Бросая нимб к ногам. Глава 21
Вновь извинения...
Простите меня, умоляю, простите, что пропала со своей главой. Просто так все навалилось, все как-то изменилось, тем более муза убежала, оставив после себя лишь какие-то обрывки какой-то ерунды! Извините, но так вышло и... еще раз простите...
Ах, да, ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ:
1. Я уже говорила и повторюсь еще раз: я плохо разбираюсь в именах родителей и уже написала то, что написала. Поэтому отец Саске и Итачи - Огето Учиха, а мать - Митцу. Извините, что вышла такая петрушка, но менять уже не буду, иначе все пойдет под откос.
2. Глава для меня была сложна в написании, вытягивала из себя каждую строчку, практически. Поэтому еще раз извините, если Вам будет тяжело ее читать... (Сейчас, наверное, больше половины человек отключились от этого фика)
Ну, не буду Вас задерживать от прочтения, поэтому:
С любовью, RossaVetroff!
Глава 21. Эти белые двери безумства...
Собрались мы так быстро, как это было возможно. Он оделся мгновенно, но я замешкалась после его слов. Потом несколько минут простояла в полном отчаянии и недоумении, теребя волосы. Ветер, входящий в наше маленькое логово через распахнутое окно, ласкал мои оголенные ноги и тормошил изумрудный халат, приподнимая шелковистые волосы и смазывая бледностью смущение с моих скул. Саске в три секунды вскочил на второй этаж и стал быстро, выкидывая всю свою элегантную одежду, в беспорядке приземляющуюся на ковролин, рыться в гардеробе. Темные костюмы, идеально вычищенные от пылинок, падали на кровать и мебель. Яркие шелковые рубашки экзотическими птицами, как в джунглях, порхали вразнобой по всей комнате. А я все еще стояла на кухне, изредка заглядывая на второй этаж…
-Твою мать, какого черта ты стоишь, как вкопанная?! – глаза его сияли тем самым огнем, который мог сжечь все чувства и эмоции, оставив только один дрожащий страх. Руки его подрагивали, и я никак не могла понять, от чего эта ненависть или… страх? Мои глаза широко раскрылись, когда я подумала о том, что Учиха может… бояться. Этот человек, сильный и несколько черствый, смелый и немножко грубый, элегантный и полностью пропитанный язвительностью, может дрожать, стараясь подавить свои чувства силой воли. Что же его так покалечило? Не опасность за себя, я уверена, что он броситься в огонь и в воду за своей семьей и любимой. Саске боится потерять, боится оказаться один… Так же, как и я.
-Саске-сан, извините, просто мне не во что одеваться…Я же приехала к Вам в очень… неприглядном виде.
Саске сжал кулаки и медленно взошел на второй этаж. Отсутствовал он долго, минут десять. Мне сначала показалось, что он бросит меня, даже не вспомнив про то, что я здесь стою. Только сверху раздавалось какое-то шуршание…
-Иди сюда, — его голос был не узнаваем. Какой-то глухой, выцветший, погасший, немного пугающий. Голос потерял всю бархатистость, потерял все эмоции. Я сглотнула и быстро, чтобы не раздражать парня, вбежала на второй этаж.
Тихий шелест ткани мягкой волной пронесся по комнате вместе с ветром, как шепот, повествующий о древней истории, об ушедшей сказке. Красивое платье темно-красного цвета чуть ниже колен, короткие рукава-фонарики с белыми кружевами, белый пояс. Это висело на вешалке, такой старой, что, казалось, если притронуться к ней, она могла развалиться. Но Саске держал ее с таким благоговением и какой-то скрытой болью, что я поняла, насколько для него это важно.
-Одевай.
Спорить и спрашивать, чье это, сразу расхотелось. Сейчас он был далеко не в том настроении, когда можно было задавать вопросы. Вместо этого я решила отложить все на потом, хотя мне было чертовски интересно, чья это одежка и чем закончился наш вчерашний вечер, но…
Саске, перепрыгивая через ступеньки, выпрыгнул на первый ярус. Я, совсем напугавшись, переоделась так быстро, как не переодевалась еще никогда.
В машине мы сидели через несколько минут, ехали молча, не перемолвившись даже парочкой слов. Только звук мотора и громкие басы рока звучали в наших ушах и в нашем сердце.
Ненавижу этот запах. Запах болезни, запах смерти, запах безнадежности. Когда ощущаешь его, хочется опустить голову, опустить плечи и спрятаться в самый далекий и темный угол. Или спрятаться за чью-нибудь сильную спину, которой нет. И сразу начинаешь чувствовать навалившееся одиночество и боль от скорого ухода в пустоту и беспамятство. Запах больницы, запах больных с примесями смерти и холода – вот что это. Вот так и должно пахнуть в аду.
Его спина чернела среди белизны помещения в небольшом отдалении от меня. Он тянул меня вперед, держа в своей холодной ладони мои бледные пальцы. Иногда он их сильно сжимал, но я молчала и только пыталась поймать его взгляд, все также быстро стремясь в VIP-палату на самом верхнем этаже. Сжимал он больно, но я точно знала, что он не хотел причинить мне вреда, совсем не хотел. Это просто нервы, просто страх движет им.
Не знаю, как мы не разбились на этой машине, пока ехали сюда. Он гнал так, что педаль газа, кажется, постанывала под его ногой. Когда мы вышли из машины, парень вышел первый, открыл мне дверь, смотря каким-то пустым взглядом куда-то вдаль, и, помогая выйти, взял мою руку. После этого ни разу не отпустил, даже не замечая, что держит ее. Страх поглощает…
Лифт звонко вскрикнул, приземляясь на первый этаж. Медсестра, бежавшая за нами, как сумасшедшая, тоже что-то кричала и взвизгивала, пытаясь то ли остановить нас, то ли что-то спросить. Он не слышал, а я не пыталась его остановить, чертовски понимая его.
Разгоряченное лицо медсестры скрылось за дверями лифта, когда тот плотоядно чавкнул своими челюстями. Опять прозвенел какой-то дурацкий звонок, опять белые стены лифта ослепили меня свой излишней жизни радостью в таком месте. Сердце защемило от воспоминаний. Саске все так же сжимал мою ладонь, держал и, по-моему, если бы не моя рука, то зеркало, отображающее сейчас наши покрытые тенью лица, вдребезги разлетелось во все стороны, а на кулаке черноволосого расплылись раны.
Красные цифры на панели вверху дверей сменяли друг друга, безжалостно отображаясь в моих глазах и в моем сердце. Я волновалась за отца Саске, но сейчас страх, холодным дыханием опаливший мои щеки, завладел мной. Огето Учиха лежит на седьмом этаже, а вот четвертый…
Неджи держал меня за руку, немножко оттесняя от дверей лифта. За его спиной я могла наблюдать лишь красные огни чисел, не имея никакого сожаления ко мне, они точно также сверкали и переливались. Цифра четыре высветилась на панели, и двери распахнулись, вновь обдав нас воздухом, полным запахом смерти.
Мы не успели. Усталые врачи, ссутулившись, выходили из операционной. Топот их ног в пустом коридоре, их дыхание, запотевшие окна… Капельки крови на вычищенном хлоркой полу, накапавшие с черной коляски, на которых возят «немножко живых». Четвертый этаж никогда не слышал смеха ребенка и не видел улыбки девушки. Только облегченные выдохи иногда были для него наградой. А звук проезжающей тележки с «почти мертвыми» всегда разносился по этому коридору, вызывая у кого-то живого надежду на спасение дорогого человека. Только для нас с Неджи эта надежда умерла со словами: «Ваш отец и сестра умерли. Простите, но мы ничего не смогли сделать». Белый лифт оказался тогда для меня нечто схожим с могилой. Моей могилой.
Цифру 4 я не видела. Числа 1, 2 и 3 пронеслись как-то так быстро, что когда тройка погасла, я даже не успела зажмуриться. Только экран на секунду потускнел, чтобы зажечься вновь, но глаза закрыть не получалось. Они как специально заслезились и впились в экран. Зачем? Я просто хотела, чтобы четверка озарила помещение, двери распахнулись и добрые врачи прошептали мне на ушко: «Все хорошо. Они выжили. Вам не о чем беспокоиться. Теперь отец и сестра вечность будут целовать Вас перед любым Вашим выходом из дома. Теперь Вы никогда не будете одинокой». Невозможно. Это невозможно. Двери даже не думали раскрываться, только тьма застелила глаза.
Вторая ладонь Саске, которая не держала меня за руку, накрыла мои глаза, оградив от боли. Сквозь яркие прорези между пальцами в безграничной темноте я увидела лишь бурые искры на белоснежной стене.
Как иронично… Входя в лифт, я встала точно так же, как и Неджи. Я тоже пыталась оттеснить от двери, оттеснить от страшной реальности. Пыталась защитить и оградить, причем инстинктивно. Возможно защитила, чуть-чуть… А на самом деле он, прижав к себе и закрыв глаза, спас меня от меня же.
-Спасибо, — тихий шепот угас, и тут же лифт дернулся и открыл двери на седьмом этаже.
Саске отпустил мою руку только перед дверью палаты Учих. Когда он сделал это, я покачнулась, как будто потеряв всякую опору. Стало немножко больно, как будто меня лишили чего-то навечно моего, чего-то, что полностью должно принадлежать мне.
-Хината, посиди тут, пожалуйста. Мне нужно поговорить с отцом.
-Конечно, Саске-сан…
Я присела на белую скамью, стоящую ровно напротив такой же белой двери. Черт, я ненавижу белый цвет…
Черноволосый, как будто настоящий демон выделялся на фоне всей этой лживой белизны, скрывающей настоящую боль и смерть. Парень медленно, тяжело вздохнув, потянулся к дверной ручке, как дверь сама распахнулась, чудом не ударив его по лбу.
Как будто зеркальное отражение Саске вышло из дверей, только с некоторыми отличиями. А под руку с ним выходила Шена, грустно улыбающаяся и пытающаяся подбодрить того, кто находился в этой палате.
-Саске, наконец-то. Какого ты так долго? Неужели ты такой идиот? Надеюсь, что ты не притащил с собой Сакуру, как в прошлый ра.. — глаза Итачи вдруг наткнулись на меня, и он замер в каком-то шоке. Хотя, наверное, со стороны казалось, что мы провели ночь вместе и… Черт, он подумал, что мы были вместе!
Я залилась краской, наткнувшись на опешивший взгляд Итачи. А когда на меня точно также уставилась Шена, то впору было в обморок грохаться. Саске, похоже, это совсем не смутило.
-Уйди с дороги, — лишь шикнул он и растворился в палате. Его черные волосы мотнулись из стороны в сторону – это последнее, что я видела перед тем, как громкий хлопок двери вторгся в немую тишину коридора.
-Эм… Здравствуйте, Шена и Итачи-сан, — я решила немного разрядить обстановку. Глаза Шены сразу подобрели, и она решила сделать вид, что ничего не заметила. У Итачи, похоже, с этим была проблема, поэтому парень просто распрощался со мной, скрываясь в дверях лифта. А Шена присела рядом со мной.
-Хината? Извини, что спрашиваю, это, наверное, не мое дело, но что ты тут делаешь? – ее любопытство все таки не выдержало. И на ее лице проступили настоящие эмоции, причем были они очень странные. Какие-то жалостливо-сожалеющие…
-Ох, Шена, просто так вышло… Это случайно получилось… Мы не… — я вновь попалась в паутину из своих же слов и заплутала в ней.
-Хорошо, я все поняла, — мне кажется, или она это сказала как-то слишком наигранно весело? – Хина, если ты теперь рядом Саске, то помоги ему, пожалуйста.
Я долго молчала перед тем, как ответить. Сначала все мысли не укладывались у меня в голове. Я просто не могла понять, что она имеет в виду. А когда поняла, то… не испугалась. Мне действительно хотелось ему помочь, больше, чем кому либо. Я понимала, о чем она. Понимала, про что говорит, но никак не могла представить, как страдает Саске, и никак не могла поверить в то, что…
-Врачи говорят, что Огето осталось жить считанные часы. Возможно этой ночью, а возможно, завтра днем, но… Он не сможет хвататься за это тело дольше. Он уйдет. Далеко.
-Нет, — резко ответила я на ее нежные и полные сожаления слова. – Нет, Шена, ты ошибаешься. Я знаю, что это не так. Знаю.
-Хината, но…
-Хватит. Давай сменим тему. Как у Вас отношения с Итачи? Ребеночка еще не затеваете? – я говорила какой-то бред, смотря вдаль белого пустого коридора. Единственное, в чем я была уверена, это то, что Учиха-старший не умрет. Уверена!
-В…Все хорошо, — глаза Шены сузились, и девушка отвела взгляд. – Знаешь, Хината, ты изменилась. Сильно. Мы виделись совсем недавно, но… Я не могу сказать, что рада Вашим встречам с Саске.
Я опешила. И, прокрутив весь разговор у себя в голове, залилась краской. Я… становлюсь такой же, как он…
-Ох, Шена… Прости, пожалуйста… Я не хотела… Просто так вышло… Я даже и не знала, что тебя это так заденет.
-Все замечательно, дорогая. Все великолепно! Не парься по этому поводу, просто я, наверное, задумалась о своих проблемах. Учихи вообще хорошо ломают людей под себя, не хотела бы я потерять такого друга, как ты.
-Ох, Шена, ты такая милая.
Тут тренькнул телефон, и на экране дорогого мобильника девушки расцвел конвертик.
-Извини, но мне пора. Итачи уже сделал все свои дела и зовет меня в машину. Только… Не пойми меня не правильно, но держись от него подальше, умоляю.
-Почему же?! – но Шена уже скрылась в лифте, помахав на прощание рукой.
Я долго сидела в коридоре. Мне кажется, что все это продлилось около двух часов, но на самом деле прошло всего сорок минут. За это время я успела удалить все ненужные сообщения с мобильника, очистить карту памяти от уже старых песен, убраться в своей сумке и, чтобы отогнать воспоминания четвертого этажа, разрисовать пару листиков свой записной книжки всякими извилинами, глазами и кружочками с квадратиками. Когда по коридору прошелся громкий хлопок закрываемой двери, я уже приложилась щекой к холодной молочной стене и, прикрыв глаза, стала проваливаться в сон. А дверной хлопок сыграл роль пощечины для моего больного сознания.
Вновь черная фигура парня, как огромная ворона на белоснежном покрывале снега, появилась рядом со мной. Он оглядывал меня с головы до ног. На его лице застыло какое-то странное выражение боли, серьезности и… силы воли. Потом молча, как будто сдернув маску, он плюхнулся рядом со мной на скамью, пряча в ладонях лицо и наклоняясь немного вперед.
Я не знала, что делать. Просто растерялась. Вместо сильно и язвительного, саркастичного и властного человека я увидела совершенно вымотавшегося мальчишку, усталого и опускающего руки. Мне стало до того страшно за него, что я просто вытянула руку и, не зная, что делаю, провела кончиком пальца по его лбу. Саске очнулся и поднял на меня свои черные острые глаза.
-Слишком мало времени осталось. Я даже не могу ему сказать о своих чувствах. Не могу. Не могу смотреть на него без… страха. Даже не понимаю, почему. Мне это очень напоминает об одном человеке. Я устал. Если бы он жил еще хотя бы недельку, я бы проводил с ним каждую минуту, но он умрет через несколько часов…
Я сглотнула комок в горле и стала что-то говорить, пытаясь взять себя в руки, понимая, что если сейчас расплачусь, то хуже будет и мне, и ему.
-Саске-сан, все будет хорошо. По-другому не может быть. Вы же сильный, и Вам просто стоит отдохнуть. Все сразу же измениться. И… — на меня вдруг что-то нашло, и в голове зашумело. — Знаете, что? Как Вы можете опускать руки?! Я еще ни разу не встречала настолько сильного человека, настолько стойкого духом. Поэтому и умирает Ваш отец! Когда даже его самый сильный и самый стойкий сын опускает руки, когда даже он не верит в то, что Учиха-старший может выжить! Я не вижу в Вас того Саске, которого я знала! Я не знаю, кто передо мной сейчас сидит! Я не хочу, чтобы Вы становились той размазней, которую из Вас хочет сделать Сакура! И вообще…
Резкое движение вверх, и Саске уже на ногах. Моя пламенная речь прервалась осознанием того, что я бормотала, и я схватилась ладонью рот, пытаясь хоть как-нибудь вернуть все сказанное обратно в глотку, но…
Саске повернулся ко мне спиной и распрямил плечи. Я вновь несознательно залюбовалась этой скрытой грацией, этой гибкостью кота. Залюбовалась этой неприкрытой сексуальностью, бархатистостью, обеспеченностью. Он был как раз моим идеалом силы и смелости, хотя его сложный характер навсегда и при любых обстоятельствах останется для меня загадкой.
-В этот раз ты права, Хьюго. Сиди здесь. Я к врачам, потом за тобой зайду. Никуда не уходи. Надеюсь, что мне не придется тебя привязывать поводком к скамейке, чтобы ты не убежала за первой встречной сосиской, — голос его к концу фразы совсем поменялся и из устало-болезненного превратился в привычно-язвительный. Даже не смотря на неприятную шуточку в мой адрес, которая являлась привычной соседкой к практически любому его обращению к моей персоне, я спокойно выдохнула. Решимость вернулись, надежда тоже, а значит, рядом со мной стоит знакомый мне Учиха.
Я даже не успела вымолвить ни слова, как темная фигура скрылась в лифте, расстилая после себя шлейф уверенности в себе и смелости.
И вновь я осталась сидеть одна, как волчица в новолуние. Единственным моим другом в эту минуту оказался сквозняк, гуляющий вдоль дверей, замуровавших в своих покоях больных, находящихся на грани смерти и жизни. Гадкие мыслишки про эту грань уже долгое время, после смерти Ханаби и папы посещали меня, надоедливой сворой псов шатаясь за моим бренным телом. Все эти мысли особенно хватали меня своими цепкими стальными челюстями в темноте и в одиночестве, поэтому я упорно старалась избегать встреч и с Тьмой, и с Одиночеством. Хотя видение об этой грани все равно призраком ходило за мной, отзываясь в моих мыслях тонкой чертой бритвенного лезвия между багряным закатом и розовато-лиловым рассветом. Только удивительно, что я уже давно не вспоминала об этой грани, особенно когда находилась вместе с Саске.
Я слышала, как ездит сверху вниз лифт, слышала, как вздыхают больные, слышала, как ругаются медсестры где-то внизу. Здесь была поистине гробовая тишина, такая, что слышны были любые звуки в более оживленных местах. Наверное, именно такое ощущение в могиле. Лежать и слышать, как живут другие. Хотя в могилах все намного проще – ты уже не завидуешь живущим, а скорее жалеешь их. А здесь очень не хочется умирать или наоборот… Слишком хочется.
Бедный Саске. Он так и не смог сказать про все своему отцу. Я его понимаю. Одного дня для этого недостаточно, особенно когда чувствуешь на своих губах поцелуи смерти, особенно когда она дышит тебе в спину. Почему же так вышло? Пусть еще хотя бы неделька! Одна маленькая чертова неделька!
Прошло пять минут, пока я, облокотившись на стенку, обдумывала все, что узнала. Только потом, закусив губу и широко распахнув глаза, я дернулась со скамейки и встала на ноги. Внутри все дрожало от двойственности ситуации – страх и решимость сошлись в неравном бою в моих мыслях. Если бы эта ситуация произошла месяц назад, еще до встречи с Саске, я, скорее всего, подавила бы в себе это чувство и осталась просто сидеть, но не сейчас. Сейчас я просто не могла, просто не имела такой возможности так поступить. Я не смогла бы себя простить. Никогда!
Когда моя ладонь наткнулась на ледяную дверную ручку, я отдернула руку в страхе и беспомощности. Мне стало так страшно, что он посмеется мне в лицо или того хуже – посмотрит на меня своими угольными глазами и отвернется к стене, унося со своим взглядом мою решимость и мою надежду. Тогда все будет кончено, и скоро эта палата опустеет. Только запах смерти никогда не выветриться у меня из головы.
-Мне так страшно, но… — слова сами собой от переизбытка чувств вырвались из моих уст, и я сама ужаснулась этих шипящих звуков. Только когда последний отголосок эха утих в темных углах, я продолжила, — но если я этого не сделаю, то я буду считать себя убийцей. Убийцей надежды и самой себя.
Я оглянулась по сторонам, надеясь не увидеть темные глаза Саске, и надавила на ручку. Она мгновенно открылась, без скрипа и шума показывая мне всю пугающую красоту помещения.
Она показалась из дверей в свете дневного света и затмевающих этот свет лучах солнца. Ее шелковистые волосы как будто обнимали ее за плечи, глаза ее, никогда не сверкавшие пламенем зла, были чуть приоткрыты. Девушка смотрела на меня, немного испугано и стеснительно, как в первый день нашей встречи. Запах больницы сразу же поменялся, и вместо паров лекарств в мою палату залетел легкий аромат жасмина.
Она стояла в проеме дверей, не решаясь пройти далее. Девушка хватала себя за край одного из кружев на талии. Это платье… Я подарил его ей, когда впервые поцеловал эти пухлые медовые губки. Так странно… Вот такую смерть я и ждал. Моя Митцу… На земле больше нет такой девушки, чтобы она была настолько похожа на этого ангела. Ее я узнаю из тысячи, даже если последний раз я видел ее в дубовом гробу в объятиях сирени.
-Здравствуй, — голос мужчины, лежащего на койке, был слабый и тихий, но не потерявший властные нотки. – Так быстро? Мне говорили, что осталось еще несколько часов, но, оказывается, времени совсем не осталось. Значит, наврали.
-Эм… Извините, Огето-сан. Вы, наверное, меня не за того человека приняли. Я… Я – Хината Хьюга. Просто так вышло, что я пришла вместе с Саске и…
-Хината? Разве не Митцу? – я сразу поняла, что Огето-сан очень удивился, когда я представилась. Митцу… Кто же такая Митцу? Хотя это что-то знакомое…
-Нет, Огето-сан. Я Хината. И я хотела…
-Не Митцу… Значит еще не все… — мужчина, который с того момента, как я зашла, лежал, облокотившись на локти, теперь упал на постель. Его черные волосы разлетелись по подушке, бледное высохшее лицо не выражало никаких эмоций и казалось одним белым небольшим полотном, на котором яркими пятнами выделялись черные овалы глаз и синяки. Я сразу испугалась и замолчала, в нерешительности оставшись стоять на своем месте. Потом сделала шаг, еще один в сторону Учихи и, царапнув себя ногтем по ладони для смелости, заговорила:
-Извините, Огето-сан, но Вы… Вы неправильно себя ведете, — смелость какими-то скачками стала просыпаться во мне, когда вместо этого человека на постели я попыталась представить себе своего отца. И мне мгновенно стало противно за то, что он так себя ведет.
-Что? – в глазах мужчина проснулись какие-то искорки, не то злости, не то заинтересованности. – А как я должен себя вести? Прыгать и скакать, радуясь тому, что произойдет?
-Н-нет, но… Вы делаете больно своим близким. Почему вы потеряли надежду? Верить нужно всегда, даже тогда, когда смерть рядом. И я не думаю, что если здесь лежал кто-нибудь из Ваших родных, Вы бы одобрили его поведение. Так нельзя… Вы не правы…
-Митцу, почему? Почему ты тут лежишь? Ты не умрешь, я сделаю все, чтобы ты выжила.
-Не нужно, Огето. Все хорошо. Я скоро встану с этой постели, и мы с тобой будем еще долго-долго жить вместе, встречать наших мальчиков из школы, ходить с ними на речку в горы. Скоро, нужно только потерпеть, — на милом любимом лице расплылась та улыбка, которую я до смерти люблю. Люблю и не позволю потерять. – Ты только верь в это и скажи мальчикам, что я скоро вернусь. Честно-честно.
Опять ее детские обещания. Врачи говорят, что она должна была уже давно умереть с таким заболеванием, но она держится. Если бы это произошло месяц назад, то я бы умер вместе с ней. Я не знаю, как жить, когда нас разделяют небо и земля. Не знаю.
-Зачем ты мне врешь? Зачем?.. Ты же сама понимаешь, что…
-Нет, не понимаю! Я не хочу это понимать! Я не понимаю, как можно не надеяться, Огето. Хотя… Если честно, то в последнее время я уже стала терять надежду. Только не говори мальчикам. Они должны верить, что я останусь с ними. Для них это будет ударом, а мы и созданы для того, чтобы ограждать их… Не говори им ничего, хорошо? И никогда, пожалуйста, никогда не причиняй им этой боли, от которой я хочу их оградить.
-Зачем Вы делаете им больно? Зачем Вы говорите, что умрете? Ведь я знаю точно, что Вы можете прожить еще долго-долго, что можете дать им шанс проводить с Вами больше времени, можете дать шанс высказать Вам все слова любви, которые они не сказали Вам за всю жизнь. Вы же… Я не понимаю тех людей, которые любят смотреть драмы. Не понимаю, ведь там нет надежды на хороший конец. Только и остается гадать, кто умрет и кто об этом будет страдать. И сейчас Вы как будто смотрите драму – ищете время, когда стоит умереть. Это же неправильно. Это же плохо. Я же чувствую сердцем, как в Вас теплиться жизнь и… Вы же можете.
Девчонка… Глупая маленькая девчонка. Она еще ничего не понимает в жизни, но такой же была и Митцу. Такой же глупой, такой же наивной и… поистине умной. Она одна из тысячи, одна единственная. Не знаю, как Саске смог раздобыть такую, как Митцу. Если бы он ее еще и не потерял, то я мог бы уйти, даже не страдая за него.
-Хината, правильно? Подойди сюда, пожалуйста, — даже не ожидая окончания фразы, я уже оказалась рядом с ним. Его рука, похожая на птичью лапку, такая же сухонькая, провела по моей щеке.
Да… Это не Митцу. Но так похожа…
-Хината, знаешь, я не знаю, сколько смогу продержать. Просто не знаю, на сколько хватит сил, я уже так устал от…
Я отвела взгляд от него и закусила губу. Он устал? Но как же его дети? Как же сыновья?
-Пожалуйста, не говорите, что устали. Я понимаю, как это страшно – болеть. Прекрасно понимаю, но… Но болезнь, снедающая Итачи с Саске, сейчас намного страшнее. Вы же уже ничего не боитесь, Вы сильный и уже практически знаете, что там. А вот Ваши мальчики… Они боятся за Вас так, что готовы пойти на что угодно, лишь бы спасти Вашу жизнь. А Вы отбираете у них последнее, что может им помочь. Вы отбираете у них надежду – священную и светлую, разгоняющую всю Тьму и Одиночество. Вы оставляете их один на один с Беспомощностью, что для них страшнее, чем сама смерть…
Мужчина замолчал, пристально вглядываясь в мои глаза. А потом вздохнул и улыбнулся. Так странно видеть улыбку здесь, в этой обитель Горя и Ужаса…
-Хорошо, я сделаю все, что смогу. Только, пожалуйста, не оставляй моего сына. Пожалуйста.
Фанфик добавлен 31.10.2011 |
3321
0
