Бросая нимб к ногам. Глава 19
Поговорим с автором или ИЗВИНЕНИЯ...
Простите меня, мои дорогие и любимые! Очень сильно извиняюсь перед вами всеми, что я такая дрянь и сволочь! Совсем обленилась моя муза и посещает меня все реже и реже, хотя я ее гоняю, как могу. Просто ее пугают навалившееся уроки и конец четверти. И еще одно: простите меня за то, что эта глава не слишком длинная. Зато следующая выйдет в среду и будет длинной, торжественно клянусь=)
Ваша RossaVetroff, безумно любящая вас всех и приносящая свои глупые извинения!
Пы.Сы. Так, еще забыла про кое-что... Прошу прощения еще за мои грамматические ошибки. Просто главу выкладываю поздно вечером и заранее предупреждаю, что перечитывать весь текст у меня нет сил. Буду исправлять все только вечерком на следующий день после выкладывания. Поэтому могу немножко потерзать первых читателей режущими глаза глупыми ошибками, допущенными по невнимательности
Глава 19. Запах сандала вместо воспоминаний...
Я покоилась под шоколадным шерстяным пледом и молочно-бледными шелковыми простынями. Голова трещала так, что хотелось завопить. Завопить, закричать, потом закусить губу и выпить водички. От мысли об алкоголе тошнило и хотелось побежать в туалет - промыть желудок. Я сглотнула и, не открывая глаза, перевернулась на бок. Глаза слиплись, в горле появился скользкий тошнотворный комок, но есть от этого хотелось не меньше, чем обычно. По комнате летал аромат жареной колбасы, гренок с сыром и черного молотого кофе, и мой живот заурчал в ответ на восхитительные запахи вкуснейшей еды.
-Неджи постарался, - прошептала я и изумилась сиплости и храпящим ноткам моего голоса. Мое лицо озарила улыбка, и я вновь потянула носом ароматы, царствующие в комнате. Я люблю определять происхождение и их смысл, люблю наслаждаться ими, упиваться… И я, так и не раскрыв глаз и бурча себе тихонько под нос, стала определять, что это за запахи. Золотистый сыр и горячий кофе – запахи еды. Бодрящая мята и нежная сирень – запахи моих духов. Корица, сандал и мускат – запахи…
Глаза распахнулись сами собой от страха и непонятного ощущения в груди.
Вспышка боли от яркого света и от резкого движения озарило мое сознание, и я негромко пискнула. Но то, что я увидела, привело меня в полный шок. Моя комната не была моей. Это была не моя комната! Страх заставил меня спрятаться под одеяло.
Шерсть тихонько щекотала мои ноздри, доставляю массу неприятных чувств, но я не могла позволить себе выбраться на свет. Ужас закрался в мои мозг и душу и остался там сидеть в виде небольшой ящерки. Он бы связан с совершенно разными и противоречивыми чувствами, смысл которых я никак не могла передать.
"Хватит, Хината. Приди в себя и разберись со всем! Вспоминай! Давай же!" – заставляла я себя выйти из того самого мысленного анабиоза и начать хоть на капельку, но разумнее соображать. Получалось все хуже с каждой секундой, страх заполнял меня, загонял в угол, пополняя мой мозг догадками и воспоминаниями.
Во-первых, меня до ужаса пугало место, где я находилась. Нет, это была не комната пыток, не садомазахистическое местечко, но это… была не моя квартира. Я была в каком-то чужом месте, чужом и незнакомом. Запахи и краски здесь были незнакомые, здесь нет братика, нет никого, кто бы мог мне помочь. Здесь я одна…
Во-вторых, меня очень волновали обстоятельства, при которых я сюда попала. Причем не сами обстоятельства, а, скорее, их отсутствие. Я не понимала, что происходит. Просто не помнила. Последнее воспоминание, сохранившееся в моем воспаленном мозгу – рубиновые огни мужского вина и обиженно-размеренный голос Саске. Черт, почему же оно называется мужским? После того, как мое существо обожгла львиная доля алкоголя, я ничего не помнила. Только множество серых и алых теней носились в бешенном танце, в безумстве, в агонии за алкогольной пеленой серости.
В-третьих, если мне не изменяет память, то Наруто и Сакура… Они… Не буду пока об этом думать, сейчас не время. Есть более важные проблемы. Вдруг, это был пьяный бред, галлюцинации, видения? Этого просто не может быть!
В-четвертых, темнота. Полная темнота в моей памяти. А вдруг я кого-нибудь убила или ограбила? Может быть, я наговорила что-то такое, за что лучше самолично повеситься? Или вела себя как-нибудь неприлично? Ох, теперь сама моя фантазия и потаенные страхи начнут меня терзать. Сильнее, чем любые раскаленные добела щипцы палачей и допрашивателей…
В-пятых и в самых важных… Я на секунду приподняла кусочек пледа, чтобы лучи утреннего солнца осветили мое тело. Они ласковыми пальчиками прошлись по оголенным ножкам, по розовато-бледной кожице рук, вдоль разлетевшихся по всей подушке фиолетово-черных волос. Они дотронулись до голого животика, до кремовой жемчужины пупка, до не скрытой одеждой груди… Ужас и в большей мере стыд охватили меня и заставили загореться щекам. Даже в темноте под пледом я увидела алые блики от моего смущения на щеках, танцевавшие на ткани. Я была голая! Кто-то видел мою наготу, кто-то раздевал меня, снимал одежду… Кто-то… Нет! Нет! НЕТ! Этого не было! Я не могла, я все еще девочка… Я не чувствую ничего, не чувствую боли внизу живота, я не… никто не…
Конечно, я не была полностью голая. На мне было нижнее белье темно-синего цвета, но все же…
"Интересно, как это было? Мне… понравилось? – мысли о том, что все произошло, а я ничего не помню, заставили мои глаза заслезиться. Неужели я?.. Но тут же отогнала подобные мысли, больно царапнув себя за ногу. - Хьюго! Ты сильная! Ты должна все выяснить! Вытащи свою глупую голову из-под пледа и осмотрись. Все худшее уже произошло!"
Я вцепилась в плед, мои пальцы запутались в шелковистых ворсинках и, предварительно сглотнув комок неуверенности, дернула вниз. Свет вновь, как наточенный клинок, полоснул меня по глазам, и мне пришлось прикрыть их ладошкой. Когда танго темных пятен закончилось, я смогла оглядеться.
Я оказалась в довольно таки миленькой квартирке, стильной. Кровать, на которой я валялась, оказалась настолько огромной, что потеряться в ней – раз плюнуть. Мне пришлось вытянуться во весь рост и распластаться на постели, чтобы дотянуться руками до концов ложа. Все было выполнено в темно-коричневых и молочных оттенках. Потолок – белоснежный, как и стены. На фоне всего этого стояли невысокие стеллажи и висели картины. Солнечный свет полностью освещал все помещение, потому что окно было как раз шириной со стену. Дальше за хрустальной синевой окошка виднелась огромная лоджия, а за ней… Дальше была моя мечта…
Небольшой садик, весь покрытый изумрудной виноградной лозой, огромными бутонами белых пионов и лазурными звездами сирени. Посередине все этой красоты стояли небольшие качели, сверкающие цепи, на которых они висели, изредка поскрипывали, а небесно-голубые ленты, в беспорядке свисающие с цепей, вечно развевались на промозглом весеннем ветру. Это выглядело как сказка, сошедшая с картинок, воплотившаяся в реальность….
Как я поняла, комната, где я находилась – это чердак, а садик – это плоская крыша, играющая роль лоджии. Моя догадка подтвердилась, когда я увидела винтовую лестницу, ведущую вниз, на первый этаж. Оттуда как раз и разносились аппетитные запахи и звуки гремящей посуды. Я навострила ушки, и когда мой не очень чуткий слух выловил из густой тишины квартиры тихие позвякивания, то заслушалась. Минут десять я сидела, вслушиваясь так сильно, как могли человеческие возможности. Негромкий баритон, бархатистый голос тянулся, как смолистая карамель, и переливался различными оттенками эмоций и музыкальных переходов. Он затягивал, как черная воронка, поглощал, опутывал в сети, обнимал и целовал… И песня… Я совершенно не понимала слов, но сам голос был таким, что… Что я просто на какой-то потусторонне-эмоциональной волне понимала, о чем речь. Это было что-то… Что-то про любовь, про страсть, уничтожающую все и вся, про бурлящие эмоции, выраженные в тихой музыке, в необычайном созвучии звуков и слов. Но музыка, так страстно ласкающая мои уши, оборвалась, и я вылетела из той нирваны, в которую меня погрузил этот волшебный голос. Взамен этому пришли громкий звон разбитой чашки и совсем похороненные за окружающей тишиной ругательства.
Когда мои пятки коснулись теплого паркета, то мои глаза нащупали несколько фотографий на одном из стеллажей. Внутри все загорелось от любопытства, и я, не удержав свою любопытную натуру, вскочила с места и быстрыми и тихими перебежками подбежала к стеллажу, попутно оглядываясь по сторонам.
Старая фотография, потрепанная до желто-белесых лохмотьев по сторонам, но бережно сохраненная, стояла ровно посередине, как главная царица среди других. На ней была изображена девушка лет двадцати-двадцати пяти. Длинные иссиня-черные волосы волнами лежали на плечах, тонкие и хрупкие черты лица смягчали заостренные скулы и огромные глаза, спрятанные за угольной челкой. Девушка немного отвела взгляд и смущенно смотрела на неизвестного фотографа, улыбаясь уголками губ. Небольшой румянец на щеках был виден даже несмотря на то, что фото было черно-белым. В уголке были написаны слова: «Моему Огето Учиха от Митцу Денде» Потом фамилия «Денде» была зачеркнута, и яркими современными чернилами оказалось написано «Учиха».
Остальные фото были не менее интересны – на многих были изображены мужчина лет двадцати-тридцати, семилетний малыш и двенадцатилетний подросток. Они обнимались, играли в баскетбол и футбол, бегали, рыбачили, купались… Они всегда были рядом… Мужчина очень часто обнимал семилетнего мальчугана и трепал по макушке. Вдалеке стояла еще одна старая фотография – подросшая Митцу целует маленького мальчишку в лоб, а он морщит носик. Девушка на это лишь смеется. Только семилетний малыш не похож на того, которого целует Митцу. Скорее на еще не подросшего двенадцатилетнего подростка.
Ветер прошелся по моему телу, напоминая о том, что я все еще раздетая. Я оглянулась и схватила темно-зеленый халатик с края кровати. Он лежал тут давно и, мне так подумалось, что готовился как раз для моего пробуждения. Поэтому я без зазрения совести накинула его на плечи и…
-Пробудилась, спящая красавица. Хьюго, ну ты и дрыхнуть… - Саске, одетый в мятую расстегнутую черную рубашку и белые брюки появился на лестнице, любопытно, как кот на банку сметаны, заглядывая в комнату. От его голоса голова, кажется, раскололась на две части и упала на пол, громко шлепнувшись о паркет. Но это оказалось лишь мое воображение, точно представляющее себя мою боль в виде видений. М-да, было больно. Очень…
-Саске-сан, потише, пожалуйста… - я вжала голову в плечи, как будто мне на макушку свалилась гора мраморных кусков и раздробила мозговой свод на несколько осколков. В ответ моим словам по комнате раздался смех. Но когда я сама глянула в глаза Саске, то не смогла сдержать хохота – он смеялся и так же, как и я, корчился от головной боли! Похоже, и он вчера перебрал!..
-Хьюго, ну ты алкоголичка! Не думал, что ты такая… эм… у меня даже слов нет, - он опять рассмеялся, как будто впервые попал в такую ситуацию, когда не мог ничего ответить. – Ты хоть помнишь, что было?
Если я скажу, что нет, то он точно подумает, что я – алкоголик. Но меня очень интересовал один вопрос, задать который я не решалась, потому что только одна мысль об этом меня смущала и заставляла злиться, как разъяренной кошке. Вообще, увидев Саске здесь, я не удивилась. Эти запахи, фотографии – о том, что это не квартира Саске, не догадаться мог бы только дурак. Но увидев его сейчас, такого неопрятного, такого диковато-домашнего… Смотреть ему в глаза, утопать в них, плавиться под его взглядом… Мысленно пытаться сосредоточиться, но путаться в примитивных мыслишках, забывать даже обыкновенные слова рядом с ним, это… это все было по-новому, не так, как я это себе это представляла… Да, если честно, я это совсем не представляла, я подсознательно отгоняла эту мысль, чтобы совсем не сойти с ума от непонятных происшествий.
-Саске-сан… - жалобно протянула я. – Пожалуйста, не мучайте меня, а? Я ничего не помню, у меня все болит, а голова так вообще… Саске-сан…
И вновь моим собеседником был только смех. Веселый, задорный… Такой, который я не ожидала услышать из уст Учихи. Это было что-то новое, что-то пугающе-притягательное.
-Хьюга, у меня нет слов! Ты ничего не помнишь?! Как жаль! Пойдем вниз, может что-нибудь всплывет, ну и заодно перекусишь.
Мужская фигура стало быстро удаляться вниз по лестнице, черная грива влажных волос колыхалась при каждом движении, он двигался как кот, как огромный черный кот, как пантера или леопард. Он был большим животным, большим и мягким, теплым и опасным, мне так захотелось на мгновение к нему прижаться, заново ощутить запах его рубашки, запах его волос, утонуть в глазах… Черт, что со мной? Почему?..
Учиха остановился на половине пути и подозрительно оглянулся на меня. А я же застыла, как статуя, немного приоткрыв рот, смотря на него.
-Хьюго, тебе плохо? – каким-то странным тоном спросил он. Я отрицательно замотала головой. – Ну тогда пойдем! Кстати, халатик Сакуры тебе очень идет…
И, злорадно улыбаясь, поскакал вниз. А за ним я, нервно отдергивая от своей кожи треклятый халат и злобно скрипя зубами.
Чем ближе к первому этажу, тем сильнее усиливались запахи вкусной еды. Слюни все текли и текли, и я, уже плохо их сдерживая, ухватила себя за живот, чтобы он сильно не возмущался по поводу долгого отсутствия кушанья.
Когда мы спустились наконец-то по неимоверно длинной (для моего желудка) лестнице, то перед моими глазами открылась такая картина: голубые стены, украшенные ярко-зелеными картинами, белый стол с резными ножками, голубовато-сизые диванчики по краям от стола с ядовито-зелеными подушками, сковородка со скворчащими на ней ломтиками колбаски и подзолотившимися кусочками французской булочки, на белой глади стола большая банка вареной сгущенки. А завершала всю эту композицию огромный лебедь фарфорового кофейника с серебристыми иероглифами и две маленькие уточки кофейных чашек. Живот не выдержал такой красоты и аппетитных соблазняющих ароматов и застонал от предвкушения вкуснейшего завтрака. Как раз в этот момент таймер на плите оповестил нас о приготовлении блюд, и я, следую привычке, потянулась снять с огня сковороду. И в самый нужный момент меня за запястье поймал Саске.
-И что это мы хотим сделать? – придирчиво изогнув бровь, спросил он.
-Так приготовилось же… И сейчас подгорит…
-В моем доме готовлю только я, понимаешь? Поэтому садись на диван и наслаждайся зрелищем, - дальше парень немного подтолкнул меня на диван и подхватил другой рукой кухонный предмет.
Я плюхнулась на мебель и вспомнила про больную голову. Больной ее я могла назвать как в прямом, так и в переносном смысле. В ответ на предсмертные агонии моих мозговых клеток я застонала и схватилась за череп.
-Плохо? – как-то даже сочувственно спросил Учиха. Лгать не было смысла – мне было плохо. Чертовски плохо. Я даже не совсем понимала иногда, где я нахожусь, и кто со мной рядом из-за рубиновых вспышек боли. Воспоминания навевали на меня, как одурманивающие запахи муската, только они были такие призрачные и смутные, что, кажется, играли роль удочки с крючком и червяком. Я, как рыба, пыталась поймать воспоминание, ухватиться мыслями за «крючок» с обрывком утерянной памяти-«червяком», но боль озаряла мысли красным и оставляла после себя лишь отблеск разочарования.
-Ага… Саске-сан, а вы не помните, что вчера было, а? А то я совсем ничего не могу вспомнить, - боль затмила мой мозг окончательно, и я, не держа себя под контролем, спросила его: - У нас вчера было что-то, да?
Только через три минуты хохота Саске я поняла, что такое сказала. Но раскаиваться в сказанном уже не было сил. Я только привычно залилась краской смущения, оставляя на потом мысли самобичевания.
Он, к моему счастью, не стал издеваться. Парень просто вытащил из одной из полок какое-то снадобье, что-то похожее на лимонный сок, и протянул мне.
-Выпей, полегчает.
-Это а-алкоголь? – заикаясь и хватаясь за рот, задала вопрос я.
-Нет, просто лекарство. Пей, кому говорят. Иначе заберу, и останешься с такой головой навсегда.
Тут я испугалась и действительно выхлебала полстакана этой гадости. Хотя, почему гадости? Очень даже неплохой напиток, кислый и солоноватый.
Как только я выдохнула после долгого и непрерывного поглощения жидкости, на меня напали, как бешенные собаки на кусок подгнившего мяса, воспоминания.
-Если что не вспомнишь, то я помогу. Я многое помню, - проговорил Саске и странно ухмыльнулся.
Фанфик добавлен 18.10.2011 |
2237
0
*Ой чето я лишнего наговорила*.... 
