Как будет угодно графу. Глава 13
Глава тринадцатая
- Сасори? Ты здесь? – Итачи выглянул из-за стеллажа с книгами, взметнув попутно тучи пыли. В этот библиотечный отсек обитатели особняка захаживали крайне редко - в принципе, число тех, кто мог хоть что-нибудь здесь прочитать, исчислялось единицами. Служанки грамоте не были обучены, а высоким гостям явно хотелось провести время где-нибудь в более удобном и интересном месте, чем глотать книжную пыль. – Хоть бы свет зажёг, что ли… - сказал он в темноту скорее из обыкновенной потребности не молчать, чем для дела: он сам запрещал приносить в хранилище знаний открытый огонь: не дай бог, шальная искра попадёт ненароком на бесценные рукописи.
Вампир не откликался, полностью зарывшись в норовившие рассыпаться вековой трухой свитки. Его зрачки лихорадочно бегали по строчкам, не находя нужной информации. Время от времени из кучи бумаги вылетала какая-нибудь оказавшаяся ненужной бумажка, свёрнутая в рулон, и с шорохом падала на пол. По этому звуку Итачи и нашёл Сасори, а позже и имел удовольствие лицезреть алую макушку своего гостя.
- Что ж ты молчишь круглые сутки?
Равнодушный взгляд в его сторону. Затем вампир снова уткнулся в письмена.
- Ты, как натянутая струна: того и гляди - зазвенишь от прикосновения. Хватит уже. Я тебе сказал, что Орочимару не побеспокоит тебя какое-то время.
Молчание.
- Не веришь… Зря. В отличие от тебя, я пределы своих способностей осознаю и могу на этом основании кое-что тебе обещать. Нет нужды соблюдать ежесекундно ментальный контроль. Недели на две твой разум для него – закрытая территория.
- Ты говорил… - хрипло начал Сасори, запнулся и выправил голос: - Ты говорил, что есть способ совсем отгородить мой разум от его посягательств. Так вот здесь, - он махнул рукой, - нет об этом ни слова. Ни самой завалящей буквочки. Пусто, как в лавке ювелира, обчищенной ворами.
- Ну конечно. – Голос Итачи приобрёл скучающие нотки, как если бы хозяин излагал прописные истины. – Я ведь предупреждал, что это незаконно. Естественно, что в манускриптах он не описан, иначе бы все, кому не лень, стали бы пользоваться этим.
- Но ты-то этот способ знаешь, - скептически откликнулся Сасори. – И знаешь, что нужно делать, без всяких указаний. Откуда такие познания, м? Или ты вовсе не такой порядочный, каким мне показался?
- Я показался тебе порядочным? – усмехнулся Учиха, и его глаза на миг довольно сверкнули. – И на том спасибо, утешил старика.
- Не уходи от темы.
- Ладно-ладно. Общество вампиров не больно-то отличается от человеческого. И, как ты можешь понять, чем выше твой ранг, тем больше у тебя полномочий. Так вот у меня достаточно полномочий, чтобы иметь доступ к этой информации, говорю без должной скромности, – пожал плечами Итачи. – Мой предок возглавляет Совет Старейшин. Попросту говоря, клан, к которому я отношусь – это что-то вроде правящей династии. Это должно гарантировать мне некоторые привилегии.
- Это выяснили. Тогда другой вопрос.
- Задавай, - миролюбиво ответил Учиха, лениво облокотившись на шкаф.
- Почему этот вампир из, как ты выразился, правящей династии вдруг решил преступить закон? Да ещё ради меня - того, кто сейчас фактически является вне этого самого закона?
Итачи бросил на него странный взгляд, который мог означать всё что угодно.
- Не льсти себе, юноша. Уж не думаешь ли ты, что только из-за одного молодого вампира и его малолетнего выводка я буду преступать закон? – Вампир не изменился в лице, но Сасори нутром почувствовал, как неуловимо изменилось настроение собеседника. Непроницаемо-чёрные, но странным образом тёплые глаза словно в одно мгновение заледенели. Только сейчас юный вампир осознал, что Итачи совсем не так прост, как кажется. За маской довольного своим положением и всем миром аристократа скрывалась расчётливая и беспринципная в некоторых определённых вопросах личность.
- И всё-таки? – рискнул снова Сасори, надеясь подтопить ледок. И ледок поддался неожиданно легко (впрочем, скорее всего из-за того, что так хотел сам Учиха).
- Орочимару перебежал дорожку лично мне, - мягко проговорил он и замолчал. Надолго. Вампир уже начал думать, что продолжения он не дождётся, когда Итачи вдруг снова заговорил – деловито, неторопливо, обстоятельно, не вдаваясь в подробности, но и не излагая только сухие факты: - Сейчас от нашего клана почти ничего не осталось. Так, громкое имя да древняя кровь, заключённая всего лишь в трёх представителях. Очень многие не вынесли долгого существования и добровольно ушли из жизни, кто-то был неосторожен и попался ревнивым служителям церкви… В общем, так получилось, что с гибелью нас троих наш род оборвётся окончательно. Случится это, конечно, нескоро. Но не в этом суть. Один из этих троих, как ты уже догадался, я. Второй – мой предок, ныне возглавляющий Совет. Даже я не могу себе представить, сколько ему лет. А третий – мой младший брат. Мой маленький глупый братик.
Что-то снова изменилось в лице вампира, когда он упомянул своего брата: оно словно разгладилось, исчезли чуть припущенные уголки губ, придававшие ему несколько печальное выражение. Итачи мягко улыбнулся, и это была не та улыбка, которой он беспрестанно одаривал то боящуюся его до поросячьего визга малышню, то Сасори, то вышколенных слуг. Юный вампир на мгновение ощутил что-то вроде зависти к неведомому вампирёнышу: никто никогда не смотрел на него самого с такой любовью, с такой заботой и нежностью.
- В восемнадцать лет он должен был решить, оставаться ему человеком или существовать в качестве вампира. Но он не дотянул до совершеннолетия. Из-за кое-кого.
Сасори из приличия помолчал немного, а затем спросил – собственный голос показался ему каким-то слабым:
- Ты… хочешь убить его?
- Покалечить точно, хоть это и проблематично сотворить с вампиром.
- Это хорошо.
- Почему? – недоумевающее моргнул Итачи.
- Потому что убью его я.
- Страх так быстро пропал? – усмехнулся Учиха.
- Ничего подобного. Но он притупится со временем, я уверен.
- Со временем? Так ты решился наконец?
- Да. – Сасори поднялся из-за заваленного свитками стола и неторопливо отряхнулся от пыли.
- Тогда начнём.
- Так быстро? – опешил вампир, едва не отпрыгнув от Итачи. Нет, он всё-таки прогадал с готовностью. Он был совершенно, абсолютно не готов. Задиристый и спесивый подросток. По-прежнему.
- А ты думал, я проведу какой-нибудь тёмный ритуал, созову чёрных магов страны, заставлю тебя литрами пить кровь девственниц? – засмеялся Учиха. – Успокойся. Всё намного проще и банальней, чем ты можешь себе представить. Мы всего лишь обменяемся кровью.
- Так… просто? – От удивления у Сасори даже голос сел. – И вот это незаконно?
- Именно потому, что это настолько просто, об этом способе знают лишь единицы. Кому в здравом уме придёт в голову пробовать кровь такого же вампира, каким ты сам являешься? Она не утолит жажды, она не несёт жизни, она мертва в прямом смысле этого слова. К чему эта глупость, если под боком полно человеческого материала? К тому же весьма редко находятся субчики, которые желают избавиться от власти своего хозяина, особенно в первое время, когда инстинкты хищника пересиливают здравый смысл, безмерно пугая юнца-вампира… Перед тем, как начать, я должен кое-что тебе пояснить. Фактически сейчас будет проигрываться заново твоё обращение. Сначала я выпью твоей крови, потом ты – моей. На какое-то время ты снова будешь в состоянии между жизнью и смертью, возможно, даже увидишь кое-что из моих воспоминаний. От тебя не требуется ничего: хуже, чем сейчас, уже не будет. Фактически я стану твоим новым хозяином, буду иметь на тебя более сильное влияние. Но связь всё равно будет слабеть. Рано или поздно она исчезнет совсем. Время от времени её нужно подправлять, проводя ритуал заново. Но это гарантия, что, пока наша связь в силе, Орочимару не сможет выследить тебя любым доступным способом, имеющимся в арсенале вампира-создателя. Если, конечно, ты не пожелаешь сам, чтобы тебя нашли. Всё ясно?
- Вполне. Только один вопрос.
- Какой?
- Ты сказал, что я могу увидеть кое-что из твоих воспоминаний. А ты сможешь проглядеть мои? – Сасори настороженно следил за собеседником. Итачи и бровью не повёл:
- Если ты этого не захочешь – нет. Но, скорее всего, моменты, которые вызвали больше всего эмоций, - неважно, положительных или отрицательных - я всё-таки смогу заметить. Это неизбежно. Если тебя это успокоит, обещаю не вглядываться слишком глубоко.
«Это неизбежно, - эхом отдавались в голове его слова. – Я не смогу справиться с этим, если не доверюсь ему. Мягко. В его руках так мягко. И надёжно. Не знаю, каков ты сам, Саске, но тебе невероятно повезло с братом».
Алый вихрь из паучьих лилий. Скошенная бледная луна. Клыки.
Красно-белый японский веер.
- Плохо. Очень плохо, господин. Лихорадка не спадает.
- Ты уверен, что сделал всё, что мог? – Итачи выглядит спокойным, даже голос его не дрожит. – Абсолютно всё?
Лекарь оглядывается через плечо, кидая очередной опытный взгляд на своего пациента, младшего брата собеседника.
- Я мог бы предложить кровопускание, господин. Но это рискованно, особенно в его состоянии. Но если вы согласны, то я велю послать за необходимым… - Пожатие плечами. Человек почти сочувствует, это видно. За последние несколько недель ему приходится сообщать родственникам больных неизменно одну и ту же весть.
- Нет. Я понял. Спасибо за то, что хотя бы попытались помочь.
- Господин…
- Что такое?
- Болезнь чрезвычайно заразна, я бы не советовал вам находиться в его комнате, иначе вы рискуете заболеть. Да вы сами знаете, стоит только за порог дома шагнуть.
- Я выносливый. – Улыбка Учихи бесцветна. Он уже успел подготовиться к подобному исходу и сейчас уже почти ничего не чувствует.
- Я предупредил… Всего хорошего, господин.
- Удачи.
Лекарь скончался ровно через две недели. Захлебнулся кровью в собственной постели…
За последние дни Саске страшно исхудал. Он и раньше обладал хрупким костяком, но сейчас был похож на обтянутый кожей скелет. Паренёк дышал часто, коротко, со странными полузадушенными всхлипами. На бледном лбу не исчезали капельки пота. Губы приоткрыты, словно юноше не хватает воздуха, в уголках рта кожа потрескавшаяся и покрасневшая. Глаза бессмысленные, остановившиеся; зрачки, неразличимые на фоне угольной радужки, смотрели, не отрываясь, в одну точку. Гора подушек, поддерживающая его в полусидящем положении, кое-где была испачкана в крови.
Итачи однообразными движениями поглаживал брата по волосам, не надеясь уже на реакцию с его стороны. Разве что дыхание станет более спокойным, выровняется… до того, как ему снова придётся выхаркивать собственные лёгкие.
Вампир замер, когда страдающее за брата сердце пронзил приговор медика, равносильный смертному.
Чёрная смерть. Чума.
"Саске, Саске, братик мой, глупый… Почему именно сейчас, почему именно с тобой?! Ты же всегда был таким сильным.
Ну почему, почему эпидемия вспыхнула не через два года?!"
- Nii-san? – Итачи вскинул голову, встречаясь взглядом с такими же чёрными полночными глазами, как у него самого. Рука Саске, лежавшая поверх одеяла, кажется ещё белее ткани.
- Что, ototo?
- Не плачь, nii-san… Не надо.
Вампир с удивлением понимает, что по его щекам текут слёзы…
- То, о чём ты просишь, весьма рискованно, Итачи.
- Ошибаешься, Мадара. Я не прошу – я требую.
- Слишком мало вероятности, что он перенесёт обращение в таком состоянии.
- Перенесёт или умрёт.
- Tertium non datur?* Тоже верно…
- Итак?
- Пусть будет по-твоему. Но учти, - вечность отражается в тусклых старческих глазах, глядящих с юного лица, - если что-то выйдет из-под контроля, вина ляжет только на твои плечи. Только на твои, понимаешь? Способен ли ты жить с мыслью, что своими руками отнял у брата жизнь?
- Брось, Мадара. Ты не новорождённый, чтобы называть наше существование жизнью.
- И всё-таки?
- Обрати его. Твоя кровь древнее и сильнее моей.
- Nii-san… - Тянет за рукав, привлекая к себе внимание. – Я хочу, чтобы это сделал ты.
- Рискованно, маленький мой. Я сам только недавно освободился от покровительства.
- Чёрт возьми, Итачи! – Подобие ухмылки на синюшных губах. – Может, я и полутруп, но я всё ещё Учиха. Прорвусь как-нибудь.
- Ну да, аргумент. – Хлещущий через край скепсис. Итачи засмеялся бы - не будь ситуация столь серьёзной. Какой же он всё-таки ребёнок.
- Помнишь, что я говорил несколько лун назад? – В глазах пляшут бесенята. Болезненная бледность вдруг окрашивается румянцем. Невероятно, но Саске смущён.
- Да, ototo.
- Поэтому заткнись и делай то, что задумал…
"Орочимару, грёбаный экспериментатор-психопат, всегда души не чаял в том, что он называл «особенным» или «исключительным». Вероятно, таковыми он считал и остатки нашего клана. Ну да, конечно, древняя кровь и всё такое… а главное – проявляющаяся даже у людей способность к сильному гипнозу, в сотни раз возрастающая после обращения. После того, как в стране началась эпидемия чумы, мы делали всё возможное, чтобы огородить Саске от заразы. Он не выходил из особняка, гости к нему не допускались. Ясно, что для полного сил юноши существование в замкнутом пространстве было невыносимо, но мы не могли никак отгородить его от заразы иначе.
Змей выгадал, когда мы с Мадарой отправимся на Совет, и заявился в особняк под видом лекаря. Вот кому в то время двери открывали с радостью и надеждой… Слуги были людьми, поэтому с готовностью дали осмотреть себя на предмет заражения. И, конечно, сказали, что молодой хозяин тоже находится дома.
Позже стало известно, что заразу разносят блохи. Маленькие, цеплявшиеся за всё, что найдут. Хоть бы даже за полы плаща. Скорее всего, одна такая блоха и сиганула из своего укромного места на пол в комнате Саске. Как я потом узнал, Орочимару, в принципе, не сделал ничего предосудительного, только взял немного крови.
А на третий день Саске подкосила чума…
- Nii-san?
- Что такое?
Теперь он намного быстрее и Итачи не успевает даже вздрогнуть от неожиданности. Саске жадно целует старшего брата, наполовину выскользнув из-под одеял, пропахших болезнью и смертью. Во время поцелуя ни тот, ни другой не закрывают глаза.
- Вижу, что ты в полном порядке, - мягко улыбается Итачи. Всё позади. Позади ночь у кровати с мечущимся в горячке обращения братом, позади треволнения из-за его слабости, позади сомнения в правильности их решения… Всё позади. Остальное не важно. Разве можно думать о чём-то плохом, когда на тебя смотрят любимые глаза?
- Ещё бы. – Саске вальяжно располагается на коленях брата. Надувает щёки, как совершеннейший малыш: этот типично детский жест всегда веселил Итачи. – А ты больше всех паниковал.
- Ну, ведь я же…
- Знаю-знаю! Любишь меня и всё такое. – Младший Учиха корчит рожу старшему.
- Паршивец, – смеётся Итачи, заключая мордашку младшего в ладони. Долго, очень долго смотрит на него, пока Саске не перестаёт трепыхаться. – Равнодушный паршивец ты, ototo.
- Хм… доказать обратное?
- Нашёл время, глупый.
- Хочу тебя сейчас! – показушно обидчиво поджимает губы.
- Уговорил, стервец…
"Страшно. Страшно потерять его. Хочется оградить от всего мира, лишь бы был моим. Только моим. Только мне он так улыбается. Только со мной он позволяет себе снять маску бесчувственного убийцы. Только меня он обнимает так, что хочется прижать его к себе и не отпускать никогда. Только со мной так выгибается, ломаясь в позвоночнике, только навстречу моим поцелуям покорно подставляет губы. Только подо мной стонет громко, безудержно. Глупо, банально? Пусть. Зато он только мой…"
Сасори очнулся резко и внезапно. Сначала ему показалось, что его разбудил комар, нагло зудящий около уха, - он даже отмахнулся чисто инстинктивно. Но потом понял, что писк вызван вовсе не надоедливым «родственничком по кормушке». Как только с глаз его спал туман, вампир увидел занимательную и до крайности умилительную картину: рядом на полу валялся Итачи, придавленный к поверхности тремя маленькими субъектами. Гаара, Темари и Канкуро восседали на спине Учихи, пытаясь одновременно удержать равновесие и надавать ему тумаков. Темари визжала, её братья делали своё чёрное дело молча и с уморительно серьёзными выражениями на мордашках. Итачи, судя по лицу, с трудом удерживался от того, чтобы не засмеяться на всю библиотеку.
- Сасори! – тут же заметил он пробуждение своего нового подопечного. – Убери от меня своих спиногрызов! – Вампир отвесил лёгонький подзатыльник Гааре, который попытался укусить его за ухо.
- Что тут происходит? – Рыжий трясся от едва сдерживаемого хохота. Картина была настолько забавной, что пасмурное, в общем-то, настроение помахало ручкой хозяину. – И сколько я тут валяюсь?
- Около получаса. – Итачи надоело изображать из себя безвольную жертву, и он сел, солидно скрестив ноги. Мелочь кульками свалилась с противника и расползлась в разные стороны – зализывать раны и готовить план мести. – Твоим детёнышам что-то понадобилось в библиотеке, но вошли они в не очень удачный момент: ты как раз обвис в моих руках без признаков жизни. Да и сам я в не лучшем состоянии был. Эти мелкие накинулись на меня, как рой диких пчёл, повалили вот… Я в пыли испачкался! Ну, Сасори, с такими защитничками тебе нечего бояться. – Вампир уже неприкрыто смеялся. – Наверное, они решили, что я тебя тут втихую убиваю.
- А разве нет?
Сасори удивлённо расширил глаза: вопрос задал Гаара. После почти месяца игры в молчанку.
- Так, малышня! – грозно рыкнул Итачи. - Ну-ка быстро на кухню, возьмите что-нибудь пожевать. Всё, отбой, кыш! Бегом, наперегонки!
- Идите-идите, - поддержал его Сасори. – Всё хорошо.
Когда троица, ворча, удалилась, вампир повернулся к Учихе и наконец задал единственно тревоживший его вопрос:
- Ты что-нибудь видел в моей памяти?
- Нет, - быстро ответил Итачи. Чуточку слишком быстро.
Сасори открыл рот, намереваясь выразить сомнение в правдивости собеседника, но вдруг вспомнил… Обвитые вокруг шеи руки, тонкое тело прижимается к другому, с приоткрытых губ слетают лихорадочные стоны. Чёрные глаза отражаются в чёрных глазах.
Сасори открыл рот…
И промолчал.
«Впервые за долгое время я чувствовал спокойствие. Я раз за разом с наслаждением осмысливал то, что теперь могу не оборачиваться со страхом назад, ожидая увидеть знакомое до трясущихся коленей лицо Орочимару. Малышня также была в безопасности, пока находилась рядом: Итачи был единственным вампиром в особняке, не считая меня, а он не питал слабости к детской крови, да и вообще не охотился на детей из-за каких-то своих соображений.
После того, как он принял меня под своё «крылышко», Учиха всерьёз взялся за усмирение моих инстинктов, норовивших постоянно взять надо мной верх. Выбить привычку оказалось не так-то просто – почти три месяца Итачи приходилось сопровождать меня на охоте, следя, чтобы я не убивал. Хотя о чём я, ему каждый раз приходилось силой оттаскивать меня от жертвы, потому что я не мог оторваться от уже безвольного человека самостоятельно. Ни разу за это время я не притронулся к ребёнку, а когда попытался вякнуть что-то против, то получил по шее от Итачи. В моменты истощения я не раз страстно желал убить своего нынешнего наставника, при этом прекрасно понимая потом, что вампир спасает меня от угрызений моей же совести. Не хватало ещё, чтобы вдобавок к кошмарам с неизменным участием Змея прибавились ещё и убитые мной дети… Его контроль дал результаты - спустя какое-то время я понял, что маленькие человечки не вызывают теперь такой дикой тяги, я научился не убивать, кормясь. Оказывается, даже с этим можно жить…»
Положенные три года протекли удивительно незаметно. Не то чтобы у них была нужда соблюдать это правило, но Итачи настоял на своём покровительстве. Потихоньку, ненавязчиво располагал к себе. Сасори, нервный, дёрганный, постоянно на взводе, перестал затравленно прятаться по углам. Но сказать, что он забыл, значит безбожно солгать. Всё, что раньше читалось в его глазах, скрылось глубоко внутри, как если бы прикрытое занавесью окно жилого дома. Эмоции, раньше хлещущие через край, теперь скрылись под железным коконом самоконтроля – даже двигаться вампир стал более сдержанно, экономно, не тратя попусту энергию, словно он мог устать, как самый обычный человек. Всё чаще Итачи ловил себя на мысли, что тусклые очи подопечного пусты, как у трупа. Обычно самым живым и притягивающим во внешности любого вампира были глаза, но Сасори как будто этого не знал. Учиха невольно вспоминал Мадару, глядя в постаревшие до срока глаза ученика. Но главе Совета было за тысячу, а юнец едва перешагнул порог двадцатилетия. Что же такого сделал с ним Орочимару, что Сасори боится собственной тени, не доверяет сам себе, а его выбрасывают даже из коматозного сна всего лишь кошмары с участием Змея? Итачи почти не солгал о том, что не разобрал воспоминаний вампира: он успел заметить какие-то отрывки, слишком разрозненные, чтобы они складывались в ясную картинку. Единственное, что Учиха понял точно, – крови было много. Очень много. Крови Сасори.
Прятаться подопечный и правда перестал – он просто взял за привычку надолго уходить из особняка после того, как Итачи счёл его обучение оконченным. Зачастую Сасори пропадал неделями. Учиха чувствовал, что он где-то поблизости, но не искал встречи с ним. Захочет – придёт сам.
Он и пришёл, и вампир понял, что побуждало его уходить.
- Естественно, ты можешь уйти, – бросил Итачи почти небрежно. – Никто никогда тебя здесь не держал. Ты вольная птица. И не смотри на меня такими глазами, мне неприятно. Даже Саске не умеет так сверлить взглядом.
- Мне необходимо. Я не могу больше здесь оставаться.
- И поводом не служит то, что ты из вежливости не хочешь меня стеснять своим присутствием. Молчи, я понимаю. Сам когда-то так же сбежал от создателя. Это нормально, Сасори. Вампиры ведь одиночки по сути своей, трудно придумать для нас что-то более естественное, чем одиночество, за исключением, пожалуй, потребности в крови.
- Хорошо, что мне не придётся объяснять. У меня есть к тебе просьба.
- По поводу?
- Детёныши. Пусть они останутся у тебя. Так будет лучше.
- Лучше для тебя? А ты эгоист, оказывается. – Итачи равнодушно пожал плечами.
- Я не хочу, чтобы они пострадали.
- Ты для них теперь не представляешь угрозы.
- О боги, Учиха! – Сасори дёрнулся, как от удара. – Не строй из себя дурака, кого ты хочешь обмануть? Ты прекрасно понял, что я имею в виду.
- Понял. И потому говорю: ты долго не протянешь. Думаешь, я не знаю, что ты просыпаешься каждую ночь, едва удерживая крик на губах? Думаешь, я не знаю, что ты частенько, снимая верхнюю одежду, пытаешься рассмотреть свой шрам на спине? Да ты рехнёшься, если останешься совсем один.
- Тебе-то какое дело? Я вот за три года так и не узнал, с какой радости ты меня приютил. Извини, но я не вижу связи между твоей неприязнью к Змею и моими с ним личными счётами.
- А ты не думал, что я просто посчитал тебя другом? – Скепсис в словах Итачи отдавал ядовитой горечью. Такой, что Сасори даже почувствовал себя виноватым на какое-то мгновение. – Несчастное ты дитя. Глупое и озлобленное. Ты замкнулся в себе, как дряхлая улитка - в раковине, не видишь ничего, кроме стенок своей тюрьмы, которую сам себе выстроил. Открой глаза наконец: прошлое – в прошлом, его нет, понимаешь, оно ПРОШЛО, несносный ты ребёнок! В настоящем нет клетки, нет Орочимару! В нём есть троица, которая в рот тебе смотрит, есть я, в конце концов!
- Легко тебе говорить. – На лице Сасори дёрнулся мускул, нарушив бесстрастность вампира. – Хотел бы я посмотреть, что бы осталось от твоей психики, если бы ты побывал на моём месте.
- Действительно хотел бы? – Итачи приподнялся с кресла нарочито медленно. – Даже судя по отрывкам твоей памяти, я могу понять, что это было действительно ужасно. Так скажи: ты и правда хотел бы, чтобы я оказался на твоём месте? Чтобы Орочимару вырезал на спине крылья мне, а не тебе? Чтобы меня повалил на пол и изнаси…
- Хватит!!! – вдруг завизжал Сасори, зажав руками уши и закрыв глаза. Ледяная броня его самообладания разрушилась за считанные секунды. Вампир таращился на Итачи так, будто впервые его увидел. – Не говори мне об этом, заткнись, замолчи!!! Не хочу это вспоминать, хочу забыть, вырвать из памяти, уничтожить всё, что с этим связано! Хватит уже, довольно с меня…
Сасори прижал руки к груди, как напуганный до полусмерти ребёнок.
- Тогда перестань замыкаться в себе. Так ты только концентрируешь в себе плохие воспоминания, - произнёс Итачи неожиданно мягко. Он обнял трясущегося вампира за плечи, крепко прижав к себе трепещущее тело. Сасори уткнулся лицом в грудь Учихи - большего не позволял рост. – Не бойся, я не видел этого. Ударил наобум, клянусь. Ну всё, всё… - Он с некоторой опаской заглянул в лицо подопечного, но, к своему облегчению, не увидел слёз. – Раз такое дело, не буду тебя мучить. Но людей ты заберёшь с собой.
И вампир лишь покорно склонил голову.
«Мы никогда не напоминали друг другу об этом разговоре. Нам приходилось пересекаться, но ненадолго. Не знаю, почему он молчал, может быть, не хотел бередить мои воспоминания. А может быть, ему просто стало всё равно, мало ли какие дела занимали его. У него был Саске, в конце концов. Я вообще случайно прибился к его порогу.
Со мной были Гаара, Темари и Канкуро. Время для вампира течёт по-другому, даже быстрее, чем для людей, – не успел я оглянуться, как детёныши догнали меня в росте, а Канкуро даже перегнал на пару сантиметров. Для меня осознание того, что они выросли, было чуть ли не открытием: я действительно замкнулся в себе настолько, что почти не обращал ни на что вокруг себя внимания. Существовал, как заводная кукла.
Они всегда следовали за мной, никогда не жалуясь. Мы дрейфовали по всему материку, прибиваясь то к одному городу, то к другому. Надолго оставаться в одном месте было опасно и неблагоразумно. Огни инквизиции постепенно отгорали, но моя подозрительность начала граничить с паранойей. Мои спутники терпели и это, хотя могли бы давно отделиться от меня: вон, на Темари уже с неподдельным интересом заглядывались некоторые юноши… Я мог пропасть на несколько ночей и, возвращаясь потом во временное убежище, неизменно находил их там.
Такая преданность была мне более чем в новинку. Сначала я и к этому относился настороженно, а потом (как-то само собой получилось) вдруг понял: я рад, что они со мной».
- Что сделать? – Сасори был зол. Зол и голоден. Эта троица перед ним явно не осознаёт абсурдности своей просьбы. Подумать только, просьбы! И ведь подгадали время, как назло, когда к горлу уже подкатывает знакомое сосущее чувство, а дёсны над клыками сладко ноют.
- Мы просим обратить нас, - тихо и размеренно повторил Гаара. – Мы хотим быть с тобой. Не просто быть, но и понимать тоже.
- Зачем вам это? – Вампир переводил взгляд с одного подопечного на другого, но ни один не опускал глаза перед нечеловеческим взором. Как он мог забыть, они же давно привыкли… Их теперь ничем не запугаешь, ко всему привычны. Сколько раз он убивал у них на глазах? А сколько раз кормился? – Я ни за что не поверю, что вы хотите стать подобными мне. Стать ходячими мертвецами просто из-за того, что привязались ко мне? Бред! Темари! – Он повернулся к девушке: – Чем ты думаешь вообще? У тебя вся жизнь впереди, совсем скоро найдёшь себе кого-нибудь, будешь жить полной жизнью! Неужели ты тоже?..
- Да. – Та дерзко упёрлась кулачками в бёдра, вставая в позу, означавшую, что упрямство уже достигло недосягаемых высот. – Мы хотим быть с тобой. Это наш осознанный выбор. Мы хотим быть… как старший братик.
- Помилуй, прошли те времена, когда вы меня так называли! – Сасори занервничал: взять нахрапом их уверенность в своих действиях не удалось сразу. – Но мозгов у вас, видимо, не прибавилось! – в сердцах выплюнул он.
- По мне, так это ты живёшь исключительно прошлым. – Гаара скрестил на груди руки привычным жестом. Пустые глаза с непередаваемым выражением сверлили вампира. Тому казалось, что он смотрит в глубокий колодец, в котором давным-давно иссякла вода. – Избегаешь нас, ни разу не предупредил, перед тем как исчезнуть… Неужели ты думаешь, что нам будет спокойнее, если ты перестанешь быть рядом? В чём дело? Ты боишься причинить нам вред? Тогда обрати нас и опасения исчезнут.
- Да не в этом дело!
- В чём тогда? – вновь задал Гаара вопрос, на который Сасори при всём желании не смог бы ответить и за год. Как кратко выразить то, что терзает его уже несколько лет? Как объяснить, что связь между ним и Итачи почти истончилась, что снова вернулся лютый ужас перед Орочимару, который вполне мог не отступиться перед своими планами за эти несколько лет? Как сказать, что он чувствует себя беспомощным ребёнком, неспособным защитить даже себя, не то что других, несмотря на свои превосходящие человеческие силы?
- А вы сможете причинять людям вред? – глухо поинтересовался вампир, почти сдаваясь. – Будете рыскать ночью, словно звери, разыскивая жертву? Будете мириться с зовом крови? Всё не так радужно, как может показаться, мальчик мой. Это жизнь без цели. Даже не жизнь – существование. Вы будете существовать для себя и только для себя.
- Мы будем это делать для тебя. Только для тебя.
«Вампиры одиночки по своей сути – так сказал Итачи. Мы гораздо больше нуждаемся в уединении и независимости, чем люди. Но, наверное, во мне осталось слишком много от человека, потому что я не чувствовал себя скованно рядом с моими подопечными. Охотились мы всегда порознь, но неизменно, угадывая тем особым чутьём, что связывает обращённых и хозяина, собирались вместе. В моих руках трепетал тёплый клубок красной пряжи, от которого отделялись три ниточки – затейливо вьющиеся, абсолютно разные, но соединённые. Соединённые во мне. Поначалу было неловко ощущать полную власть над ними – эта власть совсем не походила на чувство превосходства над жертвой. Жертва по определению ниже, а они равны мне.
Настало время, когда всем нам стал необходим дом. Не те домишки, где мы останавливались на месяц-другой, а настоящий, хотя бы лет на десять-двадцать.
Трансильвания понравилась нам. Климат был, конечно, премерзкий, но постоянные туманы позволяли иногда даже выбираться из замка прямо посередине дня. Обмануть стражу не составило труда: она и состояла-то из вчерашних крестьян, только-только взявших оружие пострашнее вил. Читать они, естественно, не умели. Но наспех нацарапанная «грамота» их впечатлила – стоило им только увидеть непонятные закорючки и нечто, похожее на подпись, внизу бумаги.
Вопреки первоначальным планам, мы остались не на двадцать и даже не на тридцать лет. Наверное, слишком устали от смены мест. К тому же место было идеально защищено со всех сторон непроходимыми Карпатами (моя паранойя всё-таки не давала слабину), Орочимару поблизости я не чувствовал… И спустя какое-то время я успокоился.
Но спокойствие принесло и непредвиденные плоды. Сам я не замечал происходивших со мной изменений до тех пор, пока Гаара не высказался мне в лицо: я стал жестоким. Жестоким по-детски, откровенно интересовался результатами своих действий. Раньше, охотясь, я заботился о том, чтобы жертва поменьше страдала. Теперь же мне стало интересно: а что, если перед тем, как напасть, немного попугать обречённого человека? Оскалиться ему прямо в лицо, видя, как с него стремительно утекает краска, как в ужасе расширяются глаза? Загнать до такой степени, что жертва начнёт задыхаться от бега? А может, что-нибудь сломать для порядка?
Слугам тоже стало доставаться. Я метался из апатии в неконтролируемую агрессию, причём потом не мог понять, что именно вызвало во мне вспышку злобы. Глядя в красивое личико очередной служанки, искажённое от страдания, я испытывал странное удовлетворение, смешанное с разочарованием. Не может выдержать даже такой маленькой боли…
Мне требовалось оправдание моей же жестокости. Я хотел оказаться сумасшедшим, ведь им прощается почти всё. Я ведь рехнулся. Я двинулся, слетел с катушек в подземелье Орочимару. Был ли смысл в том, что я сопротивлялся до последнего? Я ведь мог так же легко сдаться, как и эта девчушка передо мной. А ведь я всего лишь сломал ей один палец на руке. Мне ведь пришлось пережить более ужасные вещи, ведь правда?
Правда?
Скажи мне, Дейдара… Я ведь ненормальный? Я психопат? Монстр, чудовище? Хотя нет… только человек может издеваться над себе подобным.
Ты сразу приглянулся мне, человек, человечек, солнечное существо… Как ни банально, но ты напомнил мне меня самого несколько сотен лет назад. Дерзкий, наглый, смелый до безрассудства. Пламенеющая в темноте гор одинокая свечка, льющая восковую кровь, дарящая свет – для всех, для всех, всё – даром! Для глаз, долгое время не видевших ничего, кроме ночной тьмы, – бешенство яркого света, танец жизни, брызжущий красками.
И имя – Дей-да-ра. Перекатывается на языке щемяще-сладко, терпко, строптиво царапая. Хочется, да колется».
- Он нравится тебе, - произнёс Гаара, смотря сквозь высокое стрельчатое окно вниз, в утонувший во тьме графский сад. Между начавшими желтеть листьями то тут, то там мелькали светлые волосы, ложащиеся яркими мазками на серую слякоть.
Сасори не ответил, бездумно водя ладонью по холодному стеклу, собирая капельки. Его взгляд не отрывался от происходящих внизу действий. Вампир вздохнул по давно забытой привычке:
- Не отрицаю. Подумать только, я интересуюсь парнем.
- А в чём проблема?
- Может быть, по мне и незаметно, но я с детства не одобряю подобного рода отношения. Не одобрял, точнее… - Акасуна слегка постукивал по стеклу кончиками пальцев, и в большой зале этот тихий стук прозвучал громко и тревожно, раскалывая на кровоточащие куски тишину. – Ты прав, Гаара. Ты всегда видел дальше остальных.
- Тебе сложно признать, что фундамент твоих принципов пошёл трещинами, - не отреагировав на комплимент, продолжил Гаара бесцветным голосом. – И лишь поэтому ты колеблешься.
- Опротивело всю жизнь оглядываться, если честно, – произнёс Сасори в пустоту, продолжая следить за мелькающим меж зарослей человеком. На его лице обосновалось странное выражение - нечто среднее между досадой и попыткой улыбнуться сквозь печаль. – Смотри, как бегает…
- Ага. – Собеседник едва глянул. – Решай, Сасори. Перестань думать о нас хотя бы на время. Позаботься уже о себе.
- Странная просьба к эгоисту. – Граф не обольщался на свой счёт. – И…
Дейдара вдруг запрокинул голову и посмотрел прямо на окошко, у которого стояли вампиры. Граф совершенно по-детски шарахнулся прочь от стекла, как мальчишка-шкодник, которого застукали за каким-нибудь непотребством. Потом, осознав, как глупо это выглядело, нервно засмеялся:
- Выведи этого приблуду, Гаара. Ещё рано. Будем приручать нашего зверька иным путём.
Вампир с подозрением покосился на своего хозяина, догадываясь, что именно тот задумал. Слишком хорошо знал такое выражение лица хозяина. Чересчур хорошо…
- Посмотрим, способен ли он принять меня таким, какой я есть.
«Глупо было бы обольщаться, что такой, как ты, покорится мне быстро и без боя. Первые недели ты напоминал зверька, запертого в золотой клетке. Чурался всего подряд, шарахался от меня, отчаянно пытаясь скрыть то, что по твоей спине бегут мурашки от моего общества.… Это было весело, хороший мой. Давно я так не развлекался.
Ты был лучше всех, с кем я имел дело. Даже в состоянии полной беспомощности не переставал показывать свои остренькие зубки, всячески сопротивлялся. Скалился, топорщил все имеющиеся иголки. Упорство, заслуживающее только похвалы.
Я заболел тобой.
Провалился в новое сумасшествие.
Мне нравилось в тебе всё. Твои реакции на все мои проделки приводили в откровенно детский восторг. Давно мне никто не сопротивлялся с таким поистине ослиным упрямством. Это было ново, интересно… Мне нравилось играть с тобой, давить на нужные точки, чтобы вызвать ту реакцию, какую я хотел. Тебя ведь можно читать, как раскрытую книгу: ты не умеешь лгать, притворяться, увиливать… Я чувствовал себя так, будто получил в своё пользование безмерно дорогую и красивую игрушку. Мою личную куклу, которой мог вертеть, как хотел. Разумеется, для марионетки ты был слишком живым, но и это вызывало во мне отклик. Ты был готов сопротивляться до последнего, драться за свою жизнь и честь до самого конца – смертного или победного, кто знает?
Как много ненависти я видел в твоих глазах! Если бы я был человеком, то опасался бы находиться с тобой рядом – настолько материальную злобу ты излучал. Спорим на что угодно, что ты был готов принять даже вилку в своей руке за оружие при моём приближении? А много ли раз ты хотел её воткнуть мне, скажем, в глаз? Хотел, я знаю, совершенно уверен в этом.
Но вот убить бы ты всё равно не смог. И дело даже не в том, что это в принципе невозможно сделать ни обычным оружием, ни тем паче не предназначенной для этого вещью. У тебя рука не поднимется даже на такое чудовище, как я. Хотя… может быть, я недостаточно старался.
Появление Орочимару стало для меня полнейшей неожиданностью. Не буду лукавить: смерть того мальца, твоего друга, Наруто, меня не впечатлила. Мне он был безразличен. В принципе, я с таким же спокойствием отнёсся бы к смерти любого другого жителя Трансильвании. Людям вообще свойственно умирать в расцвете лет.
Любого другого, Дейдара. Но не тебя.
Мне было противно даже от того, что Змей смотрел на тебя. Смотрел своими проклятыми жёлтыми глазами, которые я столько лет мечтал выдавить собственными пальцами так, чтобы до мозга добраться, чтобы кричал, громче, чем я когда-то. Чтобы почувствовал унижение, во много раз превосходящее то, что я испытал. Чтобы не смог забрать у меня то последнее, что у меня осталось от человека, – способность привязываться и любить.
Смешно, ведь я столько лет сам пытался от этого отвязаться. Стать ночным хищником, как многие до меня и многие после меня, упиваться охотой, кровью и жизнью. Не думать о завтрашней ночи, не чувствовать стыда и боли за украденные жизни.
Не смогу.
И знаешь, я рад этому. Мне страшно стать таким же, как Орочимару, а я был недалёк от этого. Скажи… ведь я не такой? Скажи мне, я запутался…
Я совсем запутался в себе и во всём, что творится вокруг меня. Лишь бы всё закончилось. И, когда это закончится, будь рядом со мной.
Такие, как ты, навсегда остаются людьми. Настоящими людьми, такими, какими и должны быть, в принципе, все. Что бы с тобой ни случилось, ты всегда останешься собой. Не сломаешься. Выдюжишь. Преодолеешь. Как бы ни было тяжело, больно и страшно.
А я не смог в конечном счёте. Я оказался слабым. Неправда, что сильные держатся долго, а потом за одно мгновение падают в грязь – по-настоящему сильные всегда стоят.
Ты нужен мне. Не как собачка на привязи, не как покорная куколка на ниточках – как равный мне. Как тот, кто выше меня.
И поэтому я прошу тебя, Дейдара: иди рядом со мной. Если сможешь простить меня.
Простишь?»
Продравшись сквозь десятилетия и века, новообращённый вампир Дейдара Тсукури вздрогнул во сне и открыл глаза.
*(лат.) – «Третьего не дано»
Фанфик добавлен 07.09.2012 |
1817
0
