Узы. Часть 6. Слепые иллюзии
Часть шестая
Слепые иллюзии
Слепые иллюзии
— Сын, все хорошо? — Минато, со слишком уж наигранным энтузиазмом пережевывая пресную утреннюю кашу, пробежал глазами по строчкам документов, которые он был обязан сегодня подписать.
— Хорошо, — вздохнул Каиру, лениво перемешивая безвкусную и серую жижу, с упоением вспоминая блюда Кушины.
— Молодец. Как дела на тренировках? — Намикадзе вновь даже не взглянул на сына, рассеянно проведя шершавыми пальцами по гладкой бумаге, словно выискивая там малейшие недочеты или же непозволительные детали.
— Хорошо, — буркнул парень, скривившись.
— Ну, значит, молодец. — Хокаге улыбнулся, на миг подняв взор, однако проскользнуло в его глазах нечто похожее на усталость и обреченность, хотя если уж быть честным до конца, то Каиру совершенно это не волновало. Он с детства знал, что в семье царят свои порядки: каждый беспокоится за себя, и жалоб здесь не любят ни в какой интерпретации. Возможно, это было из-за того, что мать мальчика погибла при родах, а сам он не получил должной ласки и внимания от слишком уж черствого отца, ибо все более или менее сознательное детство сочилось одиночеством и отчаянием. В связи с этим довольно часто было сложно вообще понять «кто есть кто», и порой подкашивались ноги, да так, что казалось, что сил больше ни на что не хватит. А Минато, по мнению Каиру, это, пожалуй, ничуть не волновало. Он был замкнут в себе, он не замечал боли и немых просьб о помощи, что порой были так нужны растущему чаду. У них был каждый за себя, и это было главным правилом семьи Намикадзе.
— Ага, — лениво протянул парень, вставая из-за стола. — Я пошел.
— Ну, иди, — кивнул отец, на миг замерев. Подняв задумчивый взор на удаляющегося парня, мужчина нахмурился, предвкушая что-то неладное. — Надеюсь, все будет хорошо, — прошептал Минато, зная, что никто его не услышит.
***
Пожалуй, Минато было так легче – сковать себя ледяным панцирем да не давать воли чувствам, что удавкой сковывали горло, тянули вниз, опуская в свой омут, заставляя трепыхаться отчаянно, как и следует утопающему.
Нет, мужчина не был замкнут в себе, он просто изменился, стал иным – менее добрым и открытым. Он не грезил более о чем-то светлом и нежном, не верил в возвышенное и не допускал, чтоб сын вырос таким же, каков Намикадзе был ранее.
Сын… Наверное, он был самым главным в жизни мужчины. Но даже если это и есть так, то об этом никогда никто не узнает. Ибо стоит лишь хоть на миг отдаться вулкану чувств, как леденящая волна реальности извергнется, остужая и опуская на самое дно. Это нынешний Хокаге знал прекрасно. Увы, прошел в своей жизни он многое, чего нельзя пожелать даже врагу.
Минато прекрасно помнил свою первую любовь.
Первую и, пожалуй, самую последнюю.
И дело вовсе не в пресловутом разочаровании, нет, ибо это не так, дело в том, что жизнь любит поворачиваться задницей, двигая филейной частью с завидным усердием.
Намикадзе помнил каждый день, проведенный с Кушиной. Каждая крупица фрагментов их совместной жизни, будь то ее алый волос на подушке, ее мелодичный голос, что трелью рассекал атмосферу, или же просто прикосновение нежных рук, что вызывали мириады мурашек по спине, – все это не забывается, а въедается в сердце иголками, продвигаясь с завидной настойчивостью по венам, смешиваясь с вязкой алой жидкостью, наполняя ее ядовитым и щемящим чувством отчаяния и боли.
И перед этими чувствами Намикадзе был слаб.
Порой ему хотелось вцепиться пальцами в собственную глотку крепко-крепко да вывернуть наизнанку все то, что копилось многие годы, нещадно разрывая в волокна нервы. Минато часто хотелось завыть от одиночества, но он лишь сильнее сжимал подушку, сцепив в зубы, да закрывал глаза сильно-сильно, надеясь на покой. Да только вот он и не приходил, ибо стоило лишь мужчине очи закрыть, как перед глазами стояла она – улыбающаяся и жизнерадостная. И тогда лишь больнее становилось, лишь все больше тиски зажимали сердце, лишь громче скрипели зубы… И это не проходило.
Порой затухало, да.
Порой удавалось забыться, запрятав потайное в кромешные углы подсознания, да улыбаться приторно-фальшиво, помня, что Хокаге – лицо деревни и сплошать нельзя. Нужно быть сильным. И плевать, что все это – глупый спектакль, в который верят лишь глупцы.
А сильным быть тяжело.
И порой этот самый Хокаге сбегал со своей резиденции да бежал к цветочному магазину, где работала Кушина, смотря издалека на ту девушку, что бередила каждую клеточку тела, и любовался, наблюдая жадно, как ветер развевал столь любимые волосы, как тонкие губы поджимались задумчиво, как улыбка озаряла родное лицо.
И часто он видел рядом с ней светловолосого мальчишку, и он не хотел знать, кто он.
Уж слишком много любви было во взгляде Узумаки, когда она теребила за щеки этого парня, возраст которого, наверное, колебался от лет семнадцати до двадцати.
Минато судорожно тогда сжимал свой плащ, осознавая, что этот блондин легко может быть любовником Кушины, хотя он и слышал порой, что эти двое вроде родственники.
Он не собирался что-либо перепроверять. Хокаге слишком боялся услышать, что этот парень не связан семейными узами с любимой женщиной, что он является той самой любовью, от которой некогда отрекся Намикадзе. Он боялся этого даже больше, чем смерти.
Смерть уже давно перестала быть страхом. Страхом стало крушение последних надежд. Тогда бы рухнуло все…
А Минато был слишком слаб духовно, чтобы хоть что-то перепроверять.
***
— Каиру? — Услышав звонкий и чуть дрожащий голос, парень повернулся, чувствуя, как улыбка сама кривит уста, заставляя растягивать мышцы лица беспечно. — Привет.
— Здравствуй, Хината. — Намикадзе подошел к девушке, посмотрев на ту внимательно, понимая отдаленно, что любоваться румянцем и бездонными глазами – непозволительно, но поделать с собой ничего не мог. — Как ты?
— Ну, средне, если честно. — Хьюга зарделась еще сильнее, смущенно потупив взгляд. — Вновь с братом игра в «отчуждение», надоело. А у тебя что?
— А у меня аналогично все, — парень пожал плечами, почесав макушку, — только вместо брата отец. Тоже достало уже все, если честно. Кстати, что это у тебя? — Каиру указал взглядом на сверток в руках девушки.
— Это? — Хината улыбнулась, увидев согласный кивок. — Это мне Тен-Тен дала, попросив передать Неджи. Сказала, что он забыл на тренировке нечто важное…
— А что там? — Намикадзе с любопытством посмотрел на вышеупомянутую вещь, смерив ту сканирующим взором.
— Эм… я не смотрела.
— Напрасно. — Парень улыбнулся. — Хотя ты и права, нечего лазить в чужих вещах. Давай помогу донести?
— Ну, если тебе несложно, — Хината закусила нижнюю губу, стараясь держать себя в руках, не свалившись наземь от наплыва чувств, — помоги.
— Вот и ладушки, — сказал Намикадзе, забирая из рук девушки сверток. — Идем, расскажешь по пути, что нового…
Фанфик добавлен 24.07.2014 |
1087
Авторизируйтесь, чтобы добавить комментарий!