Пьяная вишня
Оказывается, любить своего младшего брата порой бывает нелегко. Особенно если этот самый младший брат своенравен, капризен и приставуч до ужаса. Особенно если в глубине души что-то сладко замирает от любви к нему именно потому, что он такой, какой есть – своенравный, капризный и приставучий. Да, младшего брата любить нелегко, и кому, как не Учихе Итачи, знать об этом. Потому что у него есть Саске, его глупый младший брат.
Да, Саске своенравен – это ни для кого не секрет, и уж тем более не для Итачи. Ему-то довелось познакомиться с норовом младшего уже в далеком детстве, когда недовольный трехлетний карапуз проявил свое негодование по поводу неудачно исполненной старшим братом колыбельной, вцепившись маленькими пальчиками в длинные волосы Итачи. Старшему Учихе бы рассердиться, но нет. Он лишь украдкой поцеловал садистские ручонки, которые только что вырвали добрый клок волос, а все, что осталось, хорошенько запутали. Годы пролетели, Саске уже семнадцать, но нельзя сказать, чтобы что-то изменилось в его характере. Итачи иногда казалось, что совсем ничего не изменилось, разве что нельзя было теперь позволить себе ничего не значащее прикосновение губами к его рукам, чтобы в очередной раз утихомирить возмущенного брата. А это было нелегко – сдержать себя. Очень нелегко.
Да, Саске капризен и приставуч, как банный лист. И тут Итачи мог с полной уверенностью сказать, что, наверное, в этом была немножко и его вина. Нет, конечно, не только его, но и родителей, души не чаявших в младшем сыне, но все-таки… «Блатик, хотю на лыбалку», «А может быть, потренируемся сейчас немножко, пожааалуйста?», «Аники, научи меня метать сюрикены так же хорошо, как ты!» - эти просьбы стали для глупого младшего брата привычным напевом. А для страшего – привычными терзаниями. Можно было, конечно, щелкнуть младшенького по лбу и отвернуться от этих надутых губок и умоляющих оленьих глаз, но для Итачи это было равноценно признанию себя безжалостным злодеем. И вот покорно бралась в руки удочка, сюрикены или что-нибудь еще, в зависимости от пожеланий Саске на данный момент, и братья отправлялись проводить свой свободный досуг, которого, кстати говоря, у Итачи никогда почти и не было из-за череды собственных тренировок и миссий. Но разве можно огорчать любимого брата? Нет. Как потом догадывался наследник клана Учиха, эта его покладистость и сгубила и без того непростой характер младшенького. Будучи уже великовозрастным юношей со своим собственным бременем обязанностей перед кланом и Конохой, Саске умудрялся вести себя с Итачи как тот несносный малыш, терзавший нервы старшего в детстве. То он выпрашивал у Хокаге одиночную, но от того не менее опасную миссию, лишь бы насолить брату и доказать, что именно он, Саске, и есть шиноби всех времен и народов. То, получив хороший нагоняй от Фугаку за этот фортель, приходил в комнату брата с видом нашкодившего кота, без стеснения умащивался к Итачи на колени и обнимал за шею, ожидая сочувствия и поддержки.
В такие моменты старший Учиха готов был провалиться сквозь землю. Потому что целомудренные, как, по всей видимости, представлялось Саске, объятия не казались такими уж невинными самому Итачи. Или же просто он был настолько испорчен, что в самых обычных проявлениях братской любви ему мерещилось что-то такое?.. Ну, такое, что заставляло сердце сильнее биться, и какое-то странное томление охватывало тело. Хотелось прижать Саске к себе крепко-крепко и не отпускать. Не то чтобы Итачи не понимал природу этих ощущений, страшно было другое – почему его тело так охотно откликалось на прикосновения его родного брата? Ответа на этот вопрос наследник клана Учиха и несчастливый обладатель соблазнительного младшего братца не находил, только все чаще и чаще ему приходилось позорно сбегать от Саске, когда реакция его тела становилась совсем уж недвусмысленной.
Вот как, например, совсем недавно глупый младший брат опять довел его до такого состояния. А дело было так: полдень, жара и Саске, только что вернувшийся с миссии. Разгоряченный, надо заметить, Саске. И еще был Итачи на кухне, с бутылкой холодной воды в руках, которую он уже почти успел поднести к губам. Недолго думая, младший Учиха выхватил эту бутылку и опрокинул ее на себя. Пока Саске энергично отфыркивался от капелек воды, старший зачарованно разглядывал прилипшую ко лбу мокрую челку, повлажневшие губы и четко очерченный под намокшей футболкой торс. А внизу живота, как снежная лавина, уже нарастало привычно тягучее возбуждение. Саске потом очень обиделся, когда его нии-сан поспешно оставил его одного, даже не выслушав подробностей увлекательнейшей миссии.
После этого случая, завершившегося надутым, как мышь на крупу, Саске и ледяным душем, Итачи стало совсем невмоготу. Душевного спокойствия не приносили ни едва ли не ежедневные миссии, ни изматывающие тренировки, ни сосредоточенные медитации. Мысли о глупом младшем брате преследовали его тем настырней, чем упорней он пытался выкинуть их из головы. Где он? Что с ним? Устраивает ли он такие представления перед кем-нибудь еще? Например, перед его товарищем по команде, Наруто? Или позволяет себе что-то большее? И почему, почему именно с ним, с Учихой Итачи, гордостью клана, приключилась эта напасть? Так получилось, что все эти метания привели его в совсем уж неподобающее место, но единственно подходящее для того, чтобы хоть ненадолго забыться. В бар.
- И что теперь делать-то?.. Не знаю… - меланхолично поведал Итачи полупустой бутылке саке.
На самом деле любителем выпить старший Учиха никогда не был, и к таким неприятным ощущениям вроде легкой расплывчатости окружающих предметов, шума в ушах, головокружению и легкомысленной говорливости он не привык. Вздохнул, покрутил в руках маленькую красную чашечку. Нехорошо, что пустая. Плеснул еще саке, принюхался, выпил. Для видавших виды завсегдатаев бара гордость клана являл собой небывалую картину. Скромно сидящий в темном уголке, он хмуро поглядывал на бутылку, словно это и не бутылка была вовсе, а какой-то хорошо знакомый человек. Изредка обращался в пустое пространство и неистово морщился каждый раз, когда содержимое красной чашечки перекочевывало в рот. А еще, что было уж совсем неподобающе, – он без зазрения совести закусывал дивный напиток сладкими шариками данго.
- А не могу я его любить… Нет, могу. Но не как брата! – вдруг пылко признался Итачи и дружески хлопнул бутылку по ее округлому глянцевому боку.
Бутылка, тоже, по-видимому, испытывавшая моральные шатания, закачалась и упала, последние капли саке материализовались на грязном расшатанном столе сиротливой лужицей. Учиха еще раз вздохнул, грустно съел последний шарик данго и неуверенно поднялся на ноги. Кажется, пора бы и домой.
Саске обнаружил своего старшего брата среди хризантемных кустов. Бледно-желтые, с тысячами крошечных лепестков и колким, ни на что не похожим запахом, они единственные из хризантемного рода цвели летом. Очевидно, именно цветы привлекли Итачи в эти кущи. Он сидел на земле, поджав под себя ноги, методично обрывал лепестки особенно пышной хризантемы и что-то тихо приговаривал себе под нос. Что-то слишком уж знакомое.
Саске опустился рядом со старшим и обнаружил сразу две очень удивительных вещи. Во-первых, от Итачи немилосердно пахло саке, что само по себе было просто из ряда вон выходящим. А во-вторых, ребяческое «любит - не любит» из уст одного из самых сильных шиноби деревни привело Саске просто в дикий восторг, однако он тут же приуныл, озадачившись вопросами: о ком же все-таки говорит его нии-сан и почему он в таком состоянии?
- Любит… не любит… а может быть все-таки любит?.. Саске? – старший брат замер с оторванным лепестком в руке. Прищурился.
Почему-то его не покидала уверенность, что сейчас перед ним сидят два младшеньких с одинаково округленными от удивления глазами и приоткрытыми губками. Не совсем здравый смысл подсказал старшему Учихе, что что-то в этом было неправильное, в том, что рядом с ним два Саске, и ни одного из них нельзя в эти губки поцеловать. Итачи досадливо бросил хризантему брату в лицо. Оба глупых младших брата одновременно нахмурились и, кажется, даже что-то сказали. Только вот что? Ну, на то он и глупый младший брат, чтобы говорить глупости. Так что и ничего страшного, что он прослушал. Наследник клана Учиха в который раз за вечер тяжело вздохнул и попытался подняться. Но разморенное алкоголем тело подвело, и он мягко осел обратно на землю, прямо в объятия четырех сильных рук… Так близко к нему, так тепло и уютно, как-то даже расслабляюще. «А почему бы и нет?» - мелькнула в голове мутная мысль. Хоть одного Саске да можно поцеловать. Итачи потянулся к брату и торопливо чмокнул его в губы. Нет, это не поцелуй. Это какое-то жалкое его подобие, решил для себя старший Учиха, сжал в ладонях лицо почему-то совершенно несопротивляющегося младшего и надолго приник губами к его губам. Это оказалось очень вкусно, да-да, именно вкусно. Даже вкусней, чем любимое данго… Сначала коснуться сухих податливых губ, скользнуть по ним языком, увлажняя и смягчая, заставляя приоткрыться от желания. Мучительно медленно пососать робкий неумелый язычок, приласкать его губами. Вдохнуть во влажный ротик собственное горячее дыхание и… ощутить на вкус еле слышный стон в ответ.
Братья целовались долго, так долго и откровенно, что умей хризантемы краснеть от неловкости, они бы уже давно потеряли свой невозмутимо светлый цвет и стали бы стыдливо алыми. Когда же, наконец, поцелуй разомкнулся, Итачи вздрогнул и медленно, словно не веря своим глазам, отстранился от разомлевшего младшего брата. В голове стало медленно появляться осознание того, что только что он совершил абсолютно безнравственный поступок, который мыслился им как совращение родного брата. В глазах уже не двоилось, - напротив, все казалось болезненно четким и, в то же время, немножко ирреальным: и он сам, безвольно рассевшийся на земле, и темные нахохлившиеся хризантемы, и, наконец, эта бестолочь по имени Саске, которая не смогла вовремя пресечь его пьяное разгульство. Бестолочь бесстыже улыбалась припухшими губами и явно не сознавала всей глубины морального падения своего старшего брата.
- Саске, я… я не сдержался. Такого больше не случится. Обещаю, - стараясь выглядеть бесстрастным, возвестил Итачи.
Хотя, если честно, трудно было сохранить серьезный вид и держаться с подобающим гордости клана достоинством, когда перед глазами все еще маячили губки, истерзанная краснота которых напоминала о содеянном.
- Нии-сан, а что такого ужасного случилось? – Саске неподдельно удивился и, по мнению Итачи, еще раз подтвердил свою репутацию глупого младшего брата, хотя в семнадцать лет пора бы и понимать.
Старший Учиха предпринял еще оду попытку встать, на этот раз успешную, и, педантично поправив примятые кусты хризантем, пояснил:
- Саске, это не повод для ерничества. Такое не должно происходить между родными братьями. Понял? А теперь пойдем домой, я неважно себя чувствую.
Итачи ушел, не оборачиваясь. Он так и не увидел, что младший Учиха остался сидеть в саду, задумчиво улыбаясь чему-то своему и рассеянно водя пальцами по губам. Увидел – встревожился бы ни на шутку: Саске что-то задумал.
Следующее утро принесло Итачи жесточайшую головную боль и обострившееся чувство вины за вчерашнее злоупотребление спиртным и, что хуже всего, за нечаянный поцелуй с братом. Приложенный ко лбу лед принес желанное облегчение, чего нельзя было сказать о непрошеных воспоминаниях: Саске совсем близко, его губы, просящий стон. Стыд? Да нет, не стыд. Раскаяние? И не раскаяние испытывал старший Учиха. Скорее, это горячее мятущееся чувство можно было назвать страхом перед самим собой, перед своим непослушным, как оказалось, телом, которое так легко может выйти из-под контроля – наплевать на все моральные запреты, общественные законы, на собственную волю и разум. Он-целовался-с-родным-братом. Это было неправильно, гадко, неприемлемо, но… все-таки прекраснее и желаннее всего на свете. Да, именно так. Только вот как теперь смотреть Саске в глаза?
А очень даже просто. Младший Учиха вел себя как ни в чем не бывало. Словно и не он вовсе подставлял покорные губы для поцелуя, словно и не он смотрел потом на брата затуманенными глазами. Где-то в глубине души старший испытывал даже какую-то детскую обиду: ну как же, он, Итачи, до утра уснуть не мог из-за душевной сумятицы, а вот объекту этой самой сумятицы хоть бы хны. Ему даже на миг показалось, что все это был лишь сон. Сон, от которого остались лишь отрывочные воспоминания да пара поломанных хризантемных веток. Лишь изредка нет-нет да и ловил на себе Итачи странный, словно чего-то выжидающий, взгляд Саске. Хотя, может быть, это ему просто казалось. Но что бы там ни было, Итачи зарекся впредь пить саке: «Такого больше не случится. Обещаю». Однако, кажется, он просто забыл, что ему довелось родиться несчастливым, или все-таки счастливым, обладателем своенравного, капризного и приставучего младшего брата. А зря.
Клан Учиха всегда славился в Конохе не только опытными и воинственными ниндзя, но также обилием всевозможных торжеств и праздников, что совсем не радовало Итачи. По обыкновению чопорные вечера и витиеватые речи нагоняли на наследника сильнейшую тоску и совсем уж детское желание бежать от терзающего слух сямисэна, разноцветных фонариков и многочисленных родственников без оглядки, далеко-далеко, куда-нибудь в тихий темный уголок. Именно поэтому Итачи весьма поспешно покинул очередной праздник в честь дня рождения одной из лучших маминых подруг, а по совместительству и их с Саске тетушки в каком-то там колене. Перед уходом его кольнула острая иголочка сожаления, когда он встретился взглядом с темными укоряющими глазами младшенького. Саске опять капризничал, даже зная эту привычку брата сбегать с подобных мероприятий, он счел нужным продемонстрировать ему свое недовольство. Ну, Саске, а что тебе мешает тоже уйти отсюда? Видимо, Саске задался тем же вопросом. Поэтому не прошло и получаса, как в комнату Итачи вкрадчиво постучали.
- Что тебе надо, Саске? – старший с неудовольствием на лице и внутренним замиранием сердца оторвался от книги. И… оторопел.
Перед ним стоял хмурый младшенький. Одной рукой он трепетно прижимал к себе большую белую миску, от которой исходил дразнящий вишневый аромат, а в другой руке сжимал бутыль. Подозрительную, надо сказать, бутыль. Из кармана штанов торчала изрядно потрепанная хризантема. Саске, недолго думая, смахнул с рабочего стола Итачи все книги и свитки и водрузил на освободившееся место цветок, миску и бутылку. Причем бутылку он словно невзначай отодвинул в сторонку, вроде как бы ее и нет тут.
- Что это за джентльменский набор, Саске? – пришлось нахмуриться даже посильней, чем братец.
В последнее время Итачи казалось, что ему становится все труднее уследить за непредсказуемостью младшенького.
Саске, как обычно, сразу же устроился на коленях старшего Учиха, повертелся для удобства и только потом ответил:
- Ты сбежал, нии-сан, даже не успев насладиться праздником. Я решил, что составлю тебе компанию, чтобы ты не скучал, вот и все.
- А это что? – старший кивнул в сторону ароматной миски.
Саске со вздохом отстранился от брата и чуть наклонил миску вперед – в ярко-белой посудине плескались в собственном алом соке крупные спелые вишни. Хотя, по видимости, не только в собственном соке, поскольку к аромату ягод примешивался ярко выраженный алкогольный запах.
- Это «пьяная» вишня! – младшенький подхватил пальцами одну вишенку и отправил ее себе в рот. На губах и пальцах остались сочно-красные подтеки. Саске, почувствовав пристальный взгляд брата, облизнул губы и шаловливо прошелся языком по перепачканным пальцам. – Ты же любишь сладкое, вот я и решил ее прихватить с собой. Попробуй, тебе понравится.
Это было нелегко. Нелегко держать себя в руках, когда твой младший брат вытворяет перед тобой такие развратные вещи. И опять Итачи стоял перед вечным своим выбором: снять с колен и выставить за дверь вместе со всеми его вишнями, хризантемами и подозрительными бутылками или, как всегда, потакать его капризу? И, как всегда, борьба в душе Итачи закончилась очередной сокрушительной победой нежных чувств к брату над здоровым прагматизмом настоящего шиноби. Тем более, это же просто вишни, хоть и «пьяные», а не саке с его губительным влиянием.
Позволил неугомонному младшему брату положить себе в рот заспиртованную вишню – вкусно, сочно, ароматно – потом еще одну, другую, третью… Саске смеялся и с видимым удовольствием кормил брата лакомством. Сам, правда, почти не ел. А старшему Учиха с каждой съеденной вишенкой становилось как-то все более тепло и уютно, он позволил себе обнять Саске чуть крепче, чем это приемлемо для братского объятия. Расслабленно уткнулся носом в теплое плечо младшего, пробормотал:
- Саске, хватит. Слишком сладко… и кисло. Я, кажется, уже наелся.
- Это потому, что ты ничем не запиваешь, - авторитетно заявил младший старшему. - Попей.
И вот тут-то из тени была извлечена пресловутая бутылка. Саске открыл ее, скользнул пальцами по гладкому горлышку, а затем обхватил его губами. Сделал пару мелких глоточков и передал бутылку Итачи. Без сомнения, старший Учиха мог бы воспротивиться, потому что так, как пахло из этой бутылки, могло пахнуть только саке, а он ведь дал обещание не пить. Да и вообще, его это не прельщало. Но перед глазами все еще стояла отчетливая картинка губ Саске, растянутых в форме буквы «о», когда он приник к горлышку. Поэтому его руки послушно перехватили протянутую бутылку, и уже через мгновение в горло потекла обжигающая жидкость. А потом Итачи почувствовал, как на его пылающую жаром щеку опустилась прохладная ладонь Саске. Он поймал ее своей рукой, прижал к губам и, не особо понимая, зачем он это, в общем-то, делает, нежно поцеловал огрубевшие пальцы.
- Саске, я и не пьян вовсе… просто так, захотелось, - попытался объяснить свое поведение, скорее даже не брату вовсе, а самому себе. – Больше точно не буду так делать…
- А может быть все-таки будешь, нии-сан?
- Не буду… - замотал головой Итачи и, отведя руку брата от своего лица, сделал еще один внушительный глоток из злополучной бутылки.
И мысленно пожалел, что не добавил своему голосу должной решительности. Саске это уловил. Взял в руки почти увядшую хризантему и оторвал один лепесток:
- Будешь.
- Не буду, - на этот раз более категорично, словно алкоголь придал ему уверенности, ответил наследник клана Учиха, и второй лепесток опустился на пол.
- Будешь!
- Не буду…
- Будешь-будешь!
- Не… буду…
Прошло около получаса, когда от бедной хризантемы остались только зеленая ножка и маленькое светлое основание, на котором теперь жалко трепетал один единственный лепесток. Остальные его собратья пышной горкой лежали на полу в компании с опустевший бутылкой. Оба отпрыска Фугако и Микото, давно уже гревшиеся в объятиях друг друга, задумчиво рассматривали этот судьбоносный лепесток.
- Глупенький младший братик… и все-таки я говорю тебе, ну, что ты сжульничал, вот!
Саске победоносно улыбнулся:
- Будешь.
Что было потом, Итачи помнил смутно. Помнил лишь, что Саске помог ему подняться на ноги, утверждая, что целоваться удобнее всего в большой кровати, «не такой узкой, как у тебя или меня, нии-сан», потом как-то они оказались в постели их родителей. Помнил, как Саске сообщил ему, что родители остались ночевать в гостях и что никто не помешает ему, Итачи, нарушить свое обещание и нацеловаться с ним, Саске, вволю. А потом последние остатки сознания были сметены горячими настойчивыми губами младшего брата. На это раз поцелуй подействовал на него не то чтобы отрезвляюще, а скорее наоборот – долго сдерживаемая тоска по брату и желание обладать им вырвались на свободу. Приподнявшись на распростертым под ним Саске, Итачи предпринял последнюю попытку остановиться:
- Мы… не можем делать это… мы же братья и… и на постели, в которой спят они, наши родители…
Саске слегка раздвинул ноги в стороны, чувствительно надавив коленкой на пах Итачи, где встопорщившаяся ткань штанов весьма красноречиво обрисовывала его возбуждение. Поинтересовался:
- Нии-сан, а что же делать с этим? Опять холодной водой окатишь?
Потерся спиной о покрывало:
- А кровать очень даже удобная…
Нет, кажется, чье-то терпение только что-то лопнуло. Итачи притянул глупого и, как оказалось, развратного младшего брата к себе, неуверенно поцеловал в пахнущие вишней губы – Саске выгнулся ему навстречу, поощряя на более решительные действия. Даже голова закружилась от ощущения теплого от неги, покорного тела в своих руках. Целовал лицо, целовал жесткие темные волосы, целовал нежную кожу на шее – жадно, болезненно, безудержно.
- Я хочу, чтобы ты целовал меня всего, - всхлипнул Саске, судорожно стаскивая с Итачи футболку.
Старший Учиха послушно помог ему снять всю одежду и разделся сам. Теперь Саске лежал на подушках, а Итачи, оседлав его бедра, просто не мог отвести от него взгляда: узкие запястья и щиколотки, сильное гибкое тело, откровенно стоящий на брата член. Младшенький задрожал и прошептал настойчиво: «Ну, целуй же». Как тут можно устоять? Провел губами по влажной бледной коже груди, упиваясь ее вкусом – солоноватым и самую малость вишневым. Короткими настойчивыми поцелуями зацеловал напрягшийся плоский живот. От этого Саске задышал часто-часто, а его руки, до этого бесцельно скользящие по спине старшего, стали порывисто мять покрывало. Итачи выпрямился и чуть-чуть спустился с бедер брата, Саске, сразу же ощутив эту свободу, опять бесстыже развел ноги и толкнулся бедрами вверх. Эти откровенные движения подсказали старшему брату, что Саске явно хочется большего. Чего-то такого, как, например, поглаживания внутренней стороны бедер, легкое прикосновение к горячей головке… Саске дернулся и протяжно застонал, вцепился в распущенные волосы брата сведенными от удовольствия пальцами. Итачи несколько раз провел по всей длине члена языком, оставляя на нем влажные дорожки от слюны: от головки к основанию, от основания к головке и опять вниз, к яичкам. Старательно вылизал их тонкую, чуть морщинистую кожицу, опалил горячим дыханием промежность, провел языком по тугому колечку сжатых мышц. Саске взвыл и резко подался вверх, но старший брат больно сжал его бедра руками, поэтому младшему только и осталось, что стонать без умолку и лишь слабо елозить ягодицами по сбившемуся покрывалу, в то время как влажный настойчивый язык Итачи проник в него. А когда Саске, почти одурев от удовольствия, особенно сильно дернул волосы брата, Итачи слегка отстранился от него и перехватил его руки.
- Ты не знаешь, как занять свои ладошки, а, глупый?
Саске лишь что-то промурлыкал в ответ, позволив старшему уложить свою ладонь на свой же член и послушно двигать ее вверх и вниз. А вторую руку Итачи подвел к его ягодицам, облизал пальцы брата и ввел один из них в него. Мокрый от слюны палец свободно скользнул внутрь. Глаза Саске расширились, он слабо охнул, очевидно, прислушивался к новым ощущениям.
- Как-то непонятно, нии-сан… Я хочу еще один в себя…
К первому пальцу добавились еще два. Итачи двигал рукой брата, заставляя его растягивать и ласкать самого себя.
- Я… я больше не могу, - вдруг хрипло прошептал он, навалившись на младшего. Почувствовав тяжесть его тела, Саске замурлыкал еще громче и сам рванулся навстречу брату. Вздрогнул, закусил губу. Сначала было больно… очень. И неудобно, как будто внутри было что-то лишнее. Итачи бережно погладил бедро младшенького и робко, стараясь причинить как можно меньше неприятных ощущений, двинулся вперед. Раз, другой… Хотя эта нарочитая медленность давалась ему ох как трудно. Хотелось вколачиваться в тело брата со всей силой нерастраченного за долгие годы желания. Хотелось всего… Когда же Саске сжал его бедра своими ногами и выгнулся дугой навстречу его толчкам, Итачи понял, что теперь его глупый маленький брат получает такое же желанное удовольствие, как и он сам.
После долгого иступленного секса Саске повел себя крайне эгоистично, по крайней мере, как показалось его старшему брату. Он повернулся на бочок и, пробормотав что-то невнятное наподобие: «Я люблю тебя, нии-сан», - через минуту сладко засопел в подушку. А Итачи не спалось. Во-первых, его все еще стесняло то, что они лежали на супружеском ложе их родителей. А во-вторых, он пытался собрать мысли, которые подобно перышкам кружились во взвешенном состоянии в его расслабленном сознании. А когда они, наконец, оформились в нечто целостное, Итачи вдруг понял, что его болезненно-нежное отношение к брату именно только так и могло завершиться, и поэтому не стоило отказываться от того, кто был ему дороже всех на свете. На душе стало как-то легко и ясно.
- Нии-сан… Ты не спишь? – заворочался где-то под боком Саске.
- М-мм?
- Я тут подумал… - младший брат зевнул и прижался щекой к груди старшего. - А не сходить ли мне еще за одной хризантемой? Так мы без ненужных споров могли бы определить…
- Что? - рассеянно перебирая его волосы, отозвался Итачи.
- Ну… - улыбающиеся губы коснулись чувствительной кожи на груди, - лепестки могли бы помочь нам определить, кто будет сверху, а кто снизу в следующий раз…
- Саске! – Итачи даже немножко возмутился и больно дернул младшенького за нос.
Но спорить не стал. Лишь крепче обнял Саске и вздохнул. Да, нелегко порой бывает любить своего глупого младшего брата. Очень нелегко. Особенно если этот брат своенравен, капризен и приставуч. Особенно если это его Саске.
Фанфик добавлен 05.10.2011 |
3386