Вечность
Гаара уверенным толчком открыл железную, местами проржавевшую дверь, вслушиваясь в лязгающий звук и тягучий, бьющий по перепонкам скрип – смазать петли явно не помешает, а в нос тут же ударил приторный, тошнотворно-удушающий запах гнили - глаза заслезились, и липкий пот вязкой паутинкой обволок каждую пору. По позвоночнику прошла отрезвляющая дрожь: из глубины комнаты послышался очередной стон.
Парень усмехнулся: старик оказался живучим.
Оноки был любимой игрушкой Гаары – этот негодяй платился за все, через что пришлось пройти Но Собаку. Платился так, что сам Дьявол бы позавидовал находчивости и жестокости Гаары, попросив парочку уроков.
Парень, прикрыв глаза и облокотившись затылком на прохладную поверхность щербатой стены, в очередной раз успел спросить себя, с каких пор он сошел с ума. Возможно, с тех самых, когда Оноки отобрал его компанию, воспользовавшись слабостью и неопытностью юного директора, который совсем недавно получил в наследство бразды правления? Или с тех самых, как благодаря этому старику Гааре пришлось работать на трех работах, дабы оплатить лечение для больной опухолью жены? Или с тех, как в руки Но Собаку попал конверт, где приводились доказательства того, что именно Оноки был виновен в смерти его родителей… Причин было много, и, пожалуй, именно они разбудили в парне демона.
Запустив пятерню в волосы, Гаара вздохнул. Перед глазами была картина происходящего вчера: именно вчера Но Собаку сказали, что из-за того, что дорогостоящая операция по удалению опухоли не была сделана, Сакура в ближайшее время умрет; именно вчера парень был особенно жесток – он ухмылялся, слушая душераздирающие хриплые крики, наблюдал, как в фосфоресцирующем свете фонарика кровь старика стекает по коже вязкой, едва ли не черной струей, собираясь в маленькую лужицу на грязном полу.
Хотя нет, усмехался не он – это бесновался демон внутри.
Когда пробуждалась эта угнетающая тьма, что подобно воронке заглатывала все светлое в груди, именно тогда полностью отключался прежний Гаара – веселый, жизнерадостный, верящий в светлое будущее.
Теперь все чаще демон выходил на свободу, подавляя все самое лучшее – оно иссякало постепенно, без шансов на возвращение.
Это был дурман.
Это был сон – самый настоящий ужас; ведь жизнь не может быть настолько жестокой? Ведь она не может вот так быстро сбивать с ног, поваливая на колени и срывая скальп. Ведь не может… правда?
Может.
Это было самым страшным открытием.
Жизнь умеет изгаляться и строить козни – эту истину Гаара постиг слишком поздно.
Иногда он молился.
Знал ведь, что Бог не слушает его, исчадие Ада, но так и не мог остановить разгоряченный шепот, что срывался с потрескавшихся губ, переплетаясь с учащенным биением сердца. Он никогда не просил помиловать – нет, он не хотел этого. Помилование невозможно в данной ситуации. Это было бы иррационально и совсем-совсем неправильно. Он сущее зло.
Он не имеет права на помилование.
Он просто просил о жизни для Сакуры.
Порой падал на колени и, стирая кулаками предательские жгучие слезы, окропляющие кожу солоноватыми дорожками, умолял о жизни для нее – единственной любимой девочки.
- Все будет хорошо, - срывается с губ уже давно привычная фраза, а в глазах печет. Слабак. Он ненавидит себя за это. До оскомины ненавидит; покрепче сжимает ее руку в своей, отмечая слабый пульс и прохладные пальцы. Нет, она не умрет. Элементарно не может вот так поступить. Болезнь не заберет у Гаары самое важное! Он не позволит… И если это так, тогда почему вера иссякает каждое мгновение, исчезая бесследно? Почему?!
- А если не будет? – Сакура внимательно следит за ним, словно изучая каждое движение, а он с ужасом отмечает, что у нее даже цвет глаз изменился. Из насыщенно-зеленых они стали более сравнимы лишь с пожухлой травой – вялой, находящейся в предсмертном агонирующем состоянии.
- Ты мне не веришь? – натянуто улыбается, пряча собственную боль в кромешный уголок подсознания. Нет, сейчас нельзя давать слабину – все потом. Потом.
- Верю, конечно. - Его ранее жизнерадостная девочка, теперь с трудом встававшая с постели, улыбается не менее натянуто. Они оба чувствуют фальшь, а слова о дальнейшем счастье – сказка. Нервы этих обоих – натянутые струны, грозившие разорваться в один момент.
Лично у Гаары этот самый момент наступает ежедневно.
И тогда он идет к Оноки.
- Маленький мальчик. - Старик фыркает и охает, когда Но Собаку проводит по впечатляющему разрезу длинным пальцем, едва нажимая на плоть. – Однажды ты пожалеешь об этом. Но тогда…
- Будет поздно? – Гаара усмехается, окидывая комнату рассеянным взором. Хмыкая и периферийным зрением наблюдая за струйкой крови, что сочилась из разрезанного предплечья Оноки, молодой человек уверенным шагом направился к металлическому столу, где лежат инструменты. Чуть подумав, Но Собаку выбрал небольшого размера кинжал с заостренными зубцами вместо лезвия.
- Наверное, - выдохнул старик, сглотнув вязкую слюну. Сил уже практически не было, а тело предательски дрожало. Говорить же о скованных цепями руках вообще было нечего: они уже давно онемели, и Оноки бы давно умер от потери крови, однако Гаара был предусмотрителен – латать раны парень умел: приходилось в ранней юности оставаться с дедушкой-хирургом. Тот немалому научил внука…
– Новая игрушка? – указывая взглядом на лежащее в руках холодное оружие.
- Новая, - цедя слова сквозь зубы. – Продолжим?
Оноки промолчал, шумно выдохнув. Горло сперло, а в гортани образовался ком – он словно разрывал горло на ошметки.
- Но мы ведь можем и не делать так, сам знаешь.
- Да? – недоверчиво. – И что же я должен буду исполнить?
- Просто скажи мне, почему ты решил испортить мне жизнь? Зачем?
- Ты уже спрашивал. Мой ответ все тот же, - хрипло - уже не так уверено, как ранее.
- Я не верю тебе. Ты сказал, что все это просто так, что тебе хотелось «пошутить», однако нет, это ложь. Скажи мне правду.
- Я…
- Правду, с*ка, - процедил Гаара, ударив кулаком по скуле старика. Оноки сплюнул кровь, склонив вперед голову и едва слышно всхлипнув. Терпение, как и силы, было на исходе.
- Я не…
- Правду. - Очередной удар и многообещающий хруст.
- Гаара, я не мог иначе. Не мог…
- Почему? – приподнимая бровь и замирая.
- Просто… так было нужно, понимаешь?
- Нет, - холодно чеканит и бьет ногой под ребра – не со всей силы, но ощутимо. Оноки морщится и охает от боли. Его тело уже давно сплошной ошметок мяса, а ранее здоровый организм едва ли функционирует. Скоро придет конец. Это знают оба.
- Я…
- Говори, - приподнимая подбородок собеседника и смотря тому в глаза.
- Хорошо. Я хотел сделать тебя зависимым… я не рассчитал...
- Зависимым? – недоуменно приподнимая бровь и запуская пятерню в грязные и сальные клоки алых волос.
- Я хотел сделать тебя своим личным рабом. А получилось, как видишь, наоборот.
- И зачем? – уже ничему не удивляясь. Разучился, наверное. Да и эмоции теперь редкость, ибо привычным состоянием является меланхолия.
- Это было извращенное желание. Не удивляйся.
- Желание… чего? – как-то слишком отстраненно и холодно. Оба знают ответ: он всегда был на поверхности. Косые взгляды Оноки, намеки, разговоры и мольбы – часто все это имело двоякое значение.
- Ты сам понимаешь. Не дурак. Твоего тела желание, Гаара.
- И все? Только из-за этого?
- Д-да.
- Ну что же, тогда мы продолжим наше общение дальше. - Гаара ухмыльнулся, приподняв уголки губ.
- Но… ты же обещал!
- Да мне плевать, - пожимая плечами. – Твоя пытка, так же как и моя, будет продолжаться вечно. Запомни. Я не дам тебе спокойно умереть: мой демон – наша общая заслуга. Запомни, с*ка, вечность. И даже в Аду мы будем пылать вместе всегда. Веч-ность.
А где-то там, на другом конце города, испускала дух одна розоволосая девушка.
Ее пытка оканчивалась.
Ее вечность обрывалась.
Фанфик добавлен 07.07.2014 |
907
Авторизируйтесь, чтобы добавить комментарий!