Ты даже не представляешь, насколько сильно ты можешь страдать. Глава 4
Глава 4
Ее номер был полностью идентичен моему. С той лишь разницей, что в окне не было никакой сосны. Одни лишь горы. На полу перед дверью валялся потертый кожаный рюкзак (Хината даже не удосужилась распаковать вещи), а на столе стоял ноутбук. Старенький ноутбук, напомнивший мне мой собственный – пятилетней, а то и семилетней давности.
– Садись, ложись, делай, что хочешь. – Жестом гостеприимной хозяйки она развела руками.
И я как подкошенный рухнул на пол у кровати.
Она устроилась неподалеку от меня и с поразительной ловкостью забила косяк, послюнив напоследок его кончик.
– Немного у тебя вещей, – заметил я.
– Я просто мобильный человек. К тому же вещи меня утомляют. У меня с ними сложные отношения. Ты, кстати, откуда?
– Я? Из Токио.
– Круто! Бывает же такое! Я тоже из Токио. Нет, ну надо же! Земеля земелю всегда поддержит, а? Права я?
– В каком смысле поддержит?
– Ну… вот ты на лыжах катаешься?
– Катаюсь.
– А я нет.
– Правда, что ли? – изумился я.
– Истинная. – Для убедительности Хината прикусила ноготь большого пальца. – Я на них даже не стою. Научишь меня?
– Не знаю… Лучше бы тебе обратиться к инструкторам. Их здесь как грязи.
– Держи! – Косяк перекочевал в мои руки. – Я не хочу, чтобы инструкторы. Я хочу, чтобы ты. Не переживай, я способная. С парашютом уже прыгала, с аквалангом спускалась, теперь остались горные лыжи.
– Ну, много чего осталось… Гонки на собачьих упряжках, например. Полет на воздушном шаре… Вокруг света за восемьдесят дней.
– Все впереди.
Она придвинулась ко мне близко, слишком близко. Ее глаза плыли надо мной грозовым облаком, ее губы покачивались надо мной, как лодки; ее подбородок опрокинулся, как чаша, полная молока.
– Все впереди, слышишь? У нас вся жизнь впереди. Целая огромная жизнь.
...
Я проснулся от глухого стука в окно.
Стекло было залеплено точками снега, и, пока я соображал, что бы это могло быть, в него ударил очередной снежок. После чего последовал пронзительный короткий свист.
Хината.
Она сидела на сосне прямо напротив окна моего номера, оседлав толстую ветку. Высота была приличная, сосновый ствол - абсолютно гладким; как ей удалось забраться сюда, оставалось загадкой. Она могла бы постучать в двери номера, но предпочла разбудить меня таким экстравагантным способом. Это была Хината, и это все объясняло.
– Сума сошла! – крикнул я, открывая окно. – Зачем ты залезла туда, сумасшедшая?
– Чтобы сказать, что день сегодня будет офигительным! И еще – что ты обещал научить меня кататься на лыжах.
– Разве?
– Конечно. Жду тебя в холле через двадцать минут, – отрезала девушка и, совершив головокружительный кульбит, спрыгнула на землю.
Я даже не успел испугаться за нее.
Пока я собирался, меня не оставляли мысли о прошедшей ночи.
Ночи с Хинатой.
Я провел ночь с девушкой и теперь мог с уверенностью сказать: такой ночи у меня еще не было. Никогда в жизни.
И анаша здесь ни при чем.
Рот у Хинаты не закрывался, но это не напрягало меня. Погружение в ее девятнадцатилетний мир прошло легко и безболезненно, и он оказался фантастическим, похожим на латиноамериканский роман, китайскую притчу и триллер одновременно. Она жонглировала самыми разными городами, вытаскивала из заднего кармана джинсов самые удивительные пейзажи, вынимала из-за щеки самые потрясающие человеческие типы. Ее Амстердам был совсем не похож на мой собственный Амстердам, то же случилось и с Парижем, и с Италией; мы пили разную на вкус граппу и ракию, в моих венецианских каналах не было ничего, кроме тины и отходов, в ее же цвели папоротники и плыли завернутые в папиросную бумагу локоны влюбленных. От нее я впервые услышал о кошках с девятью хвостами и о гангстерах, которые играют в го. Я был почти уверен, что большинство рассказов Хинаты – плод ее фантазии, не больше. Но плод этот был прекрасен, он благоухал.
– Слушай, тебе нужно книги писать, – сказал наконец я, полностью обессиленный ее историями.
– Уже.
– Что уже?
– Уже пишу. – Девушка кивнула в сторону ноутбука. – Она там.
– Книга?
– Роман.
– Дашь почитать?
– Дам. Когда-нибудь.
– О'кей. – «О'кей». Неужели мои губы произнесли это?
Я почти не помнил, как вернулся к себе, а вернувшись, упал на колени посередине номера. Я хотел развлечься и забыться, притупить боль в моем сердце. Найти легкомысленную девушку, а потом бросить без зазрения совести. Боль, на время отступившая, ударила по мне с новой силой. У меня нет никаких шансов. Никаких. От таких, как она, не уходят. За такими, как она, следуют всю жизнь. Непонятно только, что она нашла во мне. Конечно, Хината бросит меня, не пройдет и трех месяцев. Но что будет со мной? А если так и случится, то я буду искать ее в каждом дне. Чтобы ловить с ней рыбу, болтать ногами в прохладной воде, есть виноград, пить текилу, глазеть на прохожих, мокнуть под дождем, стрелять сигареты, кататься на колесе обозрения, пускать мыльные пузыри, собирать марки, кормить пингвинов пломбиром. И мечтать быть с ней, пока смерть не разлучит души.
Хината ждала меня в холле, сидя в кресле со сложенными по-турецки ногами. Тут же крутились несколько молодых людей, которые сразу отпали, как только она помахала мне рукой.
– Потрясно выглядишь, – сказала девушка. – Ну что, пошли?
– План такой, – я подтянул молнию на плохоньком комбинезоне девушки, – сначала мы подберем тебе лыжи.
– А потом ты научишь меня кататься?
– Если ты будешь хорошо себя вести.
– Я буду хорошо себя вести. Я буду паинькой. Обещаю.
Она оказалась потрясающей ученицей. Я предполагал что-то подобное, но действительность превзошла все мои ожидания. А может, все дело было в бесстрашии этой девушки? Она бесстрашно смеялась, запрокинув голову, бесстрашно рассказывала о гангстерах, играющих в го, и вот теперь бесстрашно соскользнула с пологого склона для приготовишек. Трудно было поверить в то, что она делает это в первый раз.
– Корпус вперед! – крикнул я ей.
– Я помню, помню...
После нескольких десятков удачных спусков Хината подъехала ко мне: глаза ее нестерпимо сверкали, рот то и дело растягивался в блаженной улыбке, а на щеках играл румянец. Она была так красива…
– Ну как? – спросила она.
– Неплохо, совсем неплохо. Тебе нравится?
– Фантастика! Слушай… А может, мы поищем какое-нибудь другое место? – Девушка оперлась на палки и умоляюще посмотрела на меня.
– А это тебе чем не нравится?
– Народу много. Флажков. Детей каких-то дурацких…
– Ты сама ребенок. Дурацкий. – Мне внезапно захотелось погладить ее по голове.
– Давай двинем туда, где посерьезнее, а?
– Не стоит. Пока не стоит. Не думай, что все будет так легко и просто. Кое-какие навыки должны закрепиться до автоматизма, к тому же повороты у тебя хромают.
– Здесь они не закрепятся. – Хината снова потеребила сережку у себя в ухе. – Здесь мне уже скучно.
– Не говори глупостей, – тоном учителя изрек я.
– Ну, пожалуйста…
– Не канючь. И марш наверх!
В конце дня я сдался и мы отправились на трассу для мастеров. Я хорошо знал ее по своему прошлому приезду, Хината же видела ее в первый раз. Для начала я устроил пару показательных спусков, потом наступила ее очередь.
– Все помнишь? – Я нагнулся и проверил крепления.
– Все. Группироваться, не выбрасывать палки… Да все будет в порядке. Не переживай.
Ее губы были плотно сжаты, а в глазах появился сосредоточенный потусторонний блеск, свойственный лишь лыжным экстремалам.
– Тогда давай...
Она родилась горнолыжницей. Впрочем, с тем же успехом она могла родиться парашютисткой, альпинисткой, байкером, ловцом жемчуга. Это была Хината, и это все объясняло.
Это объясняло ее полет – маленький ангел был создан для снегов, ущелий, почти вертикальных, отвесных склонов. Я даже залюбовался ею. Оттолкнувшись палками, я следом за ангелом сорвался вниз.
– Черт возьми, – сказала она, когда я остановился, обдав ее ледяными брызгами с ног до головы. – Ты чертовски хорошо смотришься. Ты вообще чертовски хорош.
– Ты тоже.
– А есть здесь еще что-нибудь?
– В каком смысле?
– Ну, какие-нибудь другие места… Где нет людей.
– В каком смысле?
– Где можно еще покататься. И чтобы никого не было…
– Горы большие. – Я неопределенно пожал плечами. – Наверное, кое-что и может отыскаться.
– А давай поищем! Нет, правда! Разве тебе не хочется, чтобы не стояло глупых вешек и чтобы никто не путался под ногами? Чтобы только ты и снег.
– Хочется, – я прикрыл глаза, – хочется.
Вечер и ночь с Хинатой оказались такими же феерическими, как и предыдущие, а раннее утро в одиночестве – таким же кошмарным. Вечер и ночь были посвящены ее многочисленным друзьям, кого только ни прибивало к лазурному берегу маленькой чертовки! Индейцы чероки, тибетские монахи, один философ-структуралист и два гомосексуалиста, шпагоглотательница, крупный европейский писатель, диджеи и виджеи, французский шансонье средней руки…
И только от нее я узнал, что парень Сакуры – это ее родной брат.
Это открытие потрясло меня.
С ним я ушел к себе в номер, где меня ожидала притаившаяся во всех углах боль: теперь она выползла наружу, покинула мое тело, но легче мне не стало, скорее наоборот. Просто жить с болью оказалось не так ужасно, как постоянно ждать, когда же она накинется на тебя из-за угла. Да черт с ней, с болью – Хината не любила меня. А я любил ее, я жить без нее не смогу, полный тупик. И у меня не осталось ни времени, ни сил, ни желания, чтобы попытаться выбраться из него. Теперь, когда я познакомился с Хинатой, идея забыться выглядела смехотворной, лишенной смысла. Я медленно сходил с ума. Свернувшись клубком на кровати, я сходил с ума. И мне ничего не оставалось, кроме как ждать, когда забрезжит утро и наступит новый день, в котором будет Хината, которая совершенно не любила меня, но которую любил я.
Но утро все не наступало и не наступало, а когда наступило, то застало меня далеко от турбазы. В полной экипировке.
Я хорошо помнил этот склон. Для того чтобы до него добраться, мне потребовался почти час. Три года назад на ближних подступах к нему стояла табличка: «ОПАСНО! СПУСК ЗАПРЕЩЕН!» Стояла она и сейчас. А может, это была другая табличка, но слова остались теми же. Я вытащил табличку из снега и бросил к двум соснам, растущим поодаль. Четверть дела была сделана, теперь оставалось исследовать склон.
Это был хитрый, вероломный склон, заканчивавшийся глубоким ущельем. Сверху ущелье не просматривалось вовсе: передо мной лежала ослепительно белая снежная целина,
«Пусть будет как будет», – сказал я себе.
Лучшим выходом для меня было свалиться в пропасть. Но я не свалился (сказалось таки славное горнолыжное прошлое), а сделав крутой вираж, замер метрах в пяти от обрыва. Теперь ущелье, заваленное камнями и обломками скал, было видно как на ладони. От его близости у меня закружилась голова и перехватило дыхание, к горлу подступила тошнота, но тут же прошла.
Вот так. Хорошо. Теперь можно возвращаться.
Я долго стучался в двери ее номера, прежде чем она открыла.
– Дрыхнешь? – весело спросил я.
Даже чересчур весело. С тех пор как я вернулся на базу, меня не покидало это взвинченное, граничащее с истерией веселье.
– А который час? – Хината потянулась и тут же виновато захлопала ресницами.
– Одиннадцать.
– Я проспала, что ли? Знаешь, со мной такое иногда бывает… Могу не спать сутками, а потом хлоп – и вырубилась.
Сонная Хината была очаровательна: всклокоченные волосы, слегка припухшие веки, беззащитный рот и полоска от подушки на щеке. От сонной Хинаты пахло молоком и медом.
– Пока ты дрыхла, я нашел потрясающее место.
– Какое место?
– Да проснись же ты, ребенок! Место, где мы сегодня можем покататься. Ни одной физиономии, шикарный снег, тебе понравится.
– Я сейчас, – загорелась девушка. – Три минуты, и я буду готова.
– Можешь не спешить. Умойся хотя бы!
– Что там у нас с погодой? – крикнула она из ванной.
– Отличный день. Природа шепчет: "Займи, но выпей!"
– Класс! Просто класс…
В три минуты она не уложилась.
– Слушай, ключ от номера куда-то запропастился. – Хината зачем-то попинала рюкзак и заглянула под кровать. – Никак не могу его найти.
– Да бог с ним, с ключом. Разберемся, когда вернешься. А сейчас просто захлопни дверь. Теряем время, малыш...
Весь тот час, что мы добирались до склона с ущельем, я думал только об одном: пусть хоть что-то остановит нас. Пусть мы встретим какого-нибудь инструктора или спасателя, и они завернут нас на полдороге. Пусть гребаная табличка опять окажется установленной, пусть случится чудо.
Остановиться сам я был уже не в состоянии.
Чуда не случилось, и вот уже несколько минут брюнетка в полном молчании изучала пейзаж.
– Ну как? – спросил я.
– Невероятно! У тебя просто нюх на красоты!
– Рад, что тебе понравилось. Предложение такое: сначала съеду я, еще раз опробую трассу, а ты уже потом, за мной. Идет?
– Идет. – Она пристально посмотрела на меня. – А ведь сегодня Рождество, правда?
– Все может быть.
– А давай встречать Рождество!
– Прямо сейчас?
– Нет, почему… Придем сюда ночью, а в двенадцать откроем шампанское.
– И покурим анашу?
– Если ты захочешь. Все будет так, как ты захочешь. Вообще, мне здесь очень хорошо.
– Мне тоже. Ладно, я поехал. До встречи внизу, ребенок.
– Эй… – она окликнула меня в тот самый момент, когда я уже готов был оттолкнуться палками. – Эй, послушай… Я… я ведь сказала тебе не всю правду о себе!
– Я тоже. Я тоже сказал о себе не всю правду...
На этот раз я остановился гораздо ближе к обрыву, чем в предыдущий. Всего-то метра два, не больше. Я еще мог все отменить, достаточно было помахать перед собой скрещенными руками или подать Хинате какой-нибудь другой знак. Зачем я делаю это? Ведь она не виновата. Все любят Хинату, все хотят быть с ней, и я не мог, не мог не полюбить ее. Боже, Хината, Хината, что же ты со мной сделала, Хината?
Все кончено. Все. Все.
Я махнул ей рукой.
И время остановилось. Прошла целая вечность, прежде чем она преодолела треть склона, еще спустя вечность – достигла середины; солнце несколько раз уходило и возвращалось на небосклон, начался и закончился парад планет, постарели и умерли сосны, а она все летела и летела, едва касаясь снега, обдавая звезды и туманности серебристыми ледяными брызгами. Меня вдруг пронзила безумная мысль: а что, если она и вправду взлетит? Ей подчиняется все, так почему не подчиниться силе тяготения?
Она и взлетела, но лишь на секунду, ничего общего не имеющую с вечностью. И камнем рухнула вниз, в ущелье.
Все кончено. Все. Все.
Прощай, мой маленький ангел.
Я так любил тебя…
...
Вот уже несколько часов я сидел с ее ноутбуком, глядя перед собой невидящими глазами. Достать его не составило особого труда, ведь ключ от номера Хинаты забрал я. Войти и выйти, взять компьютер со стола – ничего сложного. Выходя, я задел ее рюкзак, споткнулся и едва не упал, Хината, Хината, когда же ты научишься аккуратности?..
Никогда. Ни-ко-гда.
Только бы на компьютере не стоял пароль!
Никакого пароля у нее не было. А после заставки «Windows» появилась картинка на рабочем столе: бело-рыжий щенок в колпаке с бубенчиками. Я сжал ладонями виски. Сентиментальный убийца – вот кто я такой. Вместе с гибелью Хинаты исчезла и боль и ничего не появилось взамен. Теперь я был абсолютно, тотально мертв.
Несколько простеньких программ и два вордовских документа. Один – с лаконично-безликим названием «роман», другой – чуть позатейливее: «Дневник». То, что я роюсь в чужих вещах, не смущало меня – после произошедшего меня уже ничто не может смутить. Я подвел стрелку к роману и два раза кликнула на ярлык.
Хината была потрясающе, чертовски талантлива – я понял это сразу, бегло просмотрев две первые страницы. Потом настал черед третьей, четвертой, пятой. Полуночные рассказы Хинаты – вот из чего состоял роман, похожий на путешествие, из которого никто не возвращается; некоторые из них я узнавал сразу, некоторые – еще неизвестные мне – заставляли сжиматься сердце, они были плотными, плотскими, живыми. Такими же, какой я знал девушку. И такими, какой я не знал ее, не успел узнать, – нежными, трепетными, полными рассеянной грусти. Но, не прочитав и трети, я закрыл документ. Я бы и не смог прочесть его весь, когда-нибудь потом, но не сейчас, о'кей...
Последняя запись в «Дневнике», если судить по дате, относилась к сегодняшней ночи.
«…Он похож на тот камешек, который я нашла на море и который иногда люблю засовывать в рот – тот, на котором отпечаталась стрекоза. Он похожа на тот камешек. Человек, которого он любил, ушел, а след от него остался. Навсегда.
Сегодня он учил меня кататься на лыжах. Потрясающее ощущение полета, я прожила на свете девятнадцать никчемных лет и даже не знала, что можно испытывать что-то подобное… Когда я смотрю, просто смотрю на него, у меня тоже возникает ощущение полета и сердце так сладко ноет. Он так несчастен, и я не могу ничего для него сделать, и мои чувства к нему совершенно не уместны. Может быть, позже я смогу ему сказать…»
Я ведь тебе не успела много рассказать о себе.
Господи, Хината… Ты любила меня… Боже!
...
Я мертв. Абсолютно. Тотально.
Хотя домой я лечу обычным рейсом. Теперь мне мало что понадобится. Я знаю это точно. Разве что ноутбук Хинаты.
Ноутбук Хинаты – единственное, что у меня есть.
Дома меня встречает Сакура. Она никуда не уехала. Впрочем, мне все равно, уехала она или нет.
– Ты начал курить? – спрашивает Сакура.
Я не совсем понимаю ее вопрос. Я бросаю на стол две пачки «Мальборо».
– Ты начал курить?
– Да. Я начал курить.
– Как твоя поездка? – Господи, о чем она?
– Какая поездка?
– Ты же говорил что уезжаешь в Англию. И как поездка?
– А-а… Отлично. А ты не уехала на свою историческую родину?
– Мне нужно поговорить с тобой, любимый. Серьезно.
Господи, о чем она?
– Я наврала тебе про поездку домой. Я должна была лететь совсем в другое место. И с другим человеком. Неважно… Знаешь, просто замечательно, что ты уехал. Чтобы понять, как сильно я тебя люблю.
Господи, о чем она?
– Просто временное помутнение. Ты переживал, я видела… Ты ведь простишь меня? Мне нужен только ты… Только ты…
– Сакура прости, но я не люблю тебя.
Я мертв. Абсолютно. Тотально.
Когда-то в прошлой жизни у меня в груди была музыкальная шкатулка. Теперь от шкатулки не осталось и следа. Там появился камешек с отпечатком стрекозы. Человек, которого я любил, ушел, а след от него остался. Навсегда.
Фанфик добавлен 16.03.2014 |
826
Авторизируйтесь, чтобы добавить комментарий!