Пацанка.Глава 7
Утро в доме Харуно началось с матюгов раздраженной девушки по поводу того, что этому долбанному первобытному самцу пернатого орангутанга (имелся в виду, конечно же, Орочимару) нравятся именно танго и вальс, а не брейк, например.
Если честно, то Сакура никогда не хотела заниматься танцами, даже когда мама пинками заталкивала её в какую-нибудь хореографическую школу. Ну не нравилось ребенку, и все. А теперь вот деваться некуда. Придется учиться танцевать.
До «званого» вечера оставалось целых двенадцать часов. Вчерашний день, вплоть до ночи, розоволосая провела в баре за стаканом бренди. Там, кстати, она познакомилась с пареньком, который когда-то давно был чемпионом Японии по бальным и современным танцам. Звали его Рок Ли. Как говорится, выпили на брудершафт, поплакались друг другу в жилетку и дело с концом. В тонких пальчиках крутилась салфетка с номером танцора.
- Алло, это вас санэпиднадзор беспокоит, уважаемый Ли, – Сакура откровенно издевалась над молодым человеком, по-видимому, проснувшимся с дикого похмела, говоря нарочито громко. – А если совсем честно, то я насчет танцев.
На том конце провода обиженно засопели, скорее всего, новоявленный учитель уже искал справку, что он не верблюд и бешенством не болеет.
- Сакура? Я тебя не признал, прошу прощения. Приходи сегодня ко мне, будем заниматься, и ещё… купи мне, пожалуйста, алказельтцер.
Харуно только улыбнулась, догадываясь, как парню сейчас плохо. В отличие от неё, он точно не умел пить.
- Водка без пива – деньги на ветер? – язвительный голос решил добить и так умирающего от головной боли Рока. – Ладно, достойный сын осколочной гранаты, куплю.
Буквально через полчаса девушка уже была на месте. Домик танцора выглядел просто потрясающе: небольшой, но очень уютный, вокруг жилища были разбросаны многочисленные клумбы с розами.
Ли встретил девушку, пошатываясь и держась за верхний отросток туловища, прикрывая отекшие глаза от яркого света, только что проснувшегося солнца.
- Проходи, располагайся и будь как дома, – Сакура не стала ждать повторного приглашения и, вручив пачку с таблетками, уселась на диван, подобрав под себя ноги.
«Дома так дома. Вот это нормальный человек: улыбается, смеётся, расстраивается, переживает. Не то, что Учиха – такое ощущение, что детство у него проходило в колбе с жидким азотом», – размышления по поводу брюнета зажигали на женских щеках огоньки стыда. Стыда от того, что вчера она показала свою слабость.
Военная мудрость гласит: откроешь врагу свои слабые стороны – будут бить именно туда. Возможно, не один раз. А потом догонят и опять будут бить. Возможно даже по голове. И, скорее всего, ногами.
Розоволосая неформалка наблюдала за тем, как утренние лучи мягко касаются прикрытых бутонов, которые, поддаваясь неге, раскрываются и дарят этому миру свой сказочный аромат. Хотелось тоже стать таким цветком, вот только в действительности она, скорее всего, ещё бутон. Притом не розы, а какого-нибудь чертополоха.
На хрупкое плечико легла мужская ладонь. Сакура вздрогнула, на миг представив, что увидит сейчас вечно чем-то недовольного Саске, но, увы, на неё смотрели совсем другие глаза: милые и живые.
Танцор протянул пацанке только что сорванную белую розу.
- Сакура, запомни, прежде чем танцевать вальс или танго, ты должна прочувствовать эмоции, которые они несут. Думаю, что их можно сравнить с розами, – голова Ли дернулась, отчего короткие черные волосы веером разбросались по лбу, прикрывая широкие глаза. – Красные розы ассоциируются со страстью и любовью, как танго. Они прекрасны и опасны, милые и жесткие одновременно. Танго – танец страсти. Ты прижимаешься к партнеру, вдыхаешь его аромат, наслаждаешься самим мгновением такой близости. Руки твоего партнера скользят по твоей спине, бедру и рукам, словно показывая, что ты – его собственность, хотя бы на время танца. Танго – танец эмоций, одновременно нежный и властный.
Харуно задумчиво вертела в руках розу и подбирала что-то свое на сравнение с танго.
- Это типа как борьба двух сумоистов? – улыбка подтвердила то, что розоволосая подобрала свою ассоциацию для танго.
Рок Ли удивленно вскинул бровь, даже в самых смелых фантазиях не представляя, как можно сравнить танго и сумо. Пышные черные брови исказились какой-то невообразимой дугой, от чего и так широкие глаза казались теперь вообще огромными, словно у брюнета осматривали, а точнее, прощупывали простату.
Сакура, заметив, что танцор не понял её сравнения, вымученно выдохнула.
- Ну, представь, дитя порочной связи танка и трактора, двух сумоистов. Вот они, такие клевые ребята, нежно прижимаются друг к другу, буквально лаская партнера руками по бедрам и спине, вдыхают сладкий аромат их отношений… - вдруг Сакура запнулась, на секунду представив «сладкий» аромат, исходивший от двух потных мужиков, и сморщилась, но все равно решила продолжить. – Ну ладно, не совсем сладкий, но однозначно они им наслаждаются. Такая страсть! Такая экспрессия!
Бедный Рок молча сел на пол, хватая ртом воздух, попутно растирая хлынувшие из глаз слезы дикого неуправляемого смеха. Стоит ли говорить о том, что для неподготовленного человека подобные сравнения были дикостью. Но гогот молодого человека не отпускал, перерастая в гомерический смех.
- Хах. Да, это нечто похожее, только между мужчиной и женщиной. Так, на чем я остановился? Ах, да! Вальс… вальс можно сравнить тоже с розой, но уже белой. Этот танец незримо связывает партнеров еле заметной ниточкой желания. Движения нежные и невинные, как белый цвет. Легкие прикосновения партнера к твоей талии, а твои пальцы скользят по его плечу, чувствуя, как накаляется внутри него страсть. Вам хочется превратить белую розу в красную, станцевать танго, но вы продолжаете кружиться, касаясь партнера, заводя его, заставляя желать…
Сакура, прослушав душещипательный рассказ, просто взвыла: ну не понимала душа поэта таких цветочных аллегорий! Для человека, воспитанного военными, были понятны строго-схематичные определения, сухие и материалистические. Вот, например, кровать их заставляли заправлять строго под углом в пятьдесят два градуса относительно спинки, притом, не поднимая одеяла. И заправляли ведь! А тут танцор со своими идиотскими розами и танцами…
- Ага, это типа двух боксеров, да? – мозг розоволосой автоматически переводил «иностранный» язык цветов на родной бойцовский.
Ли сразу же, подразумевая очередной рассказ, уселся на кресло, что бы не пропахать от смеха пол носом.
- Давай, рассказывай, при чем тут боксеры, – улыбка уже с готовностью наползла на мужское лицо, помня прошлое повествование.
- Двое боксеров нежно колошматят друг друга по печени, их своеобразный брачный танец связывает их ниточками слюны, которая капает с капы, но внутри этих не менее клевых ребят загорается страсть, и им хочется стать сумоистами и станцевать танго, лапая друг друга за всякие неприличности, – когда девушка закончила, черноволосый танцор медленно начал впадать в кому, припадочно дергая конечностями.
В конце концов, часам к десяти в доме заиграла музыка, отсчитывая «раз-два-три», Сакура начала погружаться в мир вальса. У девушки достаточно хорошо получалось, ведь движения были достаточно простыми: из третьей позиции (это когда ты выкручиваешь ноги под углом девяносто градусов) начинаешь двигаться квадратами по кругу. Четко, ясно, словно стратегия ведения боевых действий, и без всяких там сравнений. Ли с удовольствием отмечал, что, несмотря на несколько армейский шаг, у розоволосой все получается.
А вот с танго выходило не очень… Девушка все время шипела на Рока, чтобы тот подобрал свои грабли, иначе она ему гланды вырвет через анальное отверстие. Сам Ли, то и дело краснея, объяснял, что так и надо, что это танец такой, что он ни в чем не виноват, когда беспардонно (но с явным наслаждением) цеплял тонкую ножку, приподнимая её до своего бедра. А вот Харуно ни в какую не хотела таких вот танцев. На секунду представив, что такие вот пируэты будет выделывать Орочимару, девушка сразу же сникла, что-то бормоча про отсталых дегенератов, озабоченных представителей фауны и энцефалопатию у некоторых представителей криминального мира.
Отвлекшись от довольно сложных комбинаций на размышления о мафиози, брате и Саске, Сакура совсем потеряла былой боевой настрой, Рок сразу же заметил вялые повороты, отсутствие былой реакции на его прикосновения и выключил музыку, увлекая девушку с собой на диван.
- Сакура, что случилось? Зачем тебе сдались эти танцы, если ты не хочешь этим заниматься? – молодой человек действительно заинтересовался, ведь не каждый день к нему напрашивались в ученики всякие грубиянки, по ходу дела превращающиеся в некое подобие фикуса. Почему фикуса? Да потому, что такое же инертное и индифферентное нечто, разве что не пускающее на пол слюни…
- Ли, я не могу тебе рассказать всего, но пойми, что танцевать танго с тем уродом, с которым явно придется это делать, мне абсолютно не хочется… - розоволосая приоткрыла окно, решив немного попортить экологию.
Танцор, даже не поморщившись, что-то серьезно обдумывал, периодически широко распахивая на Харуно глаза.
- Тебе же не сексом с ним заниматься! Подумаешь, танго станцевать… - Ли даже сам не представлял, насколько близко он подошел ко всей проблеме в своих умозаключениях.
Сакура только обреченно закрыла глаза, на секунду забыв, как делать выдох. Что ещё сказать… девушка сама не представляла, как будет рядом с человеком, который издевается где-то над её братом.
«Сасори… если бы ты был здесь, рядом, тогда бы ничего этого не было. Но ты где-то там, откуда тебя достать сложнее, чем тампон из водопроводной трубы. А ведь на самом деле… спать с Орочимару. И ещё Учиха… почему он мне не помог? Почему вдруг струсил? Ведь он был мне нужен, именно он! Не Ли, не кто-то ещё, а именно этот кусок циррозной печени! Но Саске же крутой мачо, опускаться до того, чтобы учить меня танцевать! Да как можно? А вдруг все бабы разбегутся? Дерьмо ты, Учиха…»
А Саске… он не знал, где и с кем сейчас розоволосое стихийное бедствие, но определенно думал об этом, ведь вчерашнее их расставание было просто неправильным, что ли…
Белый потолок. Серые стены. Своя кровать. Такая большая… слишком большая для него одного, хотя раньше он это не осознавал или не хотел осознавать.
Внимание черных глаз привлек тонкий розовый волос, лежащий на неубранной со вчерашнего утра подушке. Её волос. Пальцы подцепили еле заметную ниточку и намотали на мизинец, наблюдая, как забредший каким-то чудом луч играл с ней, меняя цвет с розового на золотой, а с золотого на серый… но волос неожиданно порвался, опустившись на покрывало двумя обрывками. На сердце у брюнета (оказывается, такое анатомическое образование все-таки присутствовало в пафосно-непреклонном организме) стало как-то нехорошо, слишком тревожно.
Рука дернулась в сторону телефона, но остановилась и вернулась на прежнее нагретое место.
«Унижаться перед этой ненормальной?! Ну уж нет, не дождешься, деточка. Хватило с меня твоих припадков, не хочу бегать за тобой… тем более я даже не знаю где ты. А, кстати, где ты? Пойдешь ли на вечер или струсишь? Оказывается, ты и плакать умеешь, Харуно. Неужто так сильно обидел? Неужто ты влюбилась? Похоже, Учиха, ты своего добился, однако, все твои плоды пожнет Орочимару…» - думать так, как привык, пытаясь от всего абстрагироваться, не замечать очевидного, запихивать ноющее нечто глубоко в себя.
Красивое лицо ничего не выражало, словно это не человек лежал на кровати, а заспиртованный «феномен» Кунсткамеры. Но глаза… не зря их называют зеркалом души. Черные угли то замораживали воздух своей мерзлотой, то поджигали мебель неожиданной яростью, то поливали костер ледяной водой самоуверенности. Однако даже этого было слишком много для непривычно «чувствительного» Саске.
Вы знаете, что испытывает самец льва, когда его прайд пытается отобрать другой лев? Нет?
Так вот, он был хозяином положения, он был сильным и уверенным в себе. Его почитали, перед ним преклонялись. Он был выше, умнее, быстрее… но появился другой лев, позарившийся на его территорию, нет, не так… на ЕГО территорию и ЕГО женщин, ну, то есть самок. А особенно на одну самочку… такую милую, добрую, хотя иногда и напрашивающуюся, чтоб её загрызли. Но это ЕГО любимая самка и ничья больше.
Но чужой лев хитрый, он просчитывает все на шаг вперед. Ему нужен этот прайд, а особенно ЭТА самка. А львица ничего не может сделать, ведь её поставят перед фактом, но она очень надеется, что останется её любимый, её Лёва…
И вот кровь, лязг клыков, истошный рев раненого зверя, такой дикий и хватающий за самое живое. Заставляющий рваться на части, но не допустить неизбежного. Чужой сильнее, он выигрывает, но добьется того, чего хочет. Но Он не отдаст Её. НЕ ОТДАСТ! Но…
А что после «но»? Саске не знал, что он собирается сделать, что бы сохранить Сакуру… однако он не отдаст, не позволит, не допустит…
« Глупо… ведь Итачи прав, по-другому нам не спастись, но почему именно она? Почему не какая-нибудь другая женщина? Глупо… Сакура знает, на что идет. Однако Сасори не простит нас, Учих, что мы не смогли уберечь его любимую сестренку. А я смогу простить себе? А простить Её, что она ничего не видит и не осознает, упрямо следуя туда, куда мы ей сказали, то есть в кромешный Ад, из которого никогда больше не выйти, не выползти, не отмыться от этой грязи? Глупо…» - что творится в душе с надломленной «коркой» лицемерия и неприступности?
Почему Он мучает себя вопросами, ведь ему безразлично… безразлично? Да неужели? А отчего тогда он не может забыть, насколько солеными были её слезы, не может забыть её опустошенные глаза, наполненные неожиданной влагой? Когда он, Учиха, успел привязаться, сковывая себя ненужными обязательствами и ответственностью? Почему Саске прожигает горячим, как раскаленное железо, взглядом белый потолок, серые стены, большую, но от того ещё более пустую кровать?
Ведь ему безразлично… неинтересно… Грустно. Тоскливо. Тяжко. Невыносимо. Горько. И… безразлично… на всех, но не на Сакуру, не на чертовку с детской улыбкой, не на бестию с горящим достоинством взглядом, не на львицу, защищающую самых дорогих ей львов… Она – Его женщина и ничья больше, даже если сама этого не знает. Женщинам нельзя давать свободу выбора, потому что они могут выбрать не тебя, не такого бесподобного, прекрасного, одаренного, высокомерного, холодного, непреклонного парня.
И ты думаешь, Учиха, что тебе наплевать, что тебе все равно, что тебе… опять такое мерзкое слово: «безразлично» - это хуже чем ненависть, чем злоба и ярость, чем слабость. Оно делает непостижимо больно человеку, которому ты показываешь это чувство. А этот человек где-то сидит сейчас и мнет порубленное на фарш сердце переживаниями, смотрит на белую розу, вспоминает Тебя, такого одновременно близкого и далекого. Этот человек разучился дышать, есть, спать, потому что он для тебя никто…
Но ведь это ложь, да, Саске? Ведь ты даже не осознаешь, что хочешь сейчас быть рядом с ней, с твоей женщиной, с твоей Сакурой. Но ты же упертый, ты же лучше знаешь, что тебе надо, ты же мачо…
Признайся, Саске, ты испытал что-то, ранее не знакомое и чуждое, когда увидел слезы! Тебе было её жаль, ты хотел обнять и утешить? Тогда почему не сделал то, что собирался? Почему стоял и смотрел? Ты же знаешь, что нужен зеленоглазке, что ты – её опора сейчас, что она держится только на честном слове и никотине...
Учиха, дорогой, ты представляешь, насколько она обозлится на весь мир, покроется мхом ненависти, прям как ты, захлопнется крышкой отвращения к людям? Вставай, беги, звони… да сделай хоть что-нибудь! Но нет…
Ты наберешь не её номер, а номер Карин. Ты пригласишь красноволосую, подсознательно пытаясь позлить Сакуру, сделать ей ещё больнее, наступить на только вскрывшуюся мозоль, хотя где-то в глубине сознания ты подозреваешь, что этим сделаешь только хуже и ей, и себе.
Но ты уже слышишь в трубке приторный и рвотно-позывный голос…
Карин быстро среагировала, как только услышала знакомую мелодию.
«Учиха? Неужели тебе надоела эта мужеподобная тварь? Неужели тебе нужна я? Неудивительно, ведь я лучше, я красивее, и не важно, что она умнее! Зачем тебе неотесанная девочка? Ведь я права, Саске, тебе нужна настоящая женщина: опытная и знающая, чего хочет, такая, как я», – красноволосая довольно улыбалась монологу в своей голове.
А вот в тонких ухоженных пальчиках крутилась небольшая по размеру, но такая бесценная флешка. Если бы только Сакура видела её… она бы зубами, ногтями, глазами – всеми доступными человеческому телу способами, вырвала эту необходимую, как воздух, информацию. Ведь тогда не придется ложиться под Орочимару, не придется чувствовать себя униженной и оскорбленной, использованной, обманутой самой собой, бесцельно гниющей. Но Харуно не знала, что ей приготовила соперница.
- Карин, приходи ко мне к восьми часам. Мы пойдем на вечер «встреч» старых друзей, – голос брюнета, как всегда, отличался особой «эмоциональностью» и «весельем».
Девушка была на седьмом небе от счастья, в полной нирване от того, что сам Учиха её куда-то пригласил сходить вместе, ведь до этого вместе у них был только секс. Это её шанс. Её возможность показать себя. Её мечта – стать миссис Учиха – могла исполниться.
Но только Харуно, казалось, все ещё маячила на светлом горизонте. Однако теперь Карин знает, как урезонить эту девку в случае чего. В любом случае, там, на вечере, она покажет, чего стоит, и, по сравнению с этой пацанкой, будет выглядеть куда уж презентабельнее.
«Посмотрим, на что ты будешь готова ради того, чтобы получить эту маленькую флешку, Харуно! Наверное, ты готова душу за неё продать, но мне не нужны такие жертвы, все, что мне нужно, так это то, чтобы ты оставила Саске-куна в покое, не появлялась больше в его жизни. И, уж поверь, я этого добьюсь… вот только интересно, зачем он с тобой связался? А может вы что-то задумали?» - красноволосая редко блистала своими немногочисленными и неглубокими извилинами, однако сегодня с ней происходило что-то невообразимое, выходящее за рамки физиологии её мозга.
Все, что происходило в душе у Карин, можно понять и принять. Но розоволосая ей мешала, как волос во рту мешает жить, пока его не вытащишь. Красноволосая – ворона, которая вцепилась своим клювом в дохлую кошку и готова съесть её вместе с шерстью, кишками и глистами, но прилетает соловей просто постоять рядом, но ворона уже набычивается и начинает резко мстить незадачливому гостю, который «якобы» посягнул на такую ценную добычу.
Громко звякнула связка ключей, отправившаяся в дамский хламник, который сами женщины по ошибке называют сумкой, после того как Карин закрыла дверь.
А вот Сакура делала последние приготовления, накапывая информацию в виртуальной сети по поводу вечернего макияжа, ибо две первые попытки нанести трехцветные тени закончились смертью маленьких коробочек.
Настенные часы громко пробили шесть часов, как бы намекая, что розоволосой пора бы валить из дому, но Харуно самозабвенно красила ногти, периодически заливая кофейный столик то лаком, то ацетоном. Кстати, такое понятие, как «жидкость для снятия лака», для Сакуры кануло в… ну, вы поняли, куда. Поэтому, раскопав в гараже канистру с растворителем, девушка самозабвенно поливала им стол.
Куча пострадавших колготок уже лежала на диване, жаждая часа своего погребения в мусорном ведре, ибо они уже плавились от едких паров. И все бы было хорошо, если бы некое розоволосое недоразумение, забыв про ацетон, не закурило, стряхивая пепел на многострадальный кофейный стол, после чего он не выдержал этих экзекуций и совершил акт самоубийства путем принудительного сгорания.
Сакура, забыв про только что нанесенный маникюр, принялась топтать полумертвую мебель ногами, попутно использовав в качестве «тряпки для тушения» свое вечернее платье…
Как можно описать реакцию персонала имидж-студии, когда к ним заявилась грязная, резко пахнущая отнюдь не французскими духами, взъерошенная особа, заявившая, что у них есть час на то, чтобы сделать из неё хоть какое-то подобие культурного и воспитанного человека?
Девушки честно старались… правда-правда! И через час мисс Харуно была просто неузнаваема: розовые пряди улеглись красивыми локонами, веки, наконец, перестали быть разного цвета, ногти аккуратно подпилены и покрашены, легкое, выполненное в стиле ампир платье пастельно-голубого цвета и туфельки на высоком каблуке закончили такую животрепещущую картину.
Сакура, увидев себя в зеркале, укоризненно цокнула языком, пробормотав что-то типа: «Ангидрид твою валентность через медный купорос!» Самая главная задача, которую поставила для себя девушка, заключалась в том, чтобы доковылять хотя б до двери, ибо шпильки разъезжались в разные стороны.
Больше всего Сакура хотела посмотреть на реакцию Саске, когда тот увидит её, такую необыкновенно женственную и прекрасную. Но печень, затравленная этанолом, резко чувствовала, что, скорее всего, день закончится в очередном баре, ибо Учиха, скорее всего, выдаст что-то типа: «Кто ты, чудовище?»
Красивое личико от подобных размышлений приобрело выражение, свойственное врачам-проктологам, обнаружившим в очередной, прости Господи, прямой кишке, колпачок от «Шаумы».
Розоволосая, покрывая про себя нелицеприятными выражениями мироздание, махнула рукой черной машине, которая, к слову, незамедлительно остановилась, радушно приглашая в салон такую очаровательную особу.
Водитель восхищенно оглядывал молодую пассажирку, вот только выражение глаз ему не нравилось… что-то в них было такое, очень опасное, как граната без чеки в лапах обезьяны, и одновременно обреченное.
Да и откуда мог знать совершенно посторонний человек о том, что было на душе у Харуно? Сакура тщетно пыталась выбросить из головы вчерашний эпизод в конференц-зале. Но память, упорствуя, не хотела выкидывать такие редкие и эксклюзивные моменты. В ушах у девушки до сих пор звучали слова о том, что она – чудовище, что Карин лучше, что у неё, оказывается, что-то не так с интеллектом.
Розоволосая жертва произвола «любимого» дядюшки, в принципе, привыкла к нелестным отзывам и жесткой критике… но Он, этот Учиха, смог пробить барьер невосприимчивости, пробил, а потом стал морально добивать, опуская самооценку ниже прожиточного минимума.
Воспоминания порой играют с нами не по правилам: когда тебе и так хреново, они вспыхивают, показывая очередное «падение» с высоты гордого ястребиного полета и то, как твои душевные «внутренности» потом валяются, красиво гармонируя с растоптанными чувствами.
Вот и Сакура недоумевала от того, насколько ей хотелось сейчас оказаться рядом с причиной всех своих внутренних терзаний, хотя знала, что Учиха не будет просить прощения и умолять не обижаться на него… он будет подкалывать, пытаться унизить, но все равно сердце странно ныло, желая такую глупость.
Такси резко остановилось у большого особняка, где, судя по количеству автомобилей, и проходил «заседательный комитет». Сакура устало вздохнула, увидав, что к ней направляется взволнованный Итачи.
- Сакура, а где Саске? И где ты сегодня ночевала? – голос Учихи-старшего был категорично строг, тем самым вызывая у девушки накатывавшую под горло злость.
- Итачи-сан, я вам не десятилетняя девочка, чтобы отчитываться где, как и с кем я провела эту ночь! Надеюсь, я понятно выражаюсь? А что насчет Саске… мне безразлично местоположение этой жертвы инопланетных экспериментов, – такой интонации в наборе «жесткача» у Харуно даже Итачи ещё не слышал и поэтому слегка растерялся, выпадая хлопьями в осадок от такой наглости и дерзости.
Розоволосая действительно разошлась, сама не понимая, почему она так злится и буквально ненавидит всех представителей вида Человека Разумного. Но интуиция непрозрачно стала намекать, что должно что-то произойти… что-то очень нехорошее.
Около ворот, буквально в паре метров от сверлящих друг друга убойными, как выстрел из гранатомета, взглядами молодых людей, остановилась знакомый черный Ламбаргини Диабло. Сакура моментально напряглась, неосознанно хватая Итачи за руку, позабыв о том, что буквально мгновение назад была готова его убить.
В хорошенькой розоволосой головке что-то щелкнуло, съехало, не оставив записки, от того, что Саске, выйдя из машины, подал руку… Карин?
Что-то больно защемило в сердце, буквально сковав бедную девушку по рукам и ногам. Учиха-младший высокомерно окинул стоящую перед ним красавицу, а губы окрасились злобной ухмылкой.
- О, Харуно! Не ожидал, что тебя здесь встречу! Неужели тебя пропустят в таком виде? Если я не ошибаюсь, то в приглашениях было указано, что явиться в вечернем туалете, а не в бомжатском прикиде, – как говорится: тут Остапа понесло. Саске сам не понимал, зачем говорит все эти обидные слова, но этот поток, казалось, было не остановить.
Карин рассмеялась, уничижительно глядя на притихшую Сакуру, которая во второй раз в жизни ничего не смогла ответить на унижение. Она просто сильно сжала предплечье Итачи и продолжала стоять, отведя взгляд и стараясь хоть в этот раз не расплакаться, иначе она просто себя возненавидит.
Учиха-старший изумленно смотрел на все это безобразие, на то, что только что агрессивная девушка стала тише воды, ниже травы. Почему-то ему стало обидно за Харуно, ибо догадаться, что она все-таки попала под бронебойное обаяние его младшего брата, было не трудно.
- Саске, заткнись! – Итачи весь напрягся, словно хотел начать драку, отчего розоволосая затравленно поглядела на младшего Учиху и злобно – на Карин, ухмыляющуюся за спиной у Саске.
- Итачи-сан, прошу, не надо! – мисс Харуно чуть склонила голову и попыталась выдать что-то наподобие улыбки. – Пойдемте в дом, ведь нас уже ждет хозяин вечеринки.
Розоволосая повернулась, закусывая до крови губу, потому что физическая боль, наверное, одно из лучших средств от боли душевной. Тонкие пальцы так и остались на рукаве дорогого пиджака, да и сама девушка буквально вжалась в старшего Учиху, словно пряталась от горящего взора его брата.
«Терпи… терпи… не смей плакать, Харуно! Он только этого и ждет, но я же не буду доставлять этой парочке такого удовольствия? Хочу к брату…» - словно маленький ребенок, пухленькие губки надулись, а в глазах появился характерный блеск.
Как-то подсознательно Сакура воспринимала Итачи на месте Сасори, которого не было сейчас с ней, но который защитил бы от нападок Саске, от злобного смеха Карин, от раздевающего взгляда Орочимару, от самой себя.
Девушка не находила себе места среди множества незнакомых людей. Всегда такая боевая, неприступная, грубая – сейчас она беззащитнее младенца. Рядом с Саске все шло не так, как будто по плохо написанному сценарию какого-то ужастика.
Сакура, неужели ты не видишь, что Саске бесится от своей беспомощности? Неужели не замечаешь, что это всего лишь спектакль, между прочим, устроенный специально для тебя? Нет, не замечаешь. А все оттого, что тебе больше всего хочется, чтобы это закончилось! Чтобы уже увидеть Сасори и уехать, забыв этот Ад, который тебя ожидает с Орочимару, уехать от Саске, которому безразлично...
Холодная ладонь, словно нож по маслу, прошлась по спине Харуно, отчего та вздрогнула, резко оборачиваясь и отлепляясь от Итачи.
- Орочимару-сан, здравствуйте, - худенькое личико озарила какая-то натянутая и испуганная улыбка.
Мафиози, держал в руках красную розу... цвет страсти...
Он хотел эту девчонку так, как никого прежде, слишком уж непривычно живой она ему казалась. Скользкий взгляд с восхищением осматривал мисс Харуно, которая вела себя не так, как при первой их встрече. Это заводило, заставляло хотеть, будоражило весь организм, заставляя его зашкаливаться от одного вида этого ещё такого наивного ребенка!
Но неожиданно Орочимару отвлекся от милого создания, ощутив на себе яростный взгляд черных глаз.
«Учиха Саске... значит, хочешь со мной за НЕЁ сражаться? Увы, но ты проиграешь... - тонкие губы с удовольствием коснулись женской ручки. – Что ж... так будет ещё интересней...»
Фанфик добавлен 03.03.2012 |
2170
0
