Другая жизнь
Всем в городе казалось, что какой-то неумелый художник специально оставил небрежные мазки холодных оттенков. И на фоне такой пасмурной погоды город казался серым. Обычные серые дома, серые улицы и такие же серые люди.
Сегодня у нее был серый и безликий день.
Такое чувство, будто все покинули ее и она осталась одна. Иногда казалось, что все смотрят на нее, и эти взгляды заставляли ее вздрагивать. Все смотрели на нее с осуждением. Серые очи больше не излучали столь теплый взгляд и добро, а наоборот - лишь прохладу и безразличие. Время взяло свое, забрало все чувства, хотя нет, наверное, они просто остыли. А время просто убило…
Но все изменилось с его появлением...
Тогда она увидела его.
Встретив его, она слегка удивилась. И откуда он взялся? Она и не заметила, как он оказался рядом. Хотя о чем она?! По сторонам одни прохожие, которые суетливо бегали то туда, то сюда. Хотя девушка и сама не замечала этих людей. Казалось бы, она одна в этом мире, а эти люди лишь туман, придуманный Судьбой. Брюнетка почувствовала сильный и ощутимый укол в сердце – вот что значит оставлять душу без наперстка, когда подшиваешь тяжелые бархатные шторы… Он, этот парень, был похож сразу на всех – и ни на кого одновременно. На всех тех, кого она могла полюбить. И на тех, кто никогда не полюбил бы ее.
Он был слишком красив. Этот мужчина обладал потрясающей красотой, так неотвратимо привлекающей и отталкивающей одновременно. Эта была холодная, как лед, красота, которой можно любоваться, но вот согреть…
Смогла бы полюбить, хотя он стоял слишком далеко для того, чтобы она смогла его полюбить. Лучше выбросить все это из головы… А если что-то случится и он подойдет к ней – ведь случается все, и совпадения бывают не только в больных фантазиях, – если он подойдет к ней и она увидит вблизи его лицо…
И девушка вдруг остро пожалела о том, что ничего этого не будет. Должно быть, он женат, или гомосексуалист, или замотанный аудиторскими проверками банкир, или Иисус Христос, заблудившийся среди паствы… Должно быть, у него есть любовница, которая обожает красить ногти на ногах красным лаком. Должно быть, у него есть собака, есть приятели, есть обязательства перед больной матерью. Должно быть, он курит сигары, отрезая их кончики маленькой гильотинкой… Нет, он все-таки женат и женат совсем недавно, вон какой у него небрежно выбритый подбородок – должно быть, он бреется на ночь, чтобы не поранить щетиной тело жены. Господи ты Боже мой, какие только мысли не приходят в голову влюбленной дурочке!
Брюнетка даже тряхнула головой, чтобы отбросить наваждение. Если сейчас подойдет Сай, она обязательно спросит у него, что это за молодой человек посетил его небольшую мастерскую, что он вообще делает здесь и почему она не видела его никогда раньше. Но проклятый Сай все не шел и не шел.
"Не смотри на него, – попыталась она приказать себе, – ничего хорошего из этого не выйдет, не смотри!"
Когда уже вернулся Сай, девушка нетерпеливо спросила у него:
– Слушай, кто это?..
– В смысле? – Парень рассеянно посмотрел на нее, но его помощь уже не была нужна – мужчина исчез.
– Нет, ничего. – Так и будем считать – ничего…
Тихий и спокойный голос художника привел ее в чувство – никаких парней, которые стали бы искушать ее. И пусть скорее наступит завтрашний день…
И тут она снова увидела его – он шел впереди в полном одиночестве, но она узнала его со спины. Даже если его разложили бы на множество мозаичных осколков с острыми краями – она все равно узнала бы его.
А узнав, прибавила ходу, почти побежала, проклиная себя за малодушие. Сай едва поспевал за ней.
– Ну что, ты марафоны устраиваешь? – недовольно ворчал он у нее за спиной.
– Кто это? – снова спросила она Сая, показывая на парня, идущего впереди их.
– Да кого ты все время имеешь в виду?
– Вон тот человек в пальто.
– Да мне-то откуда знать? Сейчас все в пальто ходят.
Парень неожиданно остановился и начал счищать мокрый снег с ботинок тонкой щеточкой. Когда они поравнялись с ним и прошли мимо, он вдруг окликнул художника:
– Сай!
Сай обернулся, прищурившись, – на узнавание ушло несколько секунд.
– А-а… Привет, Итачи.
"Итачи, Итачи, Итачи, – звенело в ее голове: она вдруг вспомнила колокольчики в своей квартире – вот они бы никогда так не звенели. Это очень живой звук, который может родиться только в горле птицы. – Итачи, Итачи, Итачи…"
– Как поживаешь? – задал Сай совсем уж необязательный вопрос.
– Отлично, у тебя как?
– Зашибись. Пишу новые работы.
– Ты не представил нас, – мягко сказал молодой человек. У него был голос, который берет голыми руками; голос, чуть треснувший в сердцевине.
– Это Хината, – сказал Сай. – Она моя натурщица. А это Итачи.
Итачи внимательно смотрел на нее – вблизи он был точно таким же, каким она представляла себе.
– Вы на машине?
– Да нет, – с достоинством ответил Сай. – Все прицениваемся.
Проклятое “мы”, он может подумать все что угодно!
– Могу подбросить.
У Итачи оказался джип – почти такой же, как у Наруто, ее первой любви, точно такой же. Неужели все повторится снова? Неужели она попадется в ловушку, устроенную любовью?
– Слушай, у тебя вроде другая тачка была? – удивился Сай.
– Угнали. Пришлось новую купить.
– А ты все богатеешь, гад! В то время как творческие работники питаются сухарями.
– Ну, я тоже в некотором роде творческий работник. – На его руке не было обручального кольца, но это может ровным счетом ничего не значить.
Когда они садились в машину, кто-то окликнул Итачи, он извинился и отошел.
– Кто это? – спросила брюнетка Сая, наблюдая, как парень о чем-то разговаривает с тучным владельцем шикарного "Мерседеса".
– Что, запала? – Сай снисходительно улыбнулся. – И правильно сделала. Нормальный мужик.
– Ты-то откуда его знаешь?
– А мы с ним в Испании познакомились. Я как раз для Гаары серию работ делал. Так Итачи в Испанию каждый год приезжает. У богатых свои причуды. Купил у меня несколько картин. А вообще он мужик молоток. Там у них в Испании одна такая штучка есть забавная – когда выпускают быков. Их гонят всех вместе вдоль загона, разъяренные такие твари. И всякие дураки и местные сумасшедшие норовят бежать в этом стаде. Так вот, можешь себе представить, этот червяк между быками сигал, как камикадзе.
Хината представила тонкую фигуру Итачи, взрезающую лоснящиеся спины быков, и даже зажмурилась от страха.
– Это не опасно?
– Как тебе сказать. Двоим на моих глазах кишочки-то выпустили.
Итачи наконец вернулся, и мы замолчали.
– Судя по воцарившемуся молчанию, речь шла обо мне? – весело спросил он.
– Да вот девушка активно тобой интересуется, – надувшись от злорадства, выдал её Сай. А она покраснела, как будто он сказал что-то неприличное.
– Надеюсь, ты удовлетворил ее праздное любопытство.
Он завел машину, и они поехали.
Всю дорогу Итачи молчал, и чем дольше длилось молчание, тем грустнее становилось ей: конечно, довезти до дома приятеля и его спутницу – это всего лишь жест вежливости хорошо воспитанного мальчика, не больше. Кому может быть интересна чужая дама сердца, да еще в компании с простецким рыцарем в плохо сидящих доспехах. Чертов Сай сделал все, чтобы убить малейшие ростки интереса к ней. Такие люди, как он, не позволяют себе играть на чужом поле, это не их стиль.
Хината не могла оторваться от его затылка: длинные волосы собранные в низкий хвост. Девушке вдруг захотелось коснуться его мягких волос – это желание было таким сильным, что она зажала руки между колен. Лишь однажды девушка встретилась с его глазами в зеркальце заднего вида – и снова, как тогда, они опасно приблизились к ней. Зрачки Итачи были расширены настолько, что глаза казались черными: матовая, втягивающая пространство чернота. Там могли исчезнуть целые народы, там теперь брела и она без страховочной веревки и факела. Хината вдруг подумала о том, что хочет только одного – ехать и ехать в его машине. Вместо заднего сиденья, на котором она жалко сжимала руки, – переднее; вместо зимы лето, вместо одного молчания совсем другое…
– Ну, спасибо, – поблагодарил Акаши.
Вот и все. Сейчас он исчезнет из ее жизни навсегда, не за руки же его хватать, в самом деле… Она представила, как прикасается к его коже, и у нее вдруг закружилась голова.
Спасибо, спасибо, всем спасибо: актерам, играющим неразделенную любовь, новобрачным, играющим разделенную любовь; дворникам, убийцам и убитым…
Несколько секунд Итачи раздумывал, потом вытащил визитку и протянул ее Саю:
– Позвони мне завтра в три. Я бы хотел картины посмотреть для офиса. Может, подберу что-нибудь.
Визитка моментально скрылась в недрах пальто художника.
Итачи обменялся рукопожатием с Саем и поцеловал руку девушки.
– Приятно было познакомиться, – ничего не значащие слова, больно ударившие ее. – Надеюсь, еще увидимся.
Итачи уселся за руль, резко рванул с места, а они с Саем в полном молчании пошли к подъезду.
В дверях торчала телеграмма – приезжают друзья Сая на двое суток.
Тем лучше. Даже если бы телеграммы не было, она все равно уехала бы. Вечером она уже была у себя дома. Теперь можно перевести дух и подумать о том, что делать теперь. Думать она долго не могла – перед глазами стоял аккуратный затылок с длинными волосами.
Хината запомнила его телефон – воровато вытащила тисненную золотом визитку из пальто Сая и запомнила телефон. Больше всего она боялась забыть номер, повторяла и повторяла их про себя до умопомрачения.
Итачи. Учиха Итачи. Концерн «Учиха», президент.
Она записала телефон сразу же, как только приехала домой, хотя прекрасно знала, что никогда не воспользуется им… "Здравствуйте, Итачи, это Хината… Да нет, не та, с которой вы познакомились в прошлом году в Испании, не та, которая не отвечала на украденные поцелуи, не надо смеяться, мне просто всегда нравились европейские фильмы, а вам? Приятельница Сая, художника; снег, щетка, которой вы чистили ботинки".
Надо с этим завязывать.
Следующим вечером она позвонила Саю – в конце концов, это вполне естественно: позвонить, поинтересоваться, как портрет и когда он собирается его дорисовать, а потом, в самом конце разговора, спросить – продал ли он картины Итачи, в этом нет ничего предосудительного.
– Ты знаешь, я продал твою картину.
– Что продал?
– Да твой портрет.
– Как продал? Он же не дописан. – Портрет действительно был не дописан, только лицо и руки жили на нем самостоятельной жизнью, а глиняные тарелки и маленькая кофейная мельница были только обозначены.
– Сам знаю.
– И кому?
– Итачи.
Она опешила и чуть не выронила трубку.
– Кому?
– Вчерашнему деятелю на джипе, который так тебе понравился. А что было делать? Эта сволочь меня деньжищами искусила, а ты знаешь мои финансовые проблемы. Я говорил, что задний план не уложен, а задний план всегда подчеркивает то, что не уместилось в глазах… Но он и слушать ничего не хотел… Купил и все.
– И все?
– Ну, не все, – промычал Сай. – Еще спросил твой адрес. Пришлось покаяться и сказать, что ты не моя сожительница.
– Сай!
– А что? Мое самолюбие может и пострадать за две штуки баксов.
– Какие две штуки?
– Да выложил он две штуки за твой портрет.
– Так он тебя купил? – Девушка рассмеялась.
– Нет, – радостно откликнулся Сай, – это тебя он купил. За две тысячи долларов. Я сопротивлялся, я же не сутенер какой-нибудь…
– Зачем ему мой портрет для офиса? – спросила она непослушными губами.
– Да нет, он для офиса другие взял – «Душа рыцаря» и «Цветение сакуры». Ну, ты же их знаешь…
Хината знала. Это были совершенно восхитительные картины. Видимо, Сай совсем недавно открыл в себе и для себя эту живописную манеру остро переживающих, влюбленных в эфемерные фактуры мазков – она не успела приесться ему самому и стать штампом. Обе картины были изощренной ловушкой, стоило только потерять осторожность и углубиться в них: одни живописные образы сталкивались с другими только для того, чтобы родить новые; как проступали все новые и новые детали, не замеченные ранее; на картины можно было смотреть бесконечно – как на огонь или спящего младенца, которого любишь… С ними не страшно было бы стареть в одиноком неприкаянном доме. Итачи выбрал именно те вещи, которые нравились ей, это ничего не значило. Просто он мог думать так же, как и она, и во всем остальном…
Она перестала думать обо всем – и только теперь поняла, какое же это счастье – перестать думать, просто лежать: никаких воспоминаний, никакой вины, никакого прошлого, никакого будущего… А потом она сбежала от Итачи в сон, и он оставил Хинату наедине с собой, он был деликатным человеком.
А утром ее разбудил настойчивый звонок в дверь. Девушка не успела даже испугаться, хотя и никого не ждала сегодня. Когда она открыла дверь, то первым, что увидела, был огромный букет упругих кроваво-красных роз. Хината стояла, вцепившись в дверной косяк, а сквозь бархатные змеиные головки полураспустившихся бутонов проступало совсем другое лицо – не то, что она так страстно хотела увидеть. Молодой парень в бейсболке козырьком назад. Он прижимал розы к себе и радостно смотрел на нее взглядом человека, которому отстегнули приличные чаевые.
– Доброе утро! Вы Хината?
– Предположим.
– Это вам. – Он протянул девушке цветы, как протягивают младенца матери для первого кормления.
– Спасибо. – Она не нашлась, что ответить, в букете не было опознавательных знаков в виде небрежно сложенной записки или изящного конверта с вензелем, он казался восхитительно анонимным. – А от кого?
– Вам лучше знать от кого. Поступил заказ и все.
Приняв букет, Хината еще раз поблагодарила парня и закрыла за ним дверь. И несколько минут стояла на пороге, уронив лицо в цветы. Никто не спросил, нравится ли ей этот сорт и этот цвет, нравятся ли ей вообще розы…
И вот теперь этот букет. В нем было тридцать роз – почему столько, девушка не знала. Но она знала, кто мог их подарить.
Брюнетка с трудом нашла вазу, подходящую для такого количества цветов. Они слепили ее своей пунцовой плотью, это было похоже на поцелуи, украдкой сорванные с губ.
Но тогда… Она даже зажмурилась, боясь представить, что тогда. В любом случае за этим должно последовать что-то еще. Телефонный звонок, например: «Вам понравились мои розы?..»; приглашение в ресторан: «Это отличный вино, не возражаете, если я налью?..» Она даже невольно рассмеялась над своим разыгравшимся воображением. Кажется, ему больше всего нравится Испания.
Хината стала ждать звонка, но Итачи так и не позвонил.
А утром следующего дня в ее дом снова пришел молодой человек в бейсболке и снова принес розы. Тридцать, как и в первый раз.
Так продолжалось целую неделю. Теперь девушка оживала только утром, смутно надеясь, что в цветах может оказаться записка, которая все ей объяснит. Но ничего, кроме цветов, не было. Они заполнили всю квартиру, и, когда первые, самые первые, умерли, их место заняли другие. Это был непрекращающийся, похожий на постоянную смену поколений поток роз.
Пытка цветами измотала ее, девушка готова была позвонить Итачи, всю неделю балансируя под дамокловым мечом этой готовности: «Приходи, дурачок, мне не нужны цветы, мне нужен ты…» Но так и не позвонила. Собрав все силы, решила выждать – что же будет дальше. Ведь это не может продолжаться вечно.
А потом розы кончились. Брюнетка ждала их в обычное время, но ни курьер, ни букет больше не появились. Никакого праздника. Фиесте было отпущено лишь семь дней.
Она сразу почувствовала себя опустошенной. Целый день девушка ходила среди фиордов из цветов – некоторые букеты уже тронуло увядание, скоро они увянут все. Но ведь что-то же должно произойти?..
И это "что-то" произошло.
Ровно в семь вечера раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Итачи. Он улыбался. В руках у него был все тот же букет.
Ослепительный черный костюм лишь подчеркивал его элегантность. Хината же была совсем не элегантна – джинсы и старый свитер.
– Здравствуйте, Хината, – сказал Итачи, – вы меня узнаете?
– Их снова тридцать? – спросила она, чувствуя, как силы медленно покидают ее.
– Да. – Он запрокинул голову и рассмеялся так по-мальчишески, что ей захотелось расцеловать его. – Значит, вы поняли, что это я? Простите, что так долго надоедал вам знаками внимания. Мне нужно было позвонить вам и как-то объясниться… Но я не знаю вашего телефона.
– Неужели? – Девушка постаралась вложить в ответ весь сарказм, на который только была способна, но ничего не получилось.
– Сдаюсь-сдаюсь, – примирительно сказал он. – Боялся показаться навязчивым. Я пришел, чтобы реабилитироваться… Что вы делаете сегодня вечером?
– Этим можно было поинтересоваться и без недельной цветочной артподготовки. Теперь, надеюсь, сезон цветов завершен?
– Нет. Я буду дарить цветы каждый день. Так вы свободны сегодня вечером?
– Хотите пригласить меня в ресторан? Самый дорогой, должно быть, судя по любви к красивым жестам. Только я не люблю экзотическую кухню, увы. – Она решила держаться до последнего, не сразу же бросаться ему на шею и говорить: «Все это время я думала только о тебе…»
– У меня сегодня день рождения.
– Извините, я не знала. – Боже мой, глупость какая, почему она должна знать? – Мне даже нечего подарить вам…
– Подарите мне себя, – улыбнулся Итачи. – Или я слишком много прошу?
– Нет. Только не говорите банальностей.
– Я больше не буду. Хотя от этого трудно удержаться. Так вы согласны провести вечер со мной?
Он не сводил с нее глаз, его зрачки все так же были расширены и так же втягивали девушку, как в воронку.
– Да. Я согласна.
– Тогда собирайтесь. – Он отогнул край рукава и посмотрел на часы. – Полчаса вам хватит? Я подожду вас в машине.
Он отдал ей цветы и ушел.
Хината осталась стоять на пороге – оглушенная, очарованная, растерянная… Она понимала только одно – начинается самая необычная полоса в ее жизни.
Минуты стояли перед ее глазами, крепко взявшись за руки, их было ровно тридцать, потом двадцать пять, двадцать, пятнадцать. Она все предавала и предавала то, чем жила все последние месяцы. Узы родителей, узы дружбы, узы мести за боль, которую причинил Наруто, отступили на второй план. Главным был этот парень, так остро, так больно вошедший в ее жизнь. Она хотела возненавидеть себя, возненавидеть его – но так и не смогла этого сделать.
У брюнетки еще оставалось пятнадцать минут. Пятнадцать минут относительной независимости – она и понятия не имела, как ими распорядиться. Итачи был похож на удивительное приключение, которое никогда не случалось с ней, но глупо было начинать его с пошлого вечернего платья, с губной помады, которая обязательно оставит след на чисто выбритой щеке – «спасибо за удивительный вечер», - с капель духов на запястьях…
В условленное время она спустилась вниз в том, в чем встретила Итачи: джинсы и свитер, у которого постоянно падало плечо, и длинное пальто нараспашку.
Парень стоял возле машины и ждал девушку. Увидев ее наплевательский прикид, он улыбнулся.
– Ну что, едем в ваш ресторан? – независимым тоном сказала Хината.
– Вы удивительная. Точно такая, какой я представлял себе. Я не мог ошибиться.
– Ну, куда мы отправимся?
– Для начала – в Окинаву.
– В Окинаву? – Она ожидала чего угодно, даже китайских палочек для еды и кисло-сладкой засахаренной рыбы, но только не этого.
– Надеюсь, вы не будете возражать. Вы же сами призывали меня не быть банальным.
– Да. Но не до такой же степени…
– Не волнуйтесь, я украду вас ровно на двенадцать часов. Завтра в семь утра мы уже будем в Токио.
– Вы хотите сказать, что мы куда-то едем?
– Почему "куда-то"? Мы едем в мой родной город. Я не был там пятнадцать лет с тех пор, как уехал. А вот теперь захотел вернуться, пусть и ненадолго. Всю эту неделю я то и делаю, что возвращаюсь. Должно быть, это оттого, что я встретил вас. И оттого, что вы сами похожи на дом, в который хочется возвращаться и возвращаться всякий раз, прятаться от всех на чердаке, откуда видно море…
Ей даже не нашлось что ответить. Она просто сидела и смотрела на него. Они молчали. Это было то молчание, о котором девушка даже не могла и мечтать. Она закрывала и открывала глаза – и все время перед ней стоял профиль Итачи: чистая линия лба, прямой нос, подбородок; тонкие линии, достойные быть отчеканенными на монетах. На монетах, которые погребены в затонувших кораблях… Они скрыты от человеческих глаз толщей воды, вечная добыча морских мародеров на батискафах. Вот и сейчас Хината мародерски рассматривала парня, она хотела присвоить его себе…
– Если вы будете смотреть на меня, я врежусь в первый попавшийся рекламный щит, или выеду на встречную полосу, или брошу руль. Или буду вынужден поцеловать вас.
- Хорошо, я не буду на вас смотреть.
Они приехали в Окинаву, в котором она, к стыду своему, ни разу не была. Они мчались по сонному городку, в котором родился Итачи. Парень остановил машину возле небольшого, ничем не примечательного дома. Он вышел из машины и долго смотрел на него.
– Это дом, где вы родились? – догадалась она. – Это ваш дом?
В окнах горел теплый свет, должно быть, была включена лишь маленькая настольная лампа.
– Идемте, Хината.
Домик оказался маленьким, сложенным из неотесанных камней, – он был почти не виден с дороги. Совсем рядом было море, но о его присутствии в кромешной темноте можно было догадаться лишь по тяжелому дыханию волн – дыханию усталого любовника, который вот-вот сорвет признание из уст своей подруги.
– Осторожно, Хината, здесь нет света, – предупредил ее Итачи и, нагнувшись над каменным крыльцом, вытащил ключ. Через минуту он был уже в доме.
– Стойте здесь, – сказал молодой человек. – Сейчас я все устрою.
Он вытащил из сумки фонарик и прошел вперед. Через несколько минут крикнул:
– Заходите.
Хината толкнула дверь и вошла. В комнате действительно не было света, но вся она была ярко освещена свечами. Стены из плохо отесанного камня, все в бликах от свечей, темная пасть камина с аккуратно уложенной поленницей дров; приземистый стол, сервированный на двоих, поздние нежные хризантемы – Итачи здесь ждали.
А парень по-прежнему был в своем элегантном костюме и босиком.
– Снимайте обувь, Хината, – сказал он ей. – Здесь удивительно теплый пол. А я пока разожгу камин.
Она подчинилась. Пол действительно оказался теплым; янтарные, светящиеся изнутри доски ласково обхватили ее ступни. Это было такое простое и такое невыразимо прекрасное ощущение, что девушка даже рассмеялась. У камина стояли два кресла. Но ей не хотелось садиться – хотелось ходить и ходить по дереву, ощущая его вечное тепло. Через несколько минут в камине ровно загудел огонь.
– Хотите есть? – спросил молодой человек.
– Нет, спасибо, я не голодна. – Хината действительно была не голодна.
– Тогда, может быть, выпить?
– Попозже. – Она решила сохранить ясную голову. Стоит ей чуть-чуть выпить, и девушке захочется поцеловать его, и, может быть… даже соблазнять ее не придется, а он наверняка привез Хинату сюда с ясной целью – соблазнить…
– Не волнуйтесь, я не собираюсь вас соблазнять, – вдруг сказал Итачи, и сердце ее упало – не хватало, чтобы он оказался к тому же еще и телепатом. И тут же оно упало еще ниже – как жаль, что он не собирается ее соблазнять…
– У меня есть два существенных недостатка, – улыбнулся Итачи. – Я совершенно по-особому отношусь к женщинам, которых собираюсь завоевать.
– А во-вторых?
– А во-вторых, я очень старомодный человек. По мне этого не скажешь, но это действительно правда.
– Я верю. Увезти понравившуюся девушку к морю, вместо того чтобы сразу уложить в постель, – это действительно старомодно.
– Мне просто хотелось провести свой день рождения с вами, и чтобы рядом никого не было. Включая навязчивых набриолиненных официантов…
– …которые подносят тебе зажигалку, – подхватила она, – лишь только ты задумаешь прикурить. Должно быть, их вербуют из несостоявшихся телепатов.
– Или инопланетян. Инопланетяне тоже умеют читать мысли, как убеждает нас научная фантастика.
– Да. Все они регистрируются по прибытии на Землю и вступают в профсоюз работников торговли. Я их ненавижу.
– Я тоже. – Итачи улыбнулся. – Видите, мы с вами действительно похожи. Я даже думаю, что мы сможем поладить.
– Зачем? – Она не приняла его улыбки.
– Потому что вы мне нравитесь. Очень нравитесь.
– Сколько вам лет? – Хината решила сменить тему.
– Тридцать.
– Так вот почему тридцать роз!
– Я готовил вас заранее. А знаете что? Пойдемте к морю…
Моря по-прежнему не было видно. Итачи взял фонарик, и пара медленно шла вдоль полосы прибоя; под ногами попискивала галька.
– Здесь недалеко заброшенный маяк, – сказал парень. – Идемте.
Они поднялись на маяк – он действительно оказался недалеко. Крутой подъем по ржавой спирали лестницы дался ей с трудом, но, когда они оказались наверху, девушка ни на секунду не пожалела об этом.
Море занимало весь горизонт – оно лежало перед ними огромной чашей. Здесь, на высоте, шум моря был почти не слышен, а в небе – очень близко – сияли звезды. Почти такие же, как в ее детстве. Она не видела звезд много лет, ей незачем и не для кого было поднимать голову вверх.
Хината стояла на маленькой площадке рядом со сломанным мертвым прожектором. Итачи обнял ее сзади, укрыв полами пальто. Она слышала его тихое дыхание, которое обволакивало ее затылок, его губы почти касались ее волос.
И она заплакала.
Это были тихие, неизвестные ей слезы, они вымывали из души девушки всю усталость последних месяцев. "Успокойся, Хината, вот ты и вернулась в свой дом, он стоит у нее за плечами и согревает затылок". Она не одна, она не одна…
Брюнетка потеряла счет времени, прислушиваясь к тихому дыханию Итачи, – он что-то шептал ее волосам. Она с трудом заставила себя прислушаться не к его губам, не к его дыханию – а к тому, что он говорит.
– …я не умею бороться, на это у меня никогда не хватало дыхания; я умею только завоевывать… Это еще детское восприятие. Я уехал из дома, когда мне не было еще восемнадцати. Но и тогда, и сейчас я был абсолютно уверен – быть счастливым, по-настоящему счастливым, я могу только здесь – нигде больше. Дед занимался керамикой, он был отличным гончаром – и он был счастлив. Отец занимался рыболовлей – и был счастлив… Я мог бы делать и то, и другое – и был бы более счастлив, чем они… Нигде больше нет таких звезд летом и таких ветров зимой. Но я уехал отсюда только потому, что не смог завоевать море. Оно никогда не принадлежало мне одному. Оно изменяло мне каждую весну с первым попавшимся ленивым, лысым, толстым курортником. Оно изменяло мне со всеми напропалую. Потому-то я любил позднюю осень и раннюю зиму – когда море не было нужно никому – состарившееся, серое, грязное. Никому, кроме меня, – тогда оно было настоящим. Не очень-то красивым, но настоящим. А настоящим можно быть только тогда, когда никого нет рядом – даже тебя самого… Я понимаю, это глупости: и то, что я вам сейчас говорю, и то, что я думал тогда. Я никогда и никому не говорил об этом. Да, то, что я уехал, было глупостью. Нет, есть еще масса причин, они лежали на поверхности, но эта была самой главной, самой сокровенной… Почему мне обо всем хочется сказать вам, Хината?..
Она повернулась и уткнулась в грудь Итачи, спрятала лицо в его пахнущей свежестью рубашке. Сквозь этот нейтральный, настоянный на одеколоне запах пробивался совсем другой – запах его собственной кожи, похожий на море и на песок одновременно. Это был запах ребенка – маленького беззащитного Итачи… Это был запах мужчины, который может спасти ее от себя же самой. Хватит этой бесплодной борьбы с тенями. Ей не выстоять одной. Прими этого человека, ты же видишь, что он уже готов взять тебя собой – в ту жизнь, где не борются.
Она подняла голову – подбородок Итачи навис надо ней, как свод. Под этим сводом можно укрыться от дождя, под этим сводом можно увидеть радугу и блики от далеких подземных вод. Под этим сводом можно свернуться и уснуть. И только во сне стать собой…
Итачи наклонил голову и осторожно поцеловал девушку в уголок губ. Это был почти невинный поцелуй, старомодный Итачи не мог позволить себе большего – но она почувствовала, что теряет сознание. Если он поцелует ее по-настоящему, она просто умрет, она не готова к этому.
Она не готова.
Похоже, Итачи почувствовал это раньше ее. Он снова прижал ее голову к своей груди – где-то в глубине она чувствовала, как бьется его сердце. Шум сердца сливался с далеким шумом моря, а там, внизу, лежала чаша ее души.
– Знаете что, Итачи?
– Что?
– Я страшно хочу есть…
Он еще крепче прижал ее к своей груди и легонько закружил по площадке.
– Знаете что, Хината?
– Что?
– Вы удивительная… Я счастлив. Я очень счастлив, Хината…
В машине на обратном пути она заснула. И проснулась только тогда, когда Итачи легонько потряс ее за плечо.
– Мы приехали, девочка.
Она раскрыла глаза. Чудесная ночная сказка отступила, и девушка увидела, что машина Итачи стоит возле ее подъезда. Пробуждение было таким будничным, а мир за стеклами машины таким тусклым, что глаза ее взбухли слезами.
– Неужели всего этого не было, неужели все это мне только приснилось? Не приснилось, не могло присниться – ее волосы пахли солью от близкого и покинутого моря, а в одежде ощущалась невесомая влажность – так бывает от ночного присутствия большой воды. Да и Итачи был небрит, щетина уже проступила. Она протянула руку и коснулась его подбородка. Восхитительная небритость сразу же успокоила Хинату – это живой человек, а вовсе не ангел, перенесший ее на старый маяк.
– Похоже, что не приснилось, – успокоил девушку Итачи. – Полвосьмого… Мы вернулись, хоть и с маленьким опозданием. Я ведь обещал.
Неужели она заснула так крепко, что даже не почувствовала, как Итачи перенес ее? Это было странно, это было не похоже на Хинату – ту, которая всегда настороже. Но что теперь она знала о себе? Одно-единственное: ей хотелось, чтобы этот человек никуда не уходил.
– Подниметесь ко мне? Я угощу вас кофе.
– Если я поднимусь, меня будет трудно выгнать.
– Обещаю, мне и в голову не придет вас выгонять.
– Увы, – Итачи с сожалением развел руками, – у меня сегодня чертова масса работы. Три встречи с утра.
– Значит, праздник кончился.
– Похоже, что нет. – Он взял руку Хинаты и нежно поцеловал ее. – Если вы не возражаете… Если вы не будете против – я приеду к вам вечером…
– Я не буду против. Что теперь вы хотите мне показать? Меня будет трудно удивить после сегодняшней ночи.
– Ну, ничего особенно предложить не смогу. Но если вас не разочарует частнопрактикующий верный рыцарь…
– Не разочарует.
– Тогда я позвоню вам в пять.
– Вы же не знаете моего номера телефона.
– Сдаюсь-сдаюсь. – Итачи поднял руки. – Конечно, я знаю ваш номер телефона. Я узнал его у Сая. Но ни разу им не воспользовался…
– Маленькая ложь рождает большое недоверие, Штирлиц, – сказала девушка парню, наставительно подняв палец.
– Тогда вы должны знать, что маленькая ложь – это спутник влюбленных, – просто ответил Итачи. – Это лишь часть признания, которое я собирался вам сделать.
Она приложила ладонь к губам парня.
– Не сейчас…
– Хорошо. Тогда в пять. Я позвоню вам.
– Да.
Он помог ей выбраться из машины и снова поцеловал руку на прощание.
– Это был мой лучший день рождения. Спасибо вам…
Девушка коснулась губами его щеки.
– Вы свозили меня на курорт, теперь я перестала завидовать толстым женам номенклатурных работников. А если серьезно – это было удивительное приключение. Спасибо, Итачи.
Хината закрыла за собой дверь подъезда – замечательно унылого, потрясающе обыкновенного, – и тут же силы оставили девушку. Она присела на ступеньки и прижалась лицом к крашеным прутьям лестницы: ей хотелось спать, ей хотелось плакать, ей хотелось видеть Итачи, ей хотелось долго не видеть его, чтобы при встрече сказать: «Как долго тебя не было. Я устала жить без тебя…»; ей хотелось, чтобы эта ночь повторилась, чтобы она повторялась еще и еще…
– Вам плохо, девушка? – раздался голос за спиной. Старик с маленькой собакой внимательно рассматривал сидящую на лестнице девушку.
– Нет, мне хорошо, – ответила она старику, внезапно полюбив и его, и собаку. – Мне очень хорошо. Но ведь так не бывает… Так не может длиться долго. Как вы думаете?
– Я думаю, вам не стоит сидеть на камне, – рассудительно сказал старик, – вы простудитесь.
– Может быть, мне стоит влюбиться? Может быть, мне стоит поверить ему?
.....
Прошло не так много времени с той ночи, но это казалось таким далеким, занесенным снегом, как будто произошло с ними в каких-то других жизнях. Все вокруг изменилось. Это был другой мир, другая жизнь. Но даже это сейчас было неважным… Проведенная вместе ночь в Окинаве, связала их крепче самых страстных ночей любви, которых еще не было. Это был почти смертельный союз, и она знала теперь, что пойдет за этим человеком куда угодно.
Фанфик добавлен 03.05.2014 |
951
+1
