Бросая нимб к ногам. Глава 22
Я вымаливаю у вас прощение на коленях...
Извините, мои дорогие и любимые читатели, что пропала, а вместе со мной исчезла новая глава. На новый год я все-таки сделала над собой усилие и, закинув свою зимнюю сессию подальше, решила все-таки продолжить эту историю. Простите меня, простите, что не отвечала на комментарии в прошлой главе, что так плохо себя вела, задерживая главу на месяц... Извините, мне больше нечего сказать... Больше я оправдываться не хочу, вы сами понимаете, насколько я виновата перед вами...
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ:
1.Здесь будет использованы грубые словечки. Извините, но так нужно было для сюжета
2. Писала на скорую руку, поэтому возможны грамматические ошибки... Эх, недаром у меня по русскому вышла 4.
С любовью и огромными сожалениями, ваша RossaVetroff! Еще раз извините...
Ввод в сюжет (если вдруг вы забыли, на чем все закончилось в прошлый раз):
Хината зашла в палату к Огето Учиха, заставляя его поверить в то, что он может жить. Огето сначала принял Хьюга за свою мертвую жену Митцу, но вскоре все недоразумение уладилось.
Продолжение с нетерпением ждет вашего прочтения
Глава 22. Вода смоет все
- Хьюго? Какого черта ты тут делаешь?
Мои волосы всколыхнулись и хлестнули меня по щекам, когда я резко повернулась на голос. В дверном проеме, как я полчаса назад, стояла фигура. Страх застелил мне глаза, обвязал их вязкой пеленой тумана, поэтому я даже не обратила внимания на красоту этой фигуры. На этот чрезвычайно красивый профиль, на выточенную как будто из мрамора фигуру, на вороньи волосы. Ничего не привлекло моего внимания, только яркий огонь глаз, огонь ненависти, огонь ущемленного достоинства, и голос, полностью пропитанный звериной злобой – вот что заставило меня не только глянуть в ту сторону, но и резко вырвать свою ладонь из рук лежащего на койке мужчины, так же мгновенно вскочить и уставиться в его горящие пламенем глаза. Мне показалось, что я - муха, а он – паук. И что я попала в эти страшные сети, сети его пронзительных очей. Смотреть в них было больно, страшно, но отвести взгляд – невозможно. Ведь они такие манящие, такие… нужные для меня.
- Саске-сан, простите, просто я хотела, чтобы…
- Я тебя спрашиваю: какого черта ты тут делаешь?! Я не говорю тебе оправдываться, я говорю, чтобы ответила! Ответила внятно, а не как ты обычно это делаешь! – Парень явно пылал. Было такое ощущение, что я зашла не на свою территорию и вожак этого «царства» готов был вгрызться мне в шею, чтобы защитить свою область. Мне казалось, что он сейчас меня вышвырнет отсюда и еще пинка под зад даст, чтобы катилась быстрее.
Но помощь пришла оттуда, откуда не ждали. Саске уже открыл рот, чтобы сказать мне что-то, наверняка унизить или послать вон из этой палаты, но кровать рядом со мной заскрипела, и я почувствовала, как до моей руки, плетью обвисшей от страха, что-то дотронулось. Теплое, живое, сухенькое. Огето Учиха взял меня за руку и приподнялся на своем ложе.
- Саске, хватит. Мне нужно с тобой поговорить. Серьезно, - тихий голос умирающего старика еле слышался из его порозовевших уст, но он все равно продолжал говорить. – Этот разговор не будет долгим. Хинату это может задержать, она и так тут провела почти половину дня, вымоталась девчонка. Прости, но тебе придется выйти на немного.
Я кивнула, этим нарушив нашу зрительную связь с Саске. После этого я пыталась вообще с ним не сталкиваться взглядами. В моей душе вдруг проснулась благодарность к Учихе-старшему, если бы не он, то тут бы произошло еще одно смертоубийство. Но, наверное, я боялась не этого, а скорее того, что Саске теперь вообще перестанет со мной общаться. И почему-то меня это так задевало, так страшило, что даже мысль об этом вызывала боль где-то в сердце. С чего бы это?
- Хорошо, отец.
Тайком глянув на Саске, я заметила, что он все так же беспрерывно и на первый взгляд равнодушно смотрит на меня, но я-то знала, что он удивлен. Его брови были немного приподняты, а это значило, что если что-то пробилось сквозь его маску, то это чувство – несоизмеримо сильно.
Тихим шагом, как будто шагая по лезвию бритвы, я прошла по белесому паркету палаты, негромко стуча каблучками. Проходя мимо Саске, я втянула носом воздух – не смогла удержаться. Сандал… Запах сандала и мяты, запах мужества и воли, запах того, кого бы я хотела видеть рядом с собой…
Серебристая дверная ручка уже холодила мое ладонь, когда до моих ушей окриком донеслось то, что, наверное, я больше всего мечтала сейчас услышать:
- Хьюго, жди в машине.
Голос был негромкий, напряженный, но в нем уже не читалась та обреченность и негромкой поступью слышались отголоски похороненный надежды. Я слышала, как распускаются бутоны веры, слышала шелест крыльев облегчения, слышала нежную песнь счастья. И пусть, пусть он сейчас был раздражен, но я точно знала, мое сердце, стуча в такт с его, точно чувствовало, что он знает, знает о том, что отец будет еще жить. Еще чуть-чуть. Но этого должно хватить хотя бы для слов любви к самому близкому человеку.
Если бы я не услышала его слова, то по щекам бы покатились слезы. Я, как и Саске, ощутила тихую нирвану внутри моего нежного тельца. Ощутила облегчение. Если бы он не сказал, то мысли меня разорвали бы на крохотные частицы, на маленькие лоскуты.
Я тихо прикрыла дверь, чтобы ни щелчка и ни стука не раздалось. Мне казалось, что этим я нарушу ту странную атмосферу театрального представления. Мне на секунду показалось, что они всегда знали, что Огето будет жить, просто разыгрывали меня. Надежда всегда жила в их странных сердцах, просто скрывалась за масками. А теперь она прорвалась, раздирая боль и отчаяние, как темноту – горящий факел.
Следующее, что я помню – это машина. Вновь запах кожаного салона, запах ароматной куколки из картонки, болтающейся перед лобовым стеклом, запах Саске, который проводил в этой машине немалую часть своей жизни. Когда я опустилась на сиденье, то в моей голове вдруг взорвалась мысль – 4 этаж. Неужели я смогла проехать в этом чертовом лифте со смертельно-белыми стенами, даже не вспомнив про кровавую горящую надпись над дверьми? Неужели мой страх улетучился, не оставив после себя даже крохотный отголосок? Возможно ли такое?
Пошел дождь. По крыше машины начали стучать упругие струи воды, а по кристально прозрачному стеклу – стекать перламутровые слезы неба. Они вырисовывали удивительные зигзаги и завитушки, которые превращали мир за стеклом в нечто похожее на мир кривых зеркал.
Все медсестры, курящие возле входа в больницу, затушили яркие огоньки своих папиросок и, дружно обматерив чертов дождь, скрылись за дверьми. Казалось, что никто не хочет попадать в это проклятое здание – ни здоровые, ни больные. Даже работники туда идут нехотя, скрывая свой страх и презрение за маской усталости.
Я относилась к дождю спокойно. Не любила, но и не ненавидела. Единственное, что привлекало меня в нем – это запах. Запах детства, запах спокойствия, запах чего-то нового. Я даже приоткрыла окно, рядом с моим сиденьем, чтобы этот чудесный аромат обогатил автомобильный салон, внося что-то удивительное и чудесное в обычную жизнь.
- Завтра наше время закончиться,
Разлетится драными клочьями,
Утром, криком вороньим порченным,
Заплету в клинок одиночество…
Я напряглась, не понимая, откуда идет этот звук. Чудесный девичий голос раздавался где-то рядом и где-то совсем близко. Я начала оборачиваться и крутиться на своем месте, проверять магнитолу, не работает ли она, и судорожно вглядываться в размытые стекла авто.
- Эй, что происходит? – вымолвила я, вслушиваясь в песню. Голос, который пел эти прекрасные строки, был нежный и тихий. Как будто пел ребенок.
Тогда, когда мне на глаза попалась маленькая девочка, в инвалидной коляске, я уже совсем вся извертелась, и интерес во мне достиг такой отметки, что, казалось, я сейчас взорвусь.
Коляска ехала по парковке, а в ней, поджав под себя бледные тощие неживые ноги, сидела маленькая девочка, лет десяти. Белесые редкие волосы рассыпались по плечам и прилипли к щекам, намоченные дождем и слезами.
- И сказал бы, что все наладится –
Только лгать тебе не умею,
Чуть шагнуть за порог успею,
Как следы мои ветром сгладятся…
Девчушка была завернута в цветастый плед, в котором она вообще терялась. Только бледное личико выглядывало из-под ярких бахромы и пушинок. А глаза девочки, светившиеся какие-то странным огоньком, были направлены вдаль и не замечали прыгающих возле нее санитарок. Их было две – и обе неразличимые и серые, как воробьи. Они практически не выделялись среди дождливых капель, среди длинных прозрачных полосок, стремящихся от неба к земле. Были их частью – прозрачные, скучные.
Голос очаровал меня, и я с изумлением и болью наблюдала за тем, как эта процессия продвигается мимо машины Саске, где сидела я. Я замерла, не способная не вымолвить ни единого слова, не даже вздохнуть. Только открывая рот, словно рыба. Только когда длинные черные космы одной из санитарок вильнули прямо рядом чуть приоткрытого окна, я поспешно опустила в стекло и, не замечая холодных капель, скатывающихся по моей вытянутой руке и залетающих в дорогой салон авто, вцепилась в юбку медсестры. Она взвизгнула и гневно повернулась в мою сторону, готовая послать меня туда, откуда я бы явно не выбралась, но я успела вставить свои слова раньше, чем она открыла рот.
- Что с этой малышкой? – прошептала я, чтобы отошедшие от нас на несколько шагов девочка со второй медсестрой не услышали мой голос. – Почему она здесь? Где ее родители?
- Погибли в автокатастрофе. Она единственная выжила, только лишилась ног. И разума, по-моему, - недовольно зашипела санитарка. – Теперь все время поет и ничего не ест. Скорее всего, сейчас немного подлечится, и мы отправим ее в психушку. А потом в детдом.
Медсестра вырвалась, не дав мне ничего сказать, и нагнала отъехавших.
- Драгоценная, верная, чуткая –
Все отдал бы за счастье наше я,
Да никто в небесах не спрашивал,
Торговаться с Богами хочу ли я…
Голос маленького чуда удалялся от меня, а я не могла ничего поделать. Не могла помочь, не могла вернуть родителей, не могла вернуть ноги. Сразу все настроение вдруг упало… нет, умерло. Просто погибло, взорвавшись сотнями осколков, больно врезавшихся в тело. Мне стало плохо.
Вместо маленькой девочки я видела себя. Чувствовала, как напрягаются мои связки, как будто я пою. Чувствовала, как просыпаются внутри меня чуть позабытые чувства боли и страха от потери папы и сестры. Чувствовала, как начинаю ненавидеть эту больницу. А потом, наткнувшись взглядом на цветастый плед, вдруг вырубилась, пропадая в темноте бессознательности.
Мне снилось, что я летаю. Что я лечу в безграничном небе, что из моей спины, разрезая бренную плоть, устремляются ввысь два невидимых крыла, поднимающие меня в небесную синь. А крылья эти состоят только из запахов – сандал и мята. Так странно было лететь на них, как будто не ты летишь, а тебя кто-то несет… Как будто ты маленькая пушинка, на ветру. Или медуза в иссиня-черном океане.
POV Саске
-Я люблю тебя, отец, - так я закончил наш разговор. Поставил точку, быстро выбегая за дверь, а услышав шелест его голоса, тихонько улыбнулся, замирая возле огромного мутного окна. Окно выходило на парковку, где черным жуком среди дождя виднелся мой джип, в котором сейчас сидела Хьюго.
Я попытался рассмотреть в авто ее лицо, но ничего не вышло. Она, кажется, спала. Хотя видно этого не было, и я не мог поручиться.
Как только я подумал о ней, воздух наполнился этим странноватым запахом – мелисса и сирень. Странный запах, который заставляет меня вести себя как-то иначе, не так, как обычно. Это меня немного раздражает, но все равно манит, как кота на запах валерьяны.
Вдруг лифт звякнул и открыл двери. Я неохотно направил взгляд в ту сторону, где недавно меня колбасило и трясло. Именно в этом лифте я почувствовал, как жизнь Огето уходит. И я не могу поймать ее, она проскальзывает сквозь мои пальцы, смешливо дразня. Как любимый рыжий клоун, уходящий с арены цирка навсегда.
Не успел я подумать о клоуне, как он возник в кубе лифта, отраженный несколькими зеркалами и обезображенный до неузнаваемости. Розоволосый и накрашенный всеми тенями, тушами и помадами, которые только лежали у него в косметичке. Точнее, у нее.
Сакура вышла из лифта, напомаживая губы и пристально вглядываясь в маленькое зеркальце в пудренице. Чем ей не нравились огромные зеркала лифта – мне, парню, не понять. Хотя я даже не заморачивался по этому поводу, лишь поморщился, видя это «чудо». Глядеть на нее у меня не было никакого желания. Один ее вид вызывал раздражение, но как только я подумал, что она тут может делать, мои руки задрожали, и мне захотелось молча подойти к этой проститутке и, схватив ее за шею, выкинуть из больницы.
Чем она мне понравилась, я не понимаю. Первый секс с ней у меня произошел по пьяни. Она, наверное, подумала, что это уже «любоффь» всей ее жизни и прилипла ко мне, как жвачка. Розовая жвачка, с запахом ванили, дыни и розы. Моих самых нелюбимых запахов. Но мне было пофиг на эту подстилку – она прекрасно выполняла свою роль красивого растения на всех важных встречах и неплохую любовницу в постели. Она была лучше Ино, поэтому я ее и оставил. Кричала и извивалась подо мной она как раз так, как было нужно. Была готова отдаться в любое время и место (в обоих значениях слова «место»), в любых позах, а мне больше и не надо было. Взамен она требовала лишь подарочки и поддержание легенды о том, что мы с ней «любим» друг друга. Не знаю, как насчет нее, но я «любил» ее только в постели и с «шашкой» наголо.
На моем лице расплылась наглая ухмылка, когда я вспомнил все ее лобызания. Неужели она действительно думала, что я люблю ее? Хотя нет, Сакура, скорее всего, лишь попутала желание секса и любовь. Такие, как она, не умеют любить…
- Саске! – громко вскрикнула она, роняя зеркальце на землю. Оно не разбилось, потому что Сакура бросила его осторожненько, это было тоже частью ее небольшого плана, как соблазнить меня. – Ой…
Розоволосая прикрыла ротик ладошкой и посмотрела на зеркало, иногда бросая на меня страстные взгляды. Я не спешил ей помогать, даже не сделал ни единого движения в ее сторону, поэтому девушка на секунду поникла, но тут же расцвела, придумывая еще один способ вызвать у меня стояк.
Сакура потянулась за зеркальцем, опускаясь так низко, чтобы декольте ее платья показало все, что не должно было. Розоватые ареолы сосков все-таки притянули мой взгляд, доставляя небольшое раздражение. «Какой дешевый способ», - лишь подумал я, искривляя бровь.
Я точно знал, зачем она пришла сюда. Чтобы покорить моего отца, чтобы он сказал мне, чтобы я женился на такой «красавице». Не знаю, кем она считает Огето Учиху, но такая, как Сакура, не понравилась бы ему, даже вырядись она в монашку.
Поняв, что не произвела на меня достойного впечатления, розоволосая поднялась и плавной походочкой подплыла ко мне, размахивая своими бедрами так, что, казалось, сейчас свернет все на своем пути.
- Саске-ку-у-у-у-ун… - Сакура подошла ко мне и, приобняв за плечи, приблизилась к уху. Девушка томно зашептала, касаясь губами мочки моего уха.
- Саске-ку-у-ун… - еще раз простонала мне в ухо розоволосая, залезая горячей ладонью мне под рубашку. – Ты вчера так поспешно убежал с этой замухрышкой, а я мечтала провести с тобой эту ночь. Чтобы приковать тебя наручниками к спинке кровати и прыгать на твоем члене до тех пор, пока ты не кончишь…
Запах розы и дыни в огромном количестве стал не просто раздражать меня. Мне захотелось заткнуть нос и оттолкнуть этот ужас подальше от себя. Но я мужественно держался, пытаясь воскресить в памяти нотки мяты и сирени. Это получалось плохо, особенно после того, как мой ремень щелкнул от усердий Сакуры, расстегиваясь. Девушка хитро улыбнулась, дразня своим языком мою мочку уха.
- Давай сделаем это прямо здесь, а? Это так необычно… Я буду твоей медсестрой, а ты моим больным… Я буду ухаживать за тобой, сделаю минет… А ты потом вдруг рассердишься и решишь наказать меня… Вот так…
Розоволосая взяла мою ладонь и провела по своим трусикам, которые были уже порядком влажные. Она была в короткой мини-юбке, поэтому ей не составило труда приподнять ее так, чтобы небольшое мокрое пятнышко было видно мне.
- Ты же хочешь, да?
Я хотел, как, в общем-то, и любой самец, как любой мужик. Хотелось изнасиловать ее прямо здесь, сделать больно, и бросить, как использованный презерватив, но что-то внутри меня воспротивилось этому. Все желание к этой подстилке мгновенно рухнуло после того, как я вспомнил бледное личико спящей Хьюга среди дождевых капель. Захотелось быть рядом с ней, прикоснуться к ее розоватым губам и вновь ухмыльнуться, смотря ее смущение и алые щечки.
- Нет, - тихо сказал я, несильно надавливая своими пальцами. – Не хочу. Ублажай себя сама, хорошо? Вон там и туалет недалеко есть, если уж так не терпится.
Я надавил еще сильнее, раздвигая пальцы и поглаживая трусики. Глаза девушки расширились, а соски немного затвердели, она на секунду забыла про мои слова, получая удовольствие от моих последних ласк. Дура.
Мои пальцы еще раз прошлись вдоль интимной зоны Сакуры, и я вдруг отступил на шаг, включая воду в раковине, которая стояла совсем рядышком. Вода засеребрилась, заплескалась, зашумела в раковине и смыла всю смазку с моих пальцев.
- Мы с тобой расстаемся. Если еще раз придешь сюда, если еще раз попадешься на глаза моему отцу – то я найму десятерых амбалов, которые оттрахают тебя так, что встать месяц не сможешь.
Я ухмыльнулся, глядя в зеленые глаза розоволосой. Та опешила, онемела на некоторое время, поэтому я поспешил смыться отсюда поскорее. Через минуту эта идиотка придет в себя, начнет вопить и оскорблять меня. Или рыдать, умоляя вернуться и предлагая взамен миллион минетов и сотни часов в спальне. Или не спальне – на рабочем столе, на кухне, в туалете, в магазине, в больнице… Но меня это не волновало. Этот глупый человек меня больше не волновал и не удовлетворял, мне больше нравилась другая девушка…
Я обошел Сакуру стороной и пошел медленно в сторону лифта. Потом молча зашел в него и последний раз посмотрел на зеленоглазую, которая так и застала, нелепо смотря на воду, текущую из крана, и не замечая задернутой юбки. Лифт взвизгнул, закрывая двери, как кулисы, закрывая мне весь вид на это небольшое представление.
Я подошел к своей машине, убегая от дождя. Не люблю дождь. Глупый дождь, приносящий только одни проблемы…
Щелкнула дверь автомобиля, и я плюхнулся на водительское сиденье. Брюнетка лежала как-то странно, не так расслабленно, как это делают спящие люди. Во мне что-то щелкнуло, что-то вроде беспокойства, волнения, страха…
- Хьюго, - тихо прошептал я, вглядываясь в бледное лицо. Какое-то оно было слишком бледное для ее обычного состояния, а когда я зажег тусклую лампочку, то мое брови сразу нахмурились. Лицо Хинаты разрезали длинные засохшие струйки слез, искажавшие ее правильные черты лица. Она казалась маленьким ребенком. У которого отняли любимую игрушку и который рыдал всю ночь, а под утро заснул, так и не смирившийся со своей потерей. Странное ощущение, когда взрослые одевают на себя маски детей… Или наоборот, снимают с себя маски взрослых…
- Что же мне с тобой сделать, Хью? Что же делать?..
Будить я ее не стал – малышка устала, мои небольшие медицинские способности подсказали мне: Хината просто переутомилась от всех страхов за сегодняшний день. Разум просто не выдержал страшной информации про смерть, не выдержал и прервал свою работу… Отключился, оставляя только сердце работать… А сердце Хьюго плачет.
- Я помогу тебе, Хью… Ты никогда больше не будешь плакать, - мой шепот… я его уже давно не слышал. Обычно я говорю своим холодных тоном, никогда не снижая тембра и не повышая, потому что мне было начхать на окружающих. А сейчас… Я не хотел, чтобы она проснулась, не хотел вновь возвращать ее из мира Морфея в реальность. И лишь надавил на газ, направляясь в сторону дома.
Когда я приехал, то она еще не проснулась. Только ее дыхание и музыка разносились в моем джипе, отголоском отдаваясь в сердце.
Автомобиль остановился прямо напротив здания, где я живу. Домой ее вести я не захотел, тем более и плохо помнил, где Хината живет. Поэтому притащил ее сюда, не выдумывая чего-то более оригинального. Я расслабился и позволил себя немного «расплыться» в автомобильном кресле.
«Нужно уже разбудить тебя, Хьюго».
Я уже приоткрыл рот, чтобы позвать брюнетку, как она вдруг, не открывая глаз, прошептала:
- Саске-сан…
И улыбнулась, прижимая к груди свои ладошки.
Многие девушки шептали во сне мое имя. И Сакура была в их числе. Только делали это они с придыханием и постаныванием, иногда кусали себя за губу и немного выгибались, в приступе экстаза. Но Хината сделала это как-то по-другому, с чистотой и невинностью… С истинным чувством, не связанным с сексом и страстью. Я хмыкнул и взял ее на руки, выходя из машины.
- Знаешь, Хьюго, мне кажется, что я люблю тебя, - покосился я на брюнетку, доверчиво положившей мне голову на плечо. – Жаль, что ты этого не слышишь.
Мы вошли в мой дом, а дождь все проливал свои слезы за нашими спинами…
END OF POV Саске
Фанфик добавлен 03.01.2012 |
3385
0
