперь нужно было срочно что-то предпринять, пока нас совсем не оттеснили. Кайдэ приходил ко мне за советом по малейшему поводу, но в теперешнем положении я не многим мог помочь.

Я уже собираюсь лечь спать, когда вдруг слышу за дверью знакомые шаги: сегодня он что-то припозднился. Кайдэ входит в комнату и от него сильнее обычного веет холодом и сыростью. Даже не видя его лица, я могу с уверенностью сказать, что он очень измотан и едва стоит на ногах от усталости. Только что с поля боя, да? Ему бы сейчас отдохнуть хорошенько, а не со мной сидеть. Впрочем, говорить это все равно бесполезно. Он скидывает на пол промокший плащ (дождь, не переставая, идет уже третьи сутки) и присаживается на футон рядом со мной. Мне не нужно ничего спрашивать, за это время я научился распознавать его настроение без слов.
- Нии-сан,- произносит он через пару минут молчания, и я явственно слышу нотки отчаяния в его голосе. Неужели все настолько плохо?
- Нии-сан,- вновь повторяет он, как будто само это слово дает ему силы. Я вдруг думаю о том, что он никогда не зовет меня по имени, а только так, словно каждый раз подчеркивает мое превосходство.
- Ну что там стряслось?- тихим голосом спрашиваю я, принимая сидячее положение. И тут же чувствую, как брат обнимает меня за плечи и одним отчаянным рывком прижимает к себе. Влажные пряди волос касаются моего лица и шеи, но я не отстраняюсь, лишь прислушиваюсь к тому, как учащенно бьется его сердце.
- Я устал,- шепчет он, подавив тяжелый вздох,- не могу больше смотреть, как они гибнут на моих глазах…
- Это война, Кайдэ.
А что еще я могу сказать? Все слова кажутся сейчас глупыми и неуместными. Я слишком хорошо его понимаю, потому что сам прошел через это.
- Они рассчитывают на тебя, поэтому ты должен стать главой Учиха и вести клан вперед.
- Нет!- он еще сильнее прижимает меня к себе.- Это твое место… только твое!
- Перестань,- я немного повышаю голос и уверенно отстраняюсь, упираясь ладонями ему в грудь.- Не отрицай очевидное – я больше не могу быть лидером. Мое зрение не вернуть.
Некоторое время он молчит (неужели не возражает? удивительно), а потом до моего слуха долетает его шепот:
- Неправда…
И уже громче:
- Неправда!
Я замираю, почти физически ощущая, как напряженно он всматривается в мое лицо.
- Есть один… способ, я читал в архиве…,- его голос дрожит и срывается.
Вот черт, раскопал-таки! А я думал, что хорошо спрятал те документы!
- Ни за что,- твердо отвечаю я, окончательно высвобождаясь из кольца его рук.
- Но, Нии-сан…
- Я СКАЗАЛ НЕТ!
А вот кричать, наверное, не следовало. Кайдэ замолкает, пораженный внезапной догадкой.
- Так ты знал…- неверяще восклицает он,- знал и молчал… все это время!?
Брат обижен и зол, и его глаза сейчас, наверняка, лихорадочно поблескивают. Я отворачиваюсь к нему спиной, но все равно чувствую между лопаток обжигающий взгляд.
- Посмотри на меня!- он за плечо разворачивает меня обратно, но вдруг отдергивает руку, сообразив, какую глупость только что ляпнул. Но через пару секунд сам подается вперед и вновь заключает меня в объятья.
- Прости,- его дыхание щекочет шею,- прости… пожалуйста, прости…
Я чувствую только невыносимую усталость. Да, Кайдэ, я знал, что есть возможность вернуть мне зрение. Знал еще задолго до того, как все это со мной случилось. Никакие медицинские техники здесь не помогут – это, правда, но один способ все же есть… совершенно чудовищный способ. Забрать глаза своего брата.… Чтобы самому увидеть свет, навсегда погрузить во тьму самого близкого человека. Только нашему сумасшедшему клану такое могло прийти в голову. Тогда я запрятал эти записи подальше, очень надеясь, что ни тебе, не мне не придется их читать. Но, видимо, Лунный Бог распорядился по-другому.
- Я знаю, что это единственный выход,- неожиданно твердо произносит Кайдэ и его голос больше не дрожит,- и я согласен.
«Зато я – нет!»- уже хочу произнести, но он перебивает:
- Выслушай меня, пожалуйста,- непривычно настойчив и серьезен, несколько секунд молчит, собираясь с мыслями,- я не подхожу на роль главы клана Учиха, и ты это прекрасно знаешь… Ты всегда заботился обо мне, всегда защищал, позволь и мне хоть раз сделать для тебя то же самое. Это все, чего я хочу. И если ради этого придется отдать тебе свои глаза, то я готов. Я сам принял такое решение.
Его речь звучит сбивчиво, но за каждым словом чувствуется железная решимость идти до конца. Когда же он успел так повзрослеть?
- Но если я это сделаю,- я вовсе не собираюсь сдаваться,- ты больше никогда не сможешь быть шиноби.
Мне показалось, или он действительно улыбается?
- Но я ведь все равно останусь твоим братом, не так ли?
Эээ… ну конечно! К чему такие странные вопросы? Я киваю, и он облегченно вздыхает, зарывшись носом в мои волосы.
- Это самое главное…- тихий шепот у моего уха,- а на остальное мне наплевать.
Я вздрагиваю, когда он теплыми пальцами касается моего лица, когда аккуратно снимает с глаз повязку. Потом берет мои озябшие руки, согревает горячим дыханием и уверенно кладет поверх собственных глаз.
И в кромешной тьме загораются лиловые искорки. Они скачут, словно танцуя неведомый танец, переливаются разными цветами, разгоняя темноту. И я кружусь вместе с ними в этом пестром хороводе, потеряв чувство пространства и времени.
К реальности меня возвращает резкая боль – глаза словно горят в огне, но сквозь бардовую пелену, застилающую взор, проступают очертания комнаты. И первое, что я вижу – собственные окровавленные руки и тело брата, корчащееся у моих ног.
С тех пор это еще один из моих ночных кошмаров.
Уже потом, обработав раны так и не пришедшего в сознание Кайдэ и уложив его на свой футон, я сижу рядом до утра, бездумно глядя на зарождающийся рассвет. Рассвет цвета крови… я ни до, ни после таких не видел.
***
- Я думаю, что ни за что не поступил бы так, если бы Кайдэ хоть в чем-то был не прав,- я смотрю в окно, не желая встречаться с тобой взглядом,- он в самом деле не смог бы быть главой Учиха: сильный, но слишком мягкий.… Наверное, он просто родился не в том клане. Однако в мире нет ничего, что оправдало бы мой поступок. Мне плевать на чужое мнение, но сам я никогда не перестану ненавидеть себя за то, что сделал.
Ты молчишь, и я искренне за это благодарен. Мне не нужно сочувствие или жалость, ни к чему пустые слова, я даже не прошу меня понять (ни за что не пожелал бы тебе испытать такое), я просто рассказываю, как все было. А как к этому относиться, решай сам, Сенджу.
***
Как все-таки удивительно устроена жизнь: ты можешь годами влачить спокойное существование, не обремененное лишними заботами - просто плыть по течению, вальяжно раскинув руки,- а потом вдруг в одночасье мир перевернется с ног на голову, обдав ледяной волной и заставив судорожно барахтаться в темной глубине. И тебе остается лишь надеяться, что ты действительно движешься к свету, а не опускаешься еще больше на дно.
Это довольно точное определение, что я чувствую после того, как снова обрел зрение. Мое тело восприняло глаза Кайдэ удивительно хорошо, и боль прекратилась уже на следующий день, словно так и должно было быть. Тошнотворная «правильность» этой ситуации просто выводит меня из себя.
Как только я смог нормально видеть и передвигаться по дому, не натыкаясь на всевозможные углы (сказалось длительное отсутствие движения), я тут же вернулся к работе. Разгребание кучи дел, накопившихся за время моего вынужденного отсутствия, немного отвлекало меня от тягостных раздумий, но заметного облегчения не приносило. Да и как тут расслабишься, когда точно знаешь, что в спальне прямо над моим кабинетом, на смятом футоне ворочается Кайдэ, страдающий от жуткой боли. Кайдэ, пожертвовавший ради меня своей силой, зрением и будущим… Иногда мне даже кажется, что сквозь шелест бумаги в моих руках и скрип пера, я отчетливо слышу его хриплое дыхание.
Однако через пару недель мне приходится спешно отбыть на фронт (поступающие от наших шиноби доклады волнуют меня все больше). Мое появление приносит в заскучавший военный лагерь настоящее оживление – ребята бросаются исполнять мои приказы едва ли не раньше, чем я успеваю их произнести, однако настоящее положение дел куда хуже, чем я думал. Война слишком затянулась, и маленькие пограничные стычки, на которые провоцирует нас враг, только усугубляют положение. Единственный выход, который я вижу, - это одна массированная атака, чтобы разом покончить с этим противостоянием.
Когда я возвращаюсь домой, то первым делом иду к Кайдэ. И, приоткрывая дверь в полутемную спальню, пытаюсь избавиться от мерзкого сосущего чувства в груди. Предчувствие чего-то нехорошего..?
Шторы на окне плотно задернуты, и поначалу мне сложно что-то разглядеть, лишь лицо брата бледным пятном выделяется на фоне окружающего сумрака. Он лежит совершенно неподвижно, и лишь дыхание – слишком тихое и прерывистое для спящего человека – выдает, что Кайдэ все же бодрствует. Я присаживаюсь рядом и начинаю говорить: о том, что видел в поездке, о том, чем занимался все это время, о лагере, об армии, о знакомых, которых удалось повстречать – говорю все, что приходит в голову, только чтобы разогнать ту густую, болезненную тишину, царившую здесь во время моего отсутствия и все еще не желающую отступать. И Кайдэ постепенно оживает: чуть приподнимаются в удивлении черные брови, и тонкие губы растягиваются в слабом подобии улыбки. Однако, услышав о засаде, в которую мы попали по дороге обратно, он вздрагивает, и по лицу пробегает едва заметная тень.
- Ты не ранен?
Мое сердце болезненно сжимается: милый Кайдэ, даже в таком состоянии он не перестает обо мне волноваться.
- Я в порядке,- отвечаю, сжимая в своих ладонях его руку.- Мы победили. Скоро будет большое сражение, я собираюсь положить конец этой войне.
- Я рад,- и непонятно, к какой именно части моего ответа относятся его слова.
С некоторых пор его голос только такой – тихий и безжизненный, и мне приходится наклоняться к его лицу, чтобы расслышать.
Мои глаза постепенно привыкают к темноте, и я против воли отмечаю, насколько же изменился мой брат за то короткое время, что меня не было. И, к сожалению, не в лучшую сторону. Глупо, конечно, думать, что человек, полностью лишившийся глаз, может выглядеть здоровым и бодрым, однако мне кажется, что Кайдэ вовсе не выглядел так плохо, когда я видел его в последний раз. По крайней мере, не было этой смертельной бледности, когда кожа кажется почти прозрачной, не было ввалившихся щек и тонких, выпирающих ключиц, и того странного холода, что словно поселился где-то внутри, неизбежно распространяясь по всему телу, тоже… не было.
Безумно хочется открыть окно, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха в эту мрачную, словно застывшую во времени комнату, но, вопреки своему желанию, я не двигаюсь с места, лишь спрашиваю, почти не надеясь на ответ:
- Я могу что-нибудь для тебя сделать?
Я говорю это уже не в первый раз, но до этого он всегда лишь слегка улыбался и качал головой, а мне оставалось лишь скрежетать зубами от собственного бессилия.
- Да…- едва слышно отвечает он и пытается приподняться.
Я помогаю Кайдэ сесть, мельком удивляясь, насколько же он похудел. Кажется, одно неосторожное движение – и он рассыплется в моих руках.
- Есть кое-что… но ты должен пообещать мне, что сделаешь то, о чем я попрошу…
В любом другом случае моя природная недоверчивость не позволила бы мне согласиться, но это же Кайдэ, а его я просто не могу ни в чем подозревать, поэтому…
- Обещаю!
Он облегченно вздыхает и тонкими руками тянется ко мне, обнимает за шею и шепчет в самое ухо:
- Убей меня.
По моему телу словно пробегает электрический разряд, колени мгновенно слабеют, и если бы я не сидел на краю футона, то едва ли удержался бы на ногах.
- Что за глупости?.. Что ты такое говоришь?- голос предательски дрожит, а в груди пустота, словно кто-то сжимает невидимой рукой мое сердце.
Кайдэ улыбается, как-то грустно и понимающе.
- Я умираю, нии-сан… чакра покидает мое тело… каждый день… уже немного осталось… не хочу, чтобы моя смерть… была такой жалкой…
Он говорит с трудом, тяжело дыша, и сильнее сжимает руками ворот моего кимоно.
Нет, нет, нет, нет, нет! Прошу тебя, Кайдэ, все, что угодно, только не это!
- Я думал, что смогу выдержать… прости, что оказался таким слабым… мне снова нужна твоя помощь…
Не могу это слышать, не хочу в это верить… отрицаю очевидное…
- Но мы же хотели умереть на поле боя, под свист оружия, как и подобает настоящим шиноби,- отчаянно ищу выход, но лишь мечусь в лабиринте собственного бессилия.
Его губы трогает еще одна слабая улыбка:
- Это была не моя мечта… я всегда хотел… умереть от твоей руки… только так…
Ты жесток, Кайдэ…
- Нет! Я не могу!- последняя попытка прекратить это безумие.
- Я… пытался сам, но… не хватило духа,- он слегка поглаживает меня по плечу,- но ты сможешь… ты сильный… я знаю…
С суеверным страхом смотрю на вложенный в мою руку кунай, его лезвие холодно поблескивает в темноте. Ками-сама, пусть это окажется всего лишь очередным ночным кошмаром!
- Я всегда в первую очередь думал о других… позволь мне хоть раз побыть эгоистом…
Он кладет руки на кунай поверх моих и приставляет острие к своей груди. Чувствую, как спокойно и размеренно бьется его сердце. Ни боли, ни страха… безграничное доверие.
Как я могу обмануть его..? Как могу не выполнить последнюю просьбу..? Ведь пообещал… поклялся.… И приходится рвать на куски собственное сердце, чтобы надавить на холодную рукоять, ощущая, как погружается лезвие в живую плоть. И обнимать вздрогнувшее тело, так сильно, как только могу.
- Я… открою тебе секрет… теперь уже можно…,- и услышать булькающий шепот, и самому, как наяву почувствовать привкус крови во рту,- мне… наплевать на клан… все, что я делал до этого момента… я делал только для тебя… я… люблю тебя… Мадара… давно хотел это сказать…
Все слышать, но не понимать смысла, потерять себя в море отчаяния, с горьковатым привкусом безумия, и теперь словно наблюдать за всем со стороны. Подхватить обмякшее, начавшее заваливаться на бок тело… теперь уже просто тело. И ощущать, как течет по щекам солоноватая влага. Заворожено смотреть, как срываются вниз прозрачные капли, разбиваясь о бледное мертвое лицо… знакомое и родное, но чье..? Я что, плачу? Да и я ли это?
А потом сидеть у настежь раскрытого окна, позволяя дождю хлестать по щекам, словно смешивая свои слезы с моими. Ты ведь тоже скорбишь о нем, не так ли?
И до самого конца сжимать в руке клочок бумаги, найденный под футоном, с двумя неровными строчками, навсегда впечатавшимися в память: «Я пошел вперед, нии-сан. Но ты не торопись за мной…»

***
- Я умер той ночью. Тот я, которого все знали, перестал существовать.… А назавтра был бой. Бой, названный позже самым жестоким и кровавым за всю историю клана Учиха,- я закрываю лицо рукой и смотрю на тебя сквозь пальцы, даже не сдерживая хищную улыбку.- Я убил их всех, всех до единого…. И черное пламя Аматерасу еще несколько дней догорало на камнях. Не могу утверждать, что все нелепые слухи о нашем клане, пошедшие с тех пор, не имеют ничего общего с реальностью.
Я, наконец, успокаиваюсь и, опустив руку, закрываю глаза. Откидываюсь на подушки, чувствуя лишь безмерную усталость во все теле. Через пару минут тяжело вздыхаю и позволяю себе легкую улыбку.
- Теперь ты понимаешь, Сенджу…- горечь в голосе удивляет меня самого,- что никто не может ненавидеть меня сильнее, чем я сам.
И спустя, кажется, целую вечность, когда я уже и не рассчитываю услышать ответ, в комнате вдруг раздаются твои тихие слова:
- Судить себя… действительно, самое сложное.




Авторизируйтесь, чтобы добавить комментарий!