Как будет угодно графу. Глава 12
Глава двенадцатая
Если бы сейчас его видел кто-нибудь, кому вздумалось посреди ночи прогуляться в зимнем лесу, он бы точно испугался, самое меньшее – сильно удивился. Не каждый день видишь, как из-под навалившего за ночь снега выбирается юноша, имеющий, мягко скажем, не совсем нормальный вид.
Пустые светло-карие глаза уставились в усыпанное звёздами чёрное небо. Снежинки искрились в рыжих волосах, создавая иллюзию сетки из драгоценных камней. Они кротко подмигивали своим небесным подружкам всякий раз, когда Сасори поводил головой – нервно, загнанно, как забитая почти до смерти и внезапно выпущенная на волю собака. Лунный свет высветил свежий ожог на молочно-белой щеке. Новорождённый вампир слегка коснулся рубца кончиками бледных до синевы пальцев, чуть поморщился от боли. Глубоко вздохнул скорее по привычке, чем для пользы дела, и замер, вперивши взгляд в черноту между деревьев. Если бы он был зверем, то хвост его, наверное, сейчас бы бился в припадке, а уши стояли торчком. В пустых глазах затлел едва заметный алый огонёк.
Запах дыма. Где-то рядом человеческое поселение.
«В первые часы моего самостоятельного существования я был абсолютно невменяем. Кажется, меня поминутно настигал то истерический смех, то такие же истерические слёзы, тут же замерзавшие на моей холодной коже. Я ловил ртом падающие снежинки и приплясывал вокруг горящего поместья, совсем рехнувшись от счастья и потому утратив все представления об осторожности. Когда наконец моё временное безумие закончилось (хотя я сомневался, что оно совсем меня отпустило), меня озарила вполне понятная в моём положении мысль: что же теперь делать? Куда мне идти? И в какой стороне есть город или хотя бы деревушка, где я мог бы попросить о помощи и… добыть себе пропитание. Да, в тот момент меня аж передёрнуло от осознания, кто именно будет источником моего насыщения.
Но время близилось к утру, и я решил отложить эти мысли до поры до времени. И, естественно, из моей головы мгновенно вылетел тот факт, что вампиру ни в коем случае нельзя попадать под солнечные лучи, пусть даже они совсем по-зимнему слабенькие.
Мой истошный визг, наверное, услышало всё зверьё в округе, когда солнце, по которому я успел истосковаться и которого я не видел несколько лет, вдруг стегнуло меня раскалённой плетью. Казалось бы, за такое большое время я должен был привыкнуть к боли, ан нет – кажется, болевой порог у меня, наоборот, снизился до ужаса. Толком не осознав, что надо делать, я бросился в сугроб, зарываясь как можно глубже в снег, подальше от жестоких лучей солнца. Весь день я провёл, зализывая не затягивающиеся раны и тонко скуля».
Деревня спала. Со стороны довольно приличные домики напоминали какие-то сказочные постройки, разукрашенные ледяным узором. Утоптанная дорожка петляла между ними, уводя в скопление амбаров, сараев и собачьих будок. Свежевыпавший снежок тихонько хрустел под ногами, едва слышно и будто бы сонно. Протяжно мяукнул какой-то ошалевший кот, неведомо зачем сидевший на крыше посреди ночи. Должно быть, подзывал на романтическое свидание какую-нибудь симпатичную соседскую кошечку. Тихо поскрипывала вывеска одной-единственной таверны.
Сасори скользил по белоснежному насту впитывающей и несущей с собой мрак фигурой. Там, за стенами, безмятежно спали люди, уставшие от дневных трудов и вкушающие заслуженный отдых. Спали и те, у кого не было дома.
Вампир остановился над сидящей прямо на мёрзлой земле девушкой. Её русые волосы были спутаны в один большой колтун, тело едва прикрывала широченная рубаха, явно снятая с чужого плеча, из рваного башмака выглядывала белая ножка. Несчастная бродяжка, дитя трущоб, едва перешагнувшее порог пятнадцатилетия.
Сасори задел лежащую рядом металлическую плошку, и немногочисленные медяки одиноко звякнули, оповещая свою хозяйку о позднем сердобольном госте. Девчушка сонно и заторможено приподняла голову: некрасивое личико, тусклые серые глазёнки, посиневшие и потрескавшиеся от мороза губы…
- Подайте. – Одними губами. Голос стынет в тощем горлышке, абсолютно не прикрытом от колючих пальцев стужи.
- Бедное дитя, - шепчет едва слышно вампир, присаживаясь на корточки и слегка касаясь ладонью холодной щёчки. – Бедное, брошенное дитя… За что нас с тобой так?
- За что? – послушно повторяет за ним бродяжка, заворожено смотря в светящиеся в темноте глаза напротив.
- Ты простишь меня за это? – Сасори привлекает девочку к себе. Та крупно дрожит – такая маленькая, тростиночка, побитая северным ветром… И как мало в ней осталось жизни, так мало для неё и так много для него. Вампир неторопливо гладит её по ломким волосам, со всей нежностью, которую он никогда раньше не проявлял. Сейчас он не думает о том, что собирается сделать, не думает о том, что это всего лишь голод ведёт его. Плата за жизнь должна быть принесена.
Малышка едва слышно всхлипывает, когда тонкие и острые клыки пронзают кожу у едва бьющейся венки. Тишина оглушает её, и нет вокруг ничего: нет опостылевшей деревни, нет воспоминаний о разрушенном доме, о семье, нет мечтаний о счастье, замужестве… Она не вплетёт ленточки в свои косы, когда жених поведёт её под венец. Она не будет петь колыбельную над покачивающейся люлькой, а её малыш не будет что-то агукать, пытаясь впервые произнести самостоятельно «мама». Она не будет рассказывать внукам сказки, сидя у камина и кутаясь в шерстяное одеяло, пахнущее пылью и почему-то сдобой… Она не будет… Её не будет.
Она всего лишь на краткие мгновения, пока жизнь вытекает из её жил, будет мёртвой невестой ночному существу с наполненными болью глазами. Пропащая жизнь за забвение.
Воистину королевский подарок, вампир. Ведь ты более всего на свете жаждешь забыть сам.
«В ту ночь я впервые осознанно убил человека. Не смог вовремя остановиться, а может быть, в ней и так оставалось слишком мало жизни. Но когда маленький трупик обвис в моих руках, я не почувствовал ничего. Шок от убийства так и не пришёл, что потом несказанно меня напугало.
Я убил человека, почти ещё ребёнка. Но единственное, что проснулось во мне, – чувство насыщения и ничего более.
Зато потом… Потом чувство вины пригвоздило меня к земле. Когда через три ночи я убил ещё одного ребёнка. Снова не смог удержаться.
Человек во мне кричал от боли и ужаса, ведь ничто на свете не может быть страшнее и безжалостнее убийства детей, которые так и не успели пожить на этой земле. Кто я такой, чтобы отнимать у них то единственное, что принадлежало лишь им и никому более? Но я это делал.
Я убивал.
Я терял над собой контроль, стоило лишь увидеть тень страха в огромных детских глазках. На взрослых людей такой дикой и подчиняющей реакции не было. Нет, естественно, меня тянуло к любому человеку, когда я был голоден, но вот дети… Я сходил с ума, как только слышал биение маленького сердечка.
Так могло бы продолжаться, наверное, ещё очень долго. Пока в одну из ночей, будучи особенно озлобленным от постоянно терзающих меня противоречивых чувств, я не наткнулся на тех, кто потом сопровождал меня до настоящего момента».
- Отпусти меня! – пищала маленькая светловолосая девочка, дёргаясь и пытаясь вызволить крохотную ладошку из захвата. Бугай отвесил малютке такой сочный подзатыльник в ответ, что у той брызнули слёзы. Корзинка, накрытая клетчатым платком, выпала из другой руки – на мостовую посыпались какие-то пучки трав и высушенных цветов.
- Отпусти нашу сестру, сволочь поганая! – орал мальчишка, на вид чуть постарше девочки, угловатый и нескладный, как и все подростки. Его небольшие кулачки бесполезно колотили по толстой, как окорок, ручище напавшего. Тем временем второй мальчик, совсем кроха лет шести, с поразительным упрямством лез под ноги мужика. Видимо, они хотели повалить неповоротливого взрослого, чтобы тот отпустил их сестру, а потом они могли бы удрапать восвояси. Но не тут-то было – для своей комплекции мужчина вполне твёрдо стоял на земле.
- Щенки! – выплюнул он, угодив ногой в живот старшему в троице. Тот захрипел и упал на камни, едва переводя перебитое дыхание и держась за впалый живот. Бугай встряхнул девочку ещё раз, и личико той залила новая порция слёз. – Ведьмины выкормыши!
- Мама – лекарь, а не ведьма! – сквозь плач пискнула малышка и снова вскрикнула, когда толстые, как сосиски, пальцы схватили её за подбородок.
- Не гони мне тут, деточка. Вся деревня знает, что она трахается с демонами. Наверняка вы трое – мелкие бесенята, которых она родила втайне от мужа. А может, и с его согласия, за плату, например.
- Не смей оскорблять матушку! – захрипел старший мальчик, восстановив наконец дыхание.
- Урод! – согласно вякнул младшенький.
А бугай даже не обращал внимания на то, что к его сапогу приклеился мальчишка, наверняка весивший всего ничего.
Сасори, наблюдавший за этой сценой неподалёку, посекундно сглатывал. Шла четвёртая ночь его «поста», и сейчас перед ним были четыре потенциальные жертвы. Оценивая своё состояние, он понимал, что стоит ему почувствовать вкус крови на своих губах - остановиться он не сможет и наверняка убьёт человека. Из всех них только взрослый мог пережить его нападение: он был и физически сильнее, и жизни в нём было больше. Но извращённое влечение к детям, как к источнику пищи, не дремало. Не спал и третий выход – убить всех. Скорости и силы у него хватит на десяток взрослых людей, что уж говорить о детишках.
Взгляд его метался с мужчины на детей и обратно. Рот уже наполнился тягучей слюной, дёсны над клыками болели.
Решайся, Сасори.
Вспомни девочку, которую тебе привёл Орочимару…
Вот оно. Первой его жертвой был ребёнок, наверное, поэтому его так к ним тянет. Тело запомнило и усвоило первый урок… Не пора ли начать второй?
Белокурая девочка вскрикнула, когда неведомая сила оттолкнула её от мужчины, а мальчонка ухнул, отцепившись от вражеского сапога и отлетев в сторону. Сасори, позабыв обо всём на свете, тем более о нежелательных зрителях, вгрызся в горло жертвы, не заботясь об её самочувствии. Человек был редкостной дрянью и спокойной и лёгкой смерти явно не заслуживал. Закричать и позвать на помощь он не мог: вампир позаботился о том, чтобы первым делом повредить голосовые связки, и теперь жертва могла лишь сдавленно хрипеть, смотря в глаза нависающей над ним смерти.
Когда эйфория от убийства чуть-чуть схлынула и к Сасори вернулся разум и расчёт, он оглянулся, надеясь увидеть пустую улицу. Но детишки были ещё здесь: сгрудились в кучку, как слепые котята, и со страхом смотрели на своего жуткого спасителя. У девочки был такой вид, будто она вот-вот снова разревётся.
Вампир улыбнулся одними уголками губ, состряпав самую доброжелательную улыбку, на которую был способен. Понадеявшись, что она не выглядит хищной, он приложил палец к губам, призывая детей молчать. Сасори не особо надеялся на эффект, прекрасно понимая, как выглядит со стороны: не особо чистый, с испачканными в крови губами, бледный как смерть.
Но маленькие участники ночной драмы, к его удивлению, ответили, скопировав его жест. Младшенький даже засмеялся, захлопав в ладоши, не избавившихся ещё от свойственной годовалым пухловатости. Это было нереально, но эти дети совсем не боялись его. Во всяком случае, они знали, что сейчас он им не причинит никакого вреда. Наверное, недоумение всё-таки отразилось на лице Сасори, потому что малыш счёл нужным сказать:
- Мама говорит, что таких, как вы, бояться нельзя.
Ай да деревенская знахарка!
«Малыши оказались чрезвычайно приставучими, но в то же время наблюдательными и осторожными. Может быть, в силу своего невеликого возраста они не имели представления о величине опасности, которую я представляю для них, находясь рядом. А может быть, их мать беспокоилась за отпрысков гораздо меньше, чем следовало бы. В том, что она была ведьмой, я не сомневался ни минуты: детишек явно научили, как стоит вести себя при встрече с вампиром, а знать это мог только тот, кто непосредственно контактирует с потусторонними силами.
Гаара – самый младший – каким-то невероятным образом умудрялся избегать материнского присмотра – мальчонка каждую ночь прибегал в полуразвалившуюся хибарку на окраине деревни, где я располагался, чтобы пережидать день. Он всегда приходил под утро, когда силы вампира почти на исходе, а его жажда утолена. Канкуро приходил реже: он явно не одобрял буйного восторга младшего брата по поводу обретения такого необычного товарища. Темари вообще почти не заглядывала: из всей троицы она боялась меня больше всех.
Я вообще был бы не прочь, если бы эта внезапно свалившаяся мне на голову детвора оставила меня в покое. Во-первых, они могли привлечь большое внимание к моему убежищу, а во-вторых, могли сами попасть мне под горячую руку. И тем не менее… Я был рад, что они со мной. Общаясь с ними, слушая, как Гаара с расширенными от восторга глазами рассказывает о «во-от таком щенке», которого они нашли с друзьями прошлым утром, я ощущал, как постепенно истаивает мой внутренний барьер. Моё существование состояло по большей части из сна да охоты – ночи проходили тоскливо и однообразно. Я так и не научился не убивать при насыщении, и этот факт невыносимо давил на меня. С каждой ночью я всё чётче ощущал, что мой «внутренний человек» стремительно утекает сквозь пальцы, я начинал смотреть на людей только как на сосуды, наполненные кровью и жизнью.
Эти детишки приостановили мою деградацию. Я получил то, чего мне недоставало на самом деле, – общение и искреннюю привязанность. Я и сам понял, что эти малыши стали для меня гораздо большим, чем обычным человеческим ресурсом. И, наверное, я мог бы даже пренебречь ради них своей жизнью, лишь бы в их глазах по-прежнему было тёплое доверие ко мне».
- Старший братик, с тобой хочет поговорить моя мама. – Сегодня обычную просьбу впустить сопровождала ещё и эта фраза. Сасори резко вскинул голову: общаться с ведьмой не входило в его планы, ни в ближайшие, ни в дальние. Он мог бы, конечно, прогнать женщину, но был ли в этом смысл? Ночь на исходе, а кто знает, на что способна колдунья, пусть даже всего лишь деревенская знахарка?
- Входи.
Вслед за виновато потупившимся Гаарой в пыльное и захламленное помещение вошла высокая и статная женщина. Сразу же бросалось в глаза поразительное сходство детей с матерью: светлые густые волосы Темари явно унаследовала от неё, да и черты лица всех троих неуловимо повторяли материнские. Только глаза её были светло-голубые в противовес насыщенной зелени детишек. Ведьма не стала проходить в комнату, а расположилась у дверей, цепким взглядом изучая вампира, сидящего напротив прямо на полу. Её зрачки остановились на почти затянувшемся ожоге, стегнули по потрёпанной и явно с чужого плеча одежде.
Вампир молчал, считая, что начинать разговор должен всяко не он.
- Что понадобилось Сыну Ночи в такой глухой деревеньке? – вдруг без всякого вступления спросила она. – И чем мы прогневали небо, что за такое короткое время погибло больше двух десятков людей?
Сасори опешил.
- Здесь живёт слишком мало народу, чтобы не заметить убийств. Или ты скажешь, что не знал этого, вампир?
- Даже если ответ прогневает тебя, колдунья, именно так я и скажу, - хрипло ответил он, чувствуя, как снаружи над горизонтом выплывает солнце.
Ведьма сощурилась:
- Ты ведь не пытаешься меня разозлить. С твоей стороны было бы глупо сейчас затевать со мной вражду, а ты далеко не глуп. Как же ты мог не знать таких элементарных вещей? Да тебя же поймать и выследить может даже дитя!
- Ну извини, учить меня было некому! – раздражённо откликнулся Сасори. – Больше нет вопросов? Я могу наконец уснуть?
Он осёкся, увидев, как удивлённо расширились глаза женщины.
- То есть как? Хочешь сказать, что у тебя не было наставника?
- Какого, к чёрту, наставника?! – огрызнулся вампир, вставая с места.
- А как же твой создатель? Тот, кто обратил тебя, он ведь обязан… - Женщина замолчала: Сасори быстрее молнии оказался рядом и сжал её горло. Его глаза горели бешенством и ненавистью – не к собеседнице, но и просто выдерживать на себе его пылающий взор было очень сложно.
- Не смей говорить о нём. – Голос его, как ни странно, был тих и холоден.
- В чём я… провинилась… Сын Ночи? – прохрипела она, цепляясь за его белое запястье в бесполезной попытке глотнуть побольше воздуха.
- Ты пробудила во мне мерзкие воспоминания, и этого достаточно.
- Теперь ты… прикончишь меня?
- Нет. – Его глаза потухли, и он отпустил горло гостьи. Та, надо отдать ей должное, не упала постыдно на пол, лишь чуть согнулась, прокашливаясь. – Ты не могла знать… Прости.
- Вампир просит прощения? Воистину странные времена настали.
- Вряд ли я уже стал вампиром в полном смысле этого слова.
- Новорождённый? Но почему без… - Она запнулась, осознав, что едва не совершила ошибку снова. – Так и быть, твои дела пусть останутся твоими. И всё-таки я посоветую тебе отыскать себе наставника. Если ты думаешь, что в вашем обществе нет правил, то глубоко заблуждаешься.
- Ты, похоже, сама неплохо осведомлена, - ехидно ответил Сасори, запахиваясь в порядком потрёпанный плащ. Восход солнца ощущался необычайно остро, и вампир только радовался, что находится сейчас вне досягаемости злых и жгучих лучей. - Почему бы тебе самой не просветить меня?
Женщина непроизвольно вздрогнула, когда он посмотрел на неё в упор.
"А ведь она боится", - вдруг понял вампир. Боится до дрожи в коленях, но всё равно пришла к нему. Абсолютно ничего не зная ни о нём, ни о его прошлом, ни о его характере. Пришла, уже какой-то частью своего сознания смирившись с ролью овцы для жертвенного алтаря. А что может заставить женщину наплевать на себя? Только забота о своих детях. Как же огромно ты, материнское сердце, и сколько любви и самопожертвования ты можешь вместить…
Пока ведьма кусала губы, раздумывая над ответом, Сасори решил выстрелить наугад:
- Ты не хочешь вмешиваться в дела вампиров, так? Не хочешь, потому что не можешь предсказать действия мертвеца, ведомого жаждой крови. А если ты погибнешь, то некому будет защитить Гаару, Темари и Канкуро. Твой муж… скорее всего, не участвует в твоих проделках, какими бы они ни были – со злым умыслом или без. И, если что-то случится, он ничем не поможет. И поэтому ты пришла ко мне. Я угадал?
- Полнее и я не смогла бы выразить свои мысли, - медленно проговорила она, словно слова давались ей с огромным трудом.
- Не боишься доверить мне своих детей? Мне – вампиру, демону, убийце? И ты помнишь, что большинство найденных мертвецов в твоей деревне – именно дети? Почему ты не боишься?
- Ты мог бы тысячу раз убить их за то время, пока они бегали к тебе. Но ты этого не сделал. – На губах ведьмы появилась тёплая улыбка.
- Может быть, им везло и я просто не был голоден? – привёл Сасори последний аргумент. Эта затея ему действительно не нравилась, ведь он пока не мог оценить ни своих возможностей и сил, ни своих слабостей. С воздержанием от крови у него также были проблемы: пост больше четырёх суток был чреват почти помешательством, во время которого он абсолютно не контролировал себя. К тому же вампир постоянно находился в одиночестве, без дразнящего фактора под боком, но что случится, если целых три тёплых человеческих детёныша будут постоянно рядом?
Женщина испытующе поглядела на него, на этот раз не прячась от его взгляда. Синь пронзил багрянец.
- Ты не навредишь им. Ты точно не навредишь.
И вампир поверил.
«Она чувствовала, что совсем скоро их семейный очаг будет разрушен. Обычным ли материнским шестым чувством или какими-то своими ведьминскими фокусами… не знаю, да и не важно это.
Они пришли днём, когда меня не могло быть рядом. Я видел их несколько раз до этого, преимущественно поздним вечером. Человек тридцать-сорок, в рясах, эти люди скрывали свои лица. О да, я узнал их. Во время своего освобождения я оборвал двоим из этой братии жизни.
Инквизиция, Святой Орден. Небольшие группки братьев-монахов бродили по всем странам Европы, читали перед богатым и бедным людом проповеди, отпускали грехи, благословляли, устраивали показательные сожжения преступников и тех, кто казался им приспешниками дьявола. Поначалу я шарахался от них, обходя десятой дорогой. Но потом понял, что святость, которая заставила бы тёмного трястись осиновым листом, у них отсутствует. Конечно, это не означало, что они не носили крестов или, на худой конец, ладанок. Но им не требовалось подтверждать свой статус перед крестьянами, поэтому все знаки отличия прятались под рясами, а я мог при должном желании даже подойти к инквизиторам вплотную. И в скором времени мне пришлось близко познакомиться с этими личностями…»
- Госпожа! Обождите минуту!
- Чего тебе, парень? – Грузная женщина остановилась, когда вампир придержал её за локоток – не назойливо, но настойчиво, балансируя на грани фамильярности и исключительной вежливости.
- Скажите мне, что здесь произошло?
- А ты нездешний, что ль? То-то я смотрю, лицо незнакомое… И говоришь больно мудрёно. - Она оглядела пепелище, уже присыпанное снегом. – Тут с утреца господа инквизиторы побывали. Тута раньше наша знахарка жила – кто говорил, ведьма, а кто говорил, лекарь… Чёрт её разберёт и ейные дела! У соседки моей, Аннет, нонче утром последняя корова подохла незнамо от чего. Она и помчалась к этим, в рясах.
- Быстро же свершился суд, - скрипнул зубами Сасори. – Что с семьёй-то стало, матушка?
- Да как обычно! – Женщина махнула рукой. – Старших быстренько спалили. Детишек вот жаль только, они ж не виноваты, что с мамкой им не повезло…
- Дети живы? – Вампир оживился.
- Угу. Кто ж пятерых-то сразу в один день палит? А вот завтра утречком и этих. Парень, ты странный какой-то, как с луны свалился. И бледный совсем, жрать, что ли, нечего? – В голосе женщины был даже намёк на участие, но Сасори от этого не стало лучше: велика ли честь получить жалость от человека, который с таким спокойствием сообщает о будущей мучительной смерти невинных детей?
Эта ночь прошла, как в тумане. Вампир даже поймал какого-то не особо резвого парня, затащив в закуток между дворами, убил быстро и торопливо, словно боясь быть пойманным. Все меры предосторожности при этом забылись – из этого проулка они были бы видны каждому проходящему мимо, но Сасори было всё равно. Мысли были странно несогласованными.
Что ему мешает просто-напросто не явиться на казнь? Что мешает плюнуть на обещание, данное уже мёртвой ведьме?
"Ты же вампир, ты выше человеческих обязательств… Ты служишь только себе и никому больше! Ты Сын Ночи, а не мальчик на побегушках у деревенской знахарки!
Угрызения совести пройдут, как и все чувства. Ты будешь свободен от всех, от всего. Ты никому ничего не должен. Что мешает тебе просто забыть?
Прозрачные, как родник, глаза Гаары.
Ладошка Темари, тёплая и мягкая, которая протягивает ему высушенный цветок.
Насмешливо искривлённая физиономия Канкуро.
Забыть – значит, стать таким, как… как…
Как ОН".
Сасори со злобой ударяет кулаком в каменную кладку дома, выбивая целый кус камня.
- Итак… - монотонно бухтел себе под нос инквизитор. – Думаю, ни у кого не возникает сомнений, что эти дети – порождение Бездны, подобно их матери – мерзейшей женщине, что связалась с демонами Преисподней, ибо…
Вампир стоял в толпе зевак. Людской поток шумел, переговаривался, словно многоногое и многоглавое чудовище, не желающее утихнуть, не насытившись прежде представлением. Человеческое стремление к бесплатному развлечению было воистину неистребимо. Сасори, потихоньку начинавший отчуждаться от этих ранее бывших и у него чувств, мог даже держать себя в руках, находясь в месте такого большого скопления людей. Предвкушение мерзкого зрелища витало над толпой зловонным призраком, и вампир с трудом удерживался от того, чтобы не взвыть от досады за грязный человеческий род.
Дети были там – на возвышении из каких-то досок и бочек, быстренько сооружённом здесь же, на площади. Их привязали к одному столбу; жалкие фигурки, которые через несколько минут будут рассеяны пеплом по ветру… Гаара плакал навзрыд, Темари бессильно обвисла в путах, склонив светловолосую голову на грудь, Канкуро пока держался. Но Сасори даже с такого расстояния видел, что губы мальчика дрожат, а колени трясутся. Подросток что-то говорил младшему брату – наверное, пытался как-то поддержать, успокоить, хотя сам был готов забиться в истерике. Потерпите ещё немного… Священнослужитель закончил нудный речитатив и махнул рукой, разрешая палачу начинать.
- Стойте!
Сасори сам не ожидал, что его голос перекроет ропот толпы. Говор мгновенно улёгся, сотни глаз впились в спину дерзкого выскочки, посмевшего прервать сожжение дьяволят. Вампир надвинул капюшон плаща на лицо, чтобы инквизитор мог видеть только нижнюю часть лица, и скрестил руки на груди, показывая, что при нём нет оружия.
Инквизитор выглядел обескураженным. Палач, уже зажегший факел, и того больше.
- Кто ты и зачем вмешиваешься в дела Святой инквизиции?
- Кто вы такие, - с нажимом произнёс вампир, - чтобы убивать невинных детей?
Собеседник надулся, как индюк (наверняка ему раньше не предъявляли таких претензий):
- Они выкормыши ведьмы, которая зачала их от чёрта! Мы обязаны извести скверну! Если не мы, то кто? Неужели крестьяне?
Народ зашумел, и гул этот был одобряющим. Никому не хотелось связываться с потусторонними силами, и так удобно было иметь под рукой людей, которые сами укажут на чудовищ и сами их прикончат.
- А если бы на месте этих вы увидели своих детей? – Вампир говорил всё тише, поневоле вынуждая присутствующих прислушиваться к своим словам. – Много чести – убивать детёнышей, оставшихся без защиты.
- По твоей манере говорить видно, что ты чужеземец. – Инквизитор приосанился и сложил на груди руки, копируя жест собеседника. – Вполне объяснимо, что тебе непонятны законы наших краёв. По-хорошему тебя за такие слова стоит самого повесить, но, так как ты нездешний, на первый раз можешь идти с миром.
- Я уйду, - спокойно ответил Сасори, – забрав этих троих. Я беру сирот под свою опеку.
- Послушай, чужеземец…
- Я пришёл не для того, чтобы слушать, ты, падальщик!
Он не подбежал, нет – как будто просто оказался рядом. От него повеяло почти ощутимым холодом, но старик не успел отпрянуть: тонкие, удивительно сильные руки дёрнули его за рясу на груди, и он мешком упал на колени. "Да как этот гадёныш смеет!.."
Инквизитор наконец рассмотрел лицо противника и на пару мгновений просто-напросто обомлел.
- Ну, что же ты не зовёшь на помощь? – Голос вампира был почти нежным. Он поднял правую руку, продолжая левой удерживать смертного на месте, провёл тонкими пальцами по морщинистой щеке, коснулся дряблой шеи… Было что-то жуткое в этих неторопливых движениях - это давало понять, что Сасори – хозяин положения. Инквизитор трясся, чувствуя, как могильный холод подобно трупному яду бежит по жилам, замораживая кровь и останавливая сердце. Он остался бы неподвижным, даже если бы сила чужеземца не удерживала его на месте: тусклые льдинки выцветших глаз словно прилипли к наполненными огнём зрачкам… юноши? Монстра? – Кричи!
Короткое слово словно ударило по всем нервам сразу. Старик заверещал почище свиньи под ножом мясника – истошно и жалобно, как будто испытывая настоящую боль.
Вампир улыбнулся и тихо засмеялся, когда инквизитор, увидев его клыки, заорал ещё громче. Было невероятно приятно чувствовать страх жертвы, почти слышать мысли, бьющиеся в панике в абсолютно пустой от страха черепной коробке. Вязкие эманации ужаса, дичайшего и неконтролируемого, исходящего от смертного, льстили самолюбию хищника. Убить легко… Стоит лишь сжать пальцы, всего чуть-чуть – и хрупкий сосуд на шее лопнет, заполнит кровью мозг.
Он почти чувствует на языке вкус человеческой крови, и от этого восхитительного чувства конечности сладко подрагивают.
"Убей.
УБЕЙ!"
- Мама-а-а!!! Не хочу-у-у!!! – Вдруг крик. Вспорол замутнённое жаждой убийства сознание, как нож – податливую плоть, оставляя кристально чистый рассудок после себя. Гаара, не сумев сдержать рыдания, заревел в голос - громко, захлёбываясь. Словно сдерживал в себе этот дикий порыв, считая слёзы недостойными мужчины.
Дети…
Сасори оттолкнул от себя скулящего от страха инквизитора и брезгливо отёр руки о полы плаща, словно испачкавшись в чём-то мерзком. У него самого слегка тряслись руки: слишком уж ярко было желание уничтожить этого жалкого человека, раздавить, как муху, залить его кровью землю вокруг места казни. Он был почти готов поддаться ему.
Верёвки толщиной с добрый канат рвались не тяжелее ниток. Обмякшее тельце Темари поместилось в колыбели из рук, Канкуро хвостиком прицепился к плащу, крепко схватив другой рукой младшего брата поперёк живота. Гаара от волнений, наверное, был не тяжелее пушинки. Или это шок придавал старшему сил?
Они быстро скрылись с места казни, и никто не встал у них на пути.
«Я понял, что совершил глупость, только когда деревня осталась далеко позади. Со мной было трое детей, причём Темари так и не пришла в сознание, а Канкуро и Гаара были в таком шоке, что не реагировали на мои вопросы. Небо уже светлело – через полчаса встанет солнце, а мы находились в поле. Надо было прежде всего побеспокоиться об укрытии, но я даже не подумал об этом перед тем, как идти на площадь. Возвращаться было поздно и в высшей степени глупо: первый испуг у селян уже прошёл, и… да, по следу за нами пустили свору собак. Приходилось действовать быстро.
За считанные мгновения я раскидал снег в стороны, вырыв неглубокую яму. Плащ оказался маловат для моей затеи, но выбора не было: дети не выдержат и часа на холодном снегу. Я хорошенько закутал всех троих и, велев ждать меня, засыпал яму заново.
Минут пятнадцать никого не было, и я уже начал беспокоиться, что ошибся в своих выводах. Но нет – наконец моего слуха коснулся отдалённый собачий лай. Я стоял на возвышении, выделяясь на белой равнине, как прыщ на гладкой коже. Двое мужчин, следующие за собаками, несомненно, успели разглядеть меня перед тем, как я скрылся из виду. Теперь уже не отстанут.
Сейчас моё сознание было чисто. Никаких эмоций, эйфории от охоты – я просто знал, что убью их всех. Впервые я убивал так расчётливо и холодно. Я увёл погоню далеко от того места, где оставил детей, и в считанные секунды всё было кончено. Пять собак я просто прикончил, не позарившись на их кровь: та не шла ни в какое сравнение с человеческой и жажду не утоляла абсолютно. Одного из мужчин осушил не досуха: такое не под силу выдержать ни одному желудку. Но сил набрался под завязку. Второго оглушил из практических соображений – кто знает, как далеко находилось ближайшее поселение».
Через пять суток странная группа – юноша лет семнадцати и трое детишек, прячущиеся под одним большим плащом, - вошли в город. Никто не заметил их, как не замечают прибавления нищих на улицах.
Этих четверых связывали довольно странные узы. До казни родителей дети привыкли видеть в Сасори опасное, но, в общем-то, вполне приемлемое существо. К такому можно приближаться, но нельзя оставаться рядом надолго, потому что оно может и тебе навредить ненароком. Теперь же они целиком и полностью стали зависеть от него. Вампир, словно понимая, что дети стали относиться к нему более настороженно, держался в сторонке. Молча помогал, молча ухаживал за Гаарой, который после той ночи впал в полную прострацию и не реагировал ни на что, всё молча. Так же молча убил на третью ночь мужчину – не скрываясь, не заботясь тем, что убивает на глазах детей. Пусть знают. Пусть узнают его до конца. Он не благодетель и не ангел. И то, что они ещё живы, лишь результат того, что Сасори дал слово их матери.
Старшие держались особняком, а Гаара всегда находился подле вампира. Сначала Темари старалась как-то его растормошить, но тот только крепче впивался пальчиками в полы плаща Сасори и не говорил ничего.
Дети боялись его. Но ещё больше боялись открытого мира. И поэтому оставались с ним, потихоньку учась доверять. Тихо, незаметно свилась эта незатейливая ниточка привязанности. И вампир постепенно оттаивал - всё чаще в его обычно ледяных глазах пробивалось едва заметное тепло, особенно когда он смотрел на своё странное «семейство».
Обычно Сасори не выбирал своих жертв с особым тщанием. Теперь объектами его охоты стали большей частью зажиточные люди: он не позволял детёнышам воровать, но и жить-то надо было на что-то. А в карманах таких вот богатеньких глупцов, которым приспичило погулять посреди ночи, всегда водилось что-нибудь ценное. Вампир не испытывал отвращения к тому, что обирает мертвецов: он сумел смириться с убийством, как фактом своего существования, что уж говорить о мародёрстве - грехе гораздо менее тяжком? Зато его подопечные были сыты и нормально одеты. У него появилась какая-никакая, но цель. Это позволяло не рехнуться окончательно.
Их прибытия не заметили. Так он думал.
- Какая интересная компания… Юнец-вампир, судя по повадкам?
Сасори рассерженно шипел, скалясь на словно выросшего из-под земли врага.
- Да, верно… Новорождённый и три человеческих детёныша.
Канкуро и Темари испуганно таращились из-под плаща своего защитника, Гаара вцепился в пояс «старшего братика» и спрятал мордашку в складках его рубахи. Плечики малыша чуть подрагивали.
- Что тебе? Оставь нас в покое! – Глаза Сасори гневно сверкали, но активных действий он не предпринимал: нутром чуял, что стоящий перед ним сильнее. Даже не сильнее – опытнее. И вампир сделал глубокий вдох: от него не пахло человеком. Не было того пьянящего ощущения тепла и жизни в бурлящих кровью венах. От незнакомца тянуло холодом, как…
До него дошло.
Вампир. Такой же, как он сам.
- Мне - ничего. – Голос оппонента был почти весёлым, да вампир и сам по себе не проявлял агрессии. Спокоен, собран, губы чуть насмешливо и снисходительно кривятся. Белое, как фарфор, лицо словно светится в обрамлении распущенных чёрных волос, отдающих цветом в насыщенную синеву. Цвет глаз различим даже на таком солидном расстоянии – густо-алый, в глубине вспыхивают то и дело багряные искорки. – А вот ты наживёшь себе большие проблемы, если не последуешь сейчас за мной.
- Угрожаешь? – сощурился Сасори. – Никто и никогда больше не будет мне угрожать!!!
- Тихо-тихо, что ты разорался-то? – усмехнулся незнакомый вампир. – Я не желаю тебе зла. Хотя имею все основания для этого. Но тем не менее я не проломил тебе башку на месте, хотя имел полное право на это.
- С чего это?
«Хочешь поговорить? Хорошо, поговорим».
Гаара всхлипнул. Сасори ласково провёл рукой по тёмно-рыжей головёнке, успокаивая мальчика.
- Мне интересно. Что привело такую странную компанию в мой город?
- В ТВОЙ город? – с нажимом произнёс вампир.
- Только не говори мне, что не знаешь, что у каждого вампира есть определённая охотничья территория. - Незнакомец фыркнул. – Где твой хозяин, юноша?
- У меня. Нет. Хозяина. – Сасори злобно чеканил слова, словно каждое из них его лично оскорбило. – И не будет, ясно?!
- С такими темпами тебя убьют свои же сородичи. – Весь задор вдруг разом спал с собеседника - он вмиг посерьёзнел. – Тебе повезло, что ты ещё жив.
- То есть? – озадаченно спросил вампир.
- Так, идём-ка со мной, юноша. Спокойно! – Он поднял руки ладонями вперёд, показывая, что ничего плохого не имел в виду, когда собеседник снова ощетинился. – Что ты за зверь лесной, я всего лишь хочу поговорить в более удобной обстановке. Странно, что в тебе нет доверия к сородичу.
- К тебе? Не думай, что знаешь меня. – Сасори засмеялся – тихо и страшно. – Я даже не знаю твоего имени.
- Как и я – твоего, – пожал плечами тот. – Идём. Клянусь, что человеческих детёнышей не тронут. Моего слова достаточно для твоего спокойствия?
- Нет. Но мы пойдём.
- Вот и славненько! – Вампир снова засиял. – Кстати, моё имя Итачи Учиха.
Сасори не помнил, когда вот так вот грелся у камина в последний раз. И было ли такое вообще? Комната тонет в полумраке, только вокруг открытого огня светлое подёргивающееся пятно, лижущее краешек ковра. Пламя чуть потрескивает, медленно, но верно поглощая поленья.
В помещении тепло. Вампир чувствует это. По поверьям, живые мертвецы не могут различать холода и жара и боли тоже не чувствуют. В том, что последнее не более чем заблуждение, Сасори убедился сразу же после обращения. Чувствуют и ещё как, только вот потерять сознания от истязания не могут. И умереть тоже.
Юный вампир вздрогнул, вспомнив, как молил небеса о смерти или хотя бы забвении. А что ещё остаётся делать, если ты чувствуешь боль каждое мгновение своего существования, без надежды забыться? День за днём, ночь за ночью…
- Вот теперь можно и поговорить спокойно, - довольно произнёс Итачи. Он сидел напротив Сасори, скрестив пальцы и положив на них точёный подбородок. Пламя сглаживало его бледность, и сейчас он ничем не отличался от обычного человеческого юноши, безумно красивого, но всё же именно человека. Его тёмный взгляд скользнул по Гааре, в одно мгновение заснувшего на коленях «старшего братика» - малыш весь извёлся, устав от постоянного напряжения. Старших тоже сморил сон – Темари и Канкуро вповалку посапывали на другом краю дивана.
- Какая же вы всё-таки странная компания, - повторил Учиха. – Кто они тебе, Сасори? Почему ты возишься с человеческими детёнышами, как курица-наседка?
- Я дал обещание их матери, - тихо ответил вампир, рассматривая собственную руку – белоснежную, словно выточенную из мрамора. То ли на него так повлияла обстановка, то ли Итачи так хорошо умел располагать людей к себе, но Сасори вдруг захотелось всё рассказать ему. Ну… почти всё. Чёрные колдовские глаза глядят так тепло…
- Принципиальный? – Это было сказано с непонятной интонацией – невозможно было разобраться, согласен ли с этим Итачи или же осуждает. – Ну ладно, всё это не столь важно. Важно другое: где твой создатель? Почему ты один?
- Так вышло, - уклончиво ответил Сасори, пряча глаза.
- Ты, по-видимому, не понимаешь серьёзности ситуации. По нашим законам – и ты должен это усвоить – новорождённый должен быть рядом с создавшим его минимум года три. Он учится контролировать свои способности, сдерживать жажду и прочее… Иначе он признаётся опасным для окружающих. Конечно, всегда существует вероятность того, что вампир-наставник погибнет раньше установленного срока, мало ли что. И нашего «сиротку» обязан принять под крылышко другой вампир. А ты явно не старше года: убиваешь направо и налево… Я так понимаю, мой город не первый на твоём пути?
- Примерно неделю назад пришлось покинуть их родную деревню. – Вампир кивнул на детей, мирно сопящих рядышком.
- Скольких ты убил?
- Не больше двадцати, но…
- Двадцать?! – У Итачи был настолько ошарашенный вид, что, казалось, он вот-вот сверзится со своего кресла. – Так много?!
- Не думай, что я рад этому, - мрачно отозвался Сасори. – Я пытался сдерживать себя, но не могу. Они все умерли до того, как я сумел взять себя в руки.
- У меня возникает ощущение, что твой создатель не научил тебя ничему, прежде чем сгинуть.
- Он и не собирался. – Вампир не хотел затрагивать тему, которая до сих пор заставляла его впадать в нервическую дрожь, но начало как-то вырвалось само. Он понял, что не может всё держать в себе, - надо поделиться хоть частью, иначе… иначе со временем груз воспоминаний раздавит его. Или виной этому побуждению были загадочно мерцающие глаза напротив него?
- Обращение было насильным.
- Что? – Сасори опешил от того, с какой быстротой и проницательностью Итачи достиг самой сути.
- Тебе не был предложен выбор, я прав?
Слова хлынули потоком, как кровь горлом: вампир заговорил быстро и тихо, словно боясь забыть то, что хранил в самом укромном уголке своей памяти. Рана не успела даже зарубцеваться, и поэтому рассказывать было довольно легко – как будто одна за другой вынимаются из тела ядовитые шипы. Но и вдаваться в подробности Сасори не стал: не так он был прост, чтобы доверять свои мысли первому встречному, будто близкому приятелю.
- Он держал меня в застенке, как какую-нибудь зверушку для опытов. Вертел мной, как хотел, принимал за обычное человеческое мясо. Накачивал меня какой-то дрянью – я часами не понимал, кто я и где нахожусь, тело не отпускала лихорадка – за несколько лет она стала моей постоянной спутницей… А он смеялся. Он постоянно смеялся, когда унижал меня. Мне хотелось перегрызть ему горло, и плевать, что это его не убьёт, лишь бы причинить боль - такую же, какую он причинял мне.
- А потом? Что было потом? – Слова Учихи отозвались эхом, вкрадчиво уговаривая: раскройся, доверь мне свою боль, увидишь, тебе станет легче… Как-то само собой получилось, что Итачи оказался у ног Сасори сидящим на ковре. Он осторожно снял Гаару с колен вампира и положил рядом на диван, а сам взял за руки своего собеседника. Тёмные полночные глаза не отпускали ало-карие из своего плена. – Расскажи мне, доверься…
Глаза Сасори стали совсем стеклянными. И вместе с тем язык его словно стал заплетаться – нить повествования начала путаться, будто что-то мешало ей свиться в гобелен рассказа:
- Я… стал свободен. Так неожиданно. Двое… их было двое… люди. Я убил их. До этого была только девочка, маленькая. Я не хотел её убивать. Меня жгло, внутри… был пожар. Поместье горело. И я понял… почувствовал, что он погиб в этом огне.
Итачи моргнул:
- Но я не получал сведений о гибели сородича за последние полгода.
- То есть? – Взгляд Сасори снова стал осмысленным, и вампир воззрился на Учиху с нескрываемым ужасом во взгляде.
- Ангел?
Голову стиснуло раскалённым обручем.
- Нет, не надо опять!!!
- Думал, что сбежал, нехороший мальчик? – Шипящий голос опутывает, словно омерзительно скользкие змеиные кольца.
- Отпусти, не хочу, нет!!! – Сасори забился, как в припадке. Зрачок уменьшился до размеров булавочной головки, радужка посветлела до такой степени, что, казалось, уголёк плавает в молочной белизне белка.
- Тихо, успокойся! – Итачи с силой сжал руки вампира в своих, чтобы тот ненароком не навредил себе или детям. – Успокойся, Сасори! Может быть, не стоило копать так глубоко в его воспоминания? – мелькнула запоздалая мысль. Голос вампира взлетал пронзительными нотами:
- Ты не настигнешь меня, ты не пленишь меня снова, змеиный ублюдок!
- Ой, прости, забыл сказать, - насмешливо прижатая к губам ладонь, - обращённый не может противиться прямому приказу создателя, как бы сильно он его ни ненавидел. Так что, малыш, от моей власти ты избавишься только после смерти одного из нас. А теперь…
Ментальный удар, казалось, смял мозг в кашицу, а кости черепа – в труху.
- Где ты находишься? Отвечай!
- Нет, нет, нет… - Сасори неистово трясся, яростно мотая головой, будто таким образом мог выкинуть омерзительный голос из своего сознания.
- Не смей. Говорить. Мне. «Нет». Жалкое ничтожество!!!
Ещё удар. И ещё.
- Смотри мне в глаза! – Эти тёмные омуты он уже видел… но где? В другой жизни, наверное. Сознание затуманилось болью почти полностью. Виски обожгло холодом: Итачи держал его лицо в своих прохладных ладонях и неистово всматривался в белизну глаз Сасори. – Не слушай его, просто смотри!
Шёпоты, тёмно-багровый водоворот, манящий вихрь похищенной жизни… Бледная луна – мазок на небе цвета ржавчины, колышущиеся на неощутимом ветру паучьи лилии – алее крови, ярче блеска рубинов. Красивое, неживое лицо, маска с трещинами для глаз и рта. Совершенство и законченность. Спокойствие, уверенность… "Доверься мне, маленький".
Удары стали сыпаться словно реже и стали менее ощутимы. Голос Орочимару тоже становился глуше, глуше, пока не пропал совсем, оставив зияющую пустоту на своём месте. Зрачки вампира приняли свой обычный вид, радужка потемнела. Это произошло так быстро, будто влажная ткань прошлась по пыльной поверхности стола, сметая грязь. Сасори обессилено склонился на плечо Итачи, впадая в долгий сон. Тот неловко погладил его по спине, будто боясь обжечься:
- Какое-то время он не будет тебя беспокоить. А пока спи.
Фанфик добавлен 03.09.2012 |
1636
Авторизируйтесь, чтобы добавить комментарий!