Как будет угодно графу. Глава 16.2. Эпилог.
Он почти чувствовал, как тонкое лезвие уже хищно подрагивает в его правой глазнице.
Но кое-кто оказался быстрее даже его буйной фантазии. Не успела ещё явственная картина кончины возникнуть в его мозгу, как перед ним высокой тенью вырос Итачи. Макушка Дейдары едва доставала Учихе до плеча, поэтому пущенный кинжал попал бы максимум в яремную вену, что не могло сильно повредить организму, регенерирующему с прямо-таки чудовищной скоростью.
Попал бы. Если бы кто-то не оказался даже быстрее неожиданного защитника.
Поначалу Дей подумал, что ему в лицо дыхнул невидимый дракон – от жара, на мгновение окатившего его с ног до головы, всколыхнулись даже волосы на затылке. Разлепив веки, юноша заметил, как по полу растекается вязкая лужица стального цвета. Всё, что осталось от кинжала. Юный вампир перевёл обалделый взгляд на виновника маленького огненного представления.
Саске стоял в двух шагах от места драмы. Таким взбешённым Дейдара его ещё не видел. Конечно, он был благодарен ему за помощь, но вот что-то во всём облике младшего представителя семейства Учиха подсказывало ему, что под горячую руку мог попасть и он сам. Особенно красноречиво об этом напоминало пламя, беснующееся в обеих ладонях младшего брата Итачи. Оно было непроглядно чёрным, чернее ночи, и горело абсолютно бесшумно, не причиняя вреда хозяину. Саске оскалился, смотря на Орочимару.
- Ты мог задеть Итачи.
Дейдара вдруг не к месту вспомнил их разговор незадолго до поединка…
« - Если допустить хотя бы на миг, что Итачи бросит тебя… Что ты сделаешь?
- Найду.
- И вернёшь?
- И убью, – холодные глаза бесстрастны. – Мой брат принадлежит либо мне, либо никому»
Ой-ей-ей…
Змей пребывал в растерянности. До тех пор, пока тон Саске не стал опасно и очень быстро повышаться, перерастая в фанатичный вопль:
- КАК ТЫ ПОСМЕЛ ПОДНЯТЬ РУКУ НА МОЕГО БРАТА?! – взбешённый визг, перерастающий в ультразвук, словно сдул Орочимару с не подававшего признаков жизни Сасори.
- А теперь я советую всем, кто здесь находится, спасаться, – обезоруживающе улыбнулся Мадара, в отличие от остальных, разом повеселевший. – Это уже выходит за рамки поединка.
- ТЫ! СЕЙЧАС! СДОХНЕШЬ! – с каждым идущим из нутра криком Саске замахивался и швырял в Змея жидким пламенем. Вампир рваными зигзагами понёсся к высокому окну, стараясь по возможности не быть задетым даже случайно сгустками странного огня. Спустя пару звенящих секунд Дейдара понял, почему – чёрные безмолвные язычки падали на пол, не достигнув цели, и почему-то не собирались тухнуть, хотя, казалось бы, на гладком полу нечему было гореть. Зато распространялось это чудо природы с ужасающей скоростью. Даже перебитая в щиколотке нога не мешала Орочимару довольно быстро продвигаться к спасению.
Звон бьющегося стекла Дейдара услышал уже краем уха, сосредоточив своё внимание на Сасори, который так и лежал лицом в пол. Похоже, он даже не шевелился, и это очень беспокоило юношу. Вампир, не вампир, но убить его было вполне реально. Один осколок ребра, подло прокравшийся в комочек мышц в левой стороне груди – и всё.
Руки мгновенно окрасились в тёмно-алый, темнее, чем человеческая кровь. Тёмно-алого было ужасающе много и становилось ещё больше по мере того, как Дей снимал с вампира обрывки верхней одежды, чтобы осмотреть нанесённые раны. Руки юноши отчаянно тряслись, но разум, как ни странно, пребывал в отвратительном, по мнению самого парня, спокойствии. Разве ему не полагается волноваться, заламывать в панике руки? Эй, паника, где ты? Ещё бы сдержать отдалённые рвотные позывы при виде внутренностей…
- Позволь мне, – дикие вопли Саске на фоне постепенно стихают. Да и что сейчас юному вампиру до всего, что происходит не с ним и не с Сасори? Так, мимолётная помеха. Декорации их собственной трагедии, сваленные на пустующей сцене рядом с трупами актёров. Занавес, господа!
- Почему ты…?
- Считай это профессиональной привычкой. А профессия не разбирает, кому служить, – стало совсем тихо. Итачи обнимает притихшего брата, а того колотит, как под градом. Видать, такие случайные вспышки дорого даются. Случайные? Дейдара поверил бы в случайность происходившего минуту назад, если бы не видел сейчас, как подошедший к отпрыскам Мадара одними губами произносит короткое слово «Умница». Похвала обращена к Итачи.
Светловолосая голова склонена над телом Сасори. Телом? Дейдара мысленно обругал себя за такое сравнение. Это тело ещё побегает!
Лицо графа белее обычного, но в этом виновата кровь, своей яркостью оттеняющая бледность кожи. Кабуто возится где-то на уровне рёбер вампира, пачкая руки по локоть, заляпывая дорожный плащ. Дейдара отрешённо смотрит на то, как ловкие, привычные к подобной работе пальцы аккуратно вытаскивают осколки костей из грудины. Смотрит – смотрит. Боится спросить, жив ли Акасуна, или Якуши просто таким образом приводит тело в порядок перед погребением. Боль пульсирует в его собственной черепной коробке, накатывая, накатывая…
- Не трясись так, - смеётся Сасори, глядя на подопечного одним глазом – другой воровато сощурен. Выглядит он более чем неважно, но переволновавшемуся юноше хватает даже такого признака жизни, чтобы едва не задохнуться от счастья.
- Идиот… - расслабленно выдыхает Дейдара и вдруг тоже начинает смеяться. Одновременно с этим все стёкла в окнах залы лопаются с оглушительным звоном, словно какая-то неведомая сила выдавливает их наружу, туда, где по-прежнему беснуется весенний ливень. Итачи смотрит на произведённый погром с чувством собственного достоинства – не зря он заволновался ещё тогда, когда в цельном оконном стекле неизвестно откуда появилась трещина. И правильно делал, что не давал Дейдаре потерять голову во время поединка. Парень вполне мог подорвать кого-нибудь от переизбытка чувств, причём совершенно не понимая, что это происходит из-за него. А Старейшины не стали бы разбираться, знал он об этом или нет – Змей в любом раскладе выходил бы победителем…
Сасори со всхлипом вздыхает и прокашливается:
- Вижу, моя кровь не передала тебе способности контролировать людей. Зато дала кое-что, более подходящее твоей натуре.
Тут он замечает ещё одного участника драмы, и глаз удивлённо и настороженно расширяется: - Кабуто?! Какого чёрта ты мне помогаешь?
Вампир с недовольством сверкает в его сторону стёклами круглых очков:
- Я злопамятный, это верно. Но я не так глуп, чтобы не понять, что хозяин проиграл. В его играх я не участвовал, это ты можешь подтвердить. Так зачем мне собственными руками гробить того, кто может меня спасти?
- Логично, - одобрил Сасори и сморщился, прижав ладони к груди, когда Дейдара чуть ли не прыгнул на него, сжимая в объятиях. Рубашка на нём мгновенно промокла, но юноше сейчас было не до беспокойства о собственном внешнем виде. Краем глаза он заметил приблизившегося Гаару. Тот по-прежнему умудрялся содержать маску величественного спокойствия в относительной целостности, а вот Темари, слегка поотставшая от брата, подозрительно тёрла глаза. – Ты меня сейчас снова убьёшь!
- Ты неубиваем, мой друг, - радостно фыркнул совершенно не по-учиховски Итачи. – Обниматься будете потом, голубки. Сначала надо закончить начатое.
Дей поднял на Мадару испуганный взгляд – если он хоть что-нибудь понимал, то Сасори фактически считался проигравшим. А это могло значить только одно.
- Глаза из орбит вылезут, - добродушно ответил на его полубезумный красноречивый взгляд Старейшина, неторопливо стряхивая с камзола несуществующие пылинки. Его как будто не беспокоило, что окружающие ждут в том числе его решения.
- Орочимару попытался нанести вред не своему противнику, - спокойно проговорил Хаширама. Вот уж кому было абсолютно плевать на исход схватки, для него были важны прежде всего соблюдённые детали. – До того, как был повержен Сасори. Поэтому…
- Поэтому? – Мадара посмотрел на него так, будто сам не знал, что следует из подобной ситуации, но в глазах у него бесновались довольные-довольные светлячки.
- Орочимару подлежит устранению. Немедленно, – приговор был прокомментирован Хиданом, радостно взвывшим и подбросившим в воздух от переизбытка чувств свою устрашающую косу. Видимо, он не сомневался, что сегодня страшное лезвие наконец напьётся крови наравне с хозяином.
Граф с каким-то удовлетворением смотрел, как на лице Дейдары расцветает хищная улыбка, достойная закоренелого маньяка. И сам едва сдерживался, чтобы не осчастливить присутствующих точной её копией, но уже на своём лице.
Охота началась.
Косые струи дождя били по открытым участкам кожи с остервенением молота в руках вышедшего из себя кузнеца. Само по себе природное явление не отличалось такой уж лютой свирепостью, но ощущения нагнетала скорость, с которой передвигался Дейдара, благодаря которой он чувствовал себя размякшим на наковальне раскалённым железом. Грязь вылетала из-под сапог, веером разлеталась за спиной, не успев осесть на одежду и испоганить её больше прежнего. Волосы немилосердно рвал ветер, рубашка с пятном чужой крови размокла, сменив цвет с белого на грязно-розовый.
Все эти мелкие детали перевозбуждённое сознание Дея улавливало где-то на периферии, переваривало в мгновение ока и отметало как ненужное. Сейчас к горлу подкатывало только уже знакомое и ещё полностью не прижившееся чувство голода. Нервно вздрагивающий за клыками кончик языка уже катал по нёбу металлический привкус, который любому человеку показался бы противным.
Это было странно, учитывая обстоятельства охоты, ведь сейчас она шла не за представителем человеческого рода, а за его сородичем. Как ни мерзко это было признавать.
Но, тем не менее, остальные тоже выдавали своим поведением нечто схожее с состоянием самого Дейдары.
Только теперь юноша, может быть, понял, почему вампиры предпочитают охотиться в одиночку. И тысячу раз возблагодарил всех известных ему богов, что в свою бытность человеком не встретился со стаей этих существ. Это зрелище завораживало до дрожи. До истеричной дрожи.
Они бежали в полном молчании, постепенно удаляясь от замка и вообще от Трансильвании, исчезая в глуши Карпатских гор. Что вело их – инстинкты или какое-то природное чутьё – Дейдара не знал. Как не знал, является ли вообще природа матерью этих созданий. Является ли природа теперь его матерью тоже…
Как-то сразу получилось так, что во главе небольшой группки оказался едва-едва успевший оправиться от ран Сасори. Никто не протестовал против этого – наверное, пришли к молчаливому решению, что вести должен тот, кто больше всех пострадал от рук преследуемого. Граф не стал переодеваться – только снял ошмётки верхней одежды, и сейчас его обнажённые плечи и спина белели в мутной завесе дождя шагах в трёх впереди. Он нёсся так быстро, словно крылья, рассекающие его спину, вдруг стали рассекать и воздух вокруг, помогая своему невольному хозяину передвигаться ещё быстрее.
Впереди показалось довольно широкое ущелье – обычному человеку такое не представлялось возможным перепрыгнуть. К тому же склоны и с той и с другой стороны были покрыты ещё не оттаявшим льдом, обещавшим сломать шею каждому глупцу, ступившему на покатый скользкий край. Дейдара уже хотел предложить поискать спуск, когда Сасори, не сбавляя скорости, оттолкнулся от мгновенно начавшегося осыпаться заледенелого края и взвился в воздух сильным прыжком. Он ещё не достиг противоположной стороны, а юноша уже понимал, что не сможет остановиться, хотя кое-какие остатки человеческих инстинктов самосохранения умоляли его на коленях не совершать такого же безумного поступка.
Но в эту ночь он был кем угодно, но не человеком.
Лёд ушёл из-под ног, оказавшись ничем не хуже твёрдой земли для того, чтобы прыгнуть. Мгновение шокирующего чувства зависания между небом и беснующимся на дне ущелья ледяным потоком – и в ступни снова ударяет твёрдая поверхность. Всего мгновение – чтобы встряхнуться, как мокрый пёс. Ещё одно, чтобы увидеть, что трое Учих, Хидан и Какудзу так же успешно и быстро преодолевают препятствие. А потом – отрешиться от себя.
Стать продолжением стихии, действовать. Подчиняясь лишь одним животным инстинктом. Стать зверем, не жертвой, трясущейся от страха в своей норе, ожидающей каждое мгновение появления хищника, нет. Самому стать хищником, перестать подчиняться обстоятельствам, морали, кому-то, стоящему выше тебя. Быть в кои-то веки свободным.
Чуть позади Дейдара услышал громкий, ни на что не похожий вой. Так не может кричать человек, потому что горло не выдержит столь высокого тона. Так не может кричать зверь, потому что в голосе слишком много отнюдь не звериной силы и разума. Не оборачиваясь, Дей понял, что этот восторженный вопль издал на бегу Саске, тоже проникаясь чувством безграничной свободы и радости охоты.
Только услышав этот пронзительный, но чем-то чарующий вой, юноша осознал, что так же кричит и он сам.
Вдали мелькнула знакомая фигура – Орочимару нёсся огромными скачками, потому что бежать ровно не позволяла вывернутая лодыжка, а останавливаться для того, чтобы она зажила, вампир явно не собирался. В нос Дейдаре ударил запах сородича – даже не запах, а чувство. Мороз, трупный холод охватывает конечности, метель сыплет в лицо снежное крошево, перемешанное с кровью врага.
Догнать.
Разорвать.
Растерзать в клочья!
- В рассыпную! – вместо этого скомандовал Сасори, и Дейдаре не нужно было оглядываться, чтобы понять, что вампиры подчинились наполненному неведомой прежде силой приказу. Даже истеричный Хидан, даже упрямый Саске, даже сам Старейшина.
Фигура Орочимару, постепенно приближавшаяся, вдруг исчезла из поля зрения. Дей рассерженно зарычал, досадуя, но граф неожиданно повернул резко вправо, огибая почти отвесный склон по тропинке, места на которой едва хватало на одного. Слева не было ничего, кроме пропасти.
Шестым чувством парень понял, что погоня подходит к концу. По той уверенности, что сквозила в движениях Сасори, он осознал, что наверняка с этого высоченного уступа нет спуска, кроме того, по которому они сейчас поднимаются. Но куда тогда девались Хидан и Какудзу?
Дорожка не шире ножен для меча оборвалась совершенно неожиданно, и преследователи буквально вылетели на уступ. Как парень и предполагал, небольшая площадка не имела путей отступления, кроме приветливо зияющей пасти обрыва. На краю этого самого обрыва высокой худосочной тенью возвышался Орочимару.
Незнание местности загнало его в ловушку, а вот Сасори, наверняка за сотню лет исходившему здешние просторы вдоль и поперёк, такой ландшафт оказался на руку.
- Owari, - на пределе слышимости проговорил вставший позади Итачи. Из его глаз постепенно исчезал безумный огонь.
По интонации, с которой было сказано это слово, юноша догадался о его значении без подсказок.
Потому что это действительно был конец.
Даже стоя на самом краю, над раззявленной пастью пропасти, Орочимару ухмылялся. Смеялся над всеми ними и одновременно каждому в лицо. Его взгляд стрельнул то в одну, то в другую сторону, будто ища кого-то. Потом он неспешно проговорил, подтверждая это чувство:
- Кабуто с вами не пошёл… Или правильнее сказать – вы его не взяли с собой? Что ж… Он всегда был умным мальчиком, чего нельзя сказать о других.
- Не пытайся вывести меня из себя, Змей, - с прежним спокойствием, способным поколебать стены, произнёс Сасори. Почти лениво, вальяжно он скрестил руки на груди. Дейдара заметил, что его хозяин заметно изменился, даже осанка стала будто бы более горделивой. Как если бы шрамы, которые в своё время приняла его спина, складывались в нечто, чем стоило гордиться. По слегка вспухшим белым линиям сбегали капли дождя, словно небеса пытались счистить с них грязь.
- Я слишком долго боялся тебя. Пора это уже прекратить.
- Что я слышу? – ядовито прошипел Орочимару. – Да ты пожизненная кукла на нитках, с того самого момента, как попал мне в руки. А эти руки умеют управляться с непослушными игрушками, уж поверь мне.
- Мир не делится на кукловодов и марионеток.
- Да неужели? Кем ты был до того, как встретил меня?
- Кем я стал после этого, лучше так спросить, – слова опадали неживыми льдинками.
- Я поднял тебя до своего уровня…
- … перед этим опустив до животного, - закончил за него граф и повысил голос: - Повторю ещё раз – не пытайся. Ты всё равно сдохнешь рано или поздно. Не знаю, каким образом, где, и долго ли будешь умирать. Но непременно от моих рук. Я очень долго боялся. Ты не имеешь представления о том, насколько сильный ужас я испытывал перед тобой, будучи человеком. Любой бы до поросячьего визга боялся того, кто причиняет боль почти каждое мгновение, пока ты находишься в сознании. Но страх порождает также и силы для сопротивления. Загнанная в угол отчаявшаяся жертва способна на многое. А ты, её палач, допустил непростительную ошибку, дав этой жертве оружие, да ещё и такое, которое способно причинить тебе вред. Ты силком вложил древко копья в трясущиеся руки. И руки ударили, Орочимару.
- Сколько поэтизма, жаль, что мы не в театре, иначе я бы встал и похлопал, - фыркнул вампир, пренебрежительно передёргивая плечами. – Ну, где твоё копьё? Можешь уже протыкать меня, я жду.
- Раз уж ты так этого просишь. У меня к тебе единственный вопрос.
По лицу Орочимару было видно, куда он посоветует Акасуне запихнуть свой вопрос, стоит ему только прозвучать.
- За что? – два слова сорвались с губ Сасори резко и как-то беспорядочно. В коротком вопросе вздыбилось всё, о чём думал за прошедшие три сотни лет вампир. Взлелеянные каждодневными метаниями мысли, бешеные, рвущиеся, ускользающие, сходящие с ума в тонкой коробке из костей, покрытой мясом, кожей и волосами. В двух словах выразилось многое, выразились все бесконечные часы бдения перед зеркалом в надежде, что отражение вдруг появится в глади, похожей на поверхность глубокого озера, покажет изуродованную спину. Напоминание, напоминание каждую секунду осмысленного существования и бодрствования. Ран не видно, но раны-то и не на коже. Они давно вросли в самую суть, вгрызлись в сердце, в органы, опаляют длинными алыми языками рваные края, не давая зажить, не давая забыть…
- За что? Почему я? Что я такого сделал? – так по-детски трогательно и так по-взрослому страшно.
- Помнится, ты уже задавал этот вопрос. Если ты желал услышать что-то другое в ответ, то ты ошибся.
Сасори застыл. Орочимару, почувствовав, что уверенность противника пошатнулась, сам стал переходить в атаку, решив добить его словами:
- Чего ты ожидал, мальчик? Что я вдруг скажу тебе, что я просто-напросто таким способом выражал свою любовь? Свою извращённую привязанность? Хочешь увидеть во мне что-то, что позволит тебе меня пожалеть и сказать: «Он был психопатом, а психопатов надо только жалеть»? Так вот ты снова просчитался. Снова, какая жалость, бедный маленький Сасори!
Змей подался ненамного вперёд и зашипел:
- Ты стал таким же, как я, маленькая тварь. Спорим на что угодно, что он, - вампир ткнул пальцем в сторону Дейдары и тот вздрогнул, будто ему пригрозили мечом, - может многое нам рассказать о твоих весьма интересных способах коротать время. Шрамы на его миленьких фигурных ладошках как-то уж слишком симметрично расположены, да… И надрезы-то какие аккуратные? Мне вот интересно, на что упал твой соколёныш, да ещё так, что умудрился продырявить с таким искусством свои белы рученьки? Уж не на твои ли кинжалы, ангел? – в тоне Орочимару плескалось отвратительное ликование.
- Он… простил меня, – даже секундная заминка в ответе графа не ускользнула от внимательного сейчас как никогда Змея. Тот презрительно фыркнул:
- Кто в здравом уме полюбит своего мучителя? Не смеши меня!
- А кто сказал, что я в своём уме? – вдруг выпалил Дей, которому до смерти уже надоела эта болтовня. Орочимару его дико нервировал, а сейчас просто-напросто стал выводить. Почему Сасори медлит и просто не убьёт эту мразь?
Вампир прищурился, отводя на мгновение взгляд змеиных глаз от Акасуны и переводя его на мокрого как мышь юнца:
- Помолчи, мальчишка. Ты мне неинтересен. Ты уже бракованная игрушка. Игрушка, которая поверила в любовь своего создателя, заслуживает жалости.
- Полюбившая игрушка сама способна создавать, – сасори спокойно выпрямился. – Она уже не имеет права сломаться – ради тех, кого любит.
- Но это не отменяет того факта, что ты стал моей копией, - вкрадчиво сказал Орочимару шёпотом, постепенно отходя подальше от обрыва. – И не отрицай, что не думал об этом – всё равно не поверю.
- А кто сказал, что мне нужно, чтобы ты мне поверил? – граф скопировал интонации Дея при ответе. Случайно или намеренно, сказать точно было сложно. – Я убью тебя.
Это было сказано без тени похвальбы, просто констатация факта. Чтобы сразу стало ясно – не сбежишь, как бы ни пытался. Как бы ни умолял, я настигну тебя и прикончу. Но перед этим ты будешь кричать. Очень долго.
Орочимару, видимо, уловил это настроение, потому что вдруг снова сделал шаг – но теперь уже назад, туда, где зияла провалом чернота и взрывали воздух и низкие облака стальные капли. Ледяное крошево под каблуком сапога натужно, едва слышно захрипело и плюнуло вниз своим нутром. Вампир опасливо переступил с ноги на ногу. Бахвалься, не бахвалься – а тропинке далеко внизу плевать, чьи внутренности размажутся по её поверхности.
- Он может спрыгнуть и смыться от нас, - шепнул Дейдара стоявшему рядом Итачи.
- Нет, - Учиха опасно скалился в сторону замершего на краю скалы противника, - и Сасори уже понял это.
- Ты трус, – голос Акасуна был до тошноты пересыпан сахаром. – Ты знаешь, что даже тело вампира не выдержит падения с такой высоты. Скорее всего, если ты будешь падать на ноги, от них останется только месиво из мяса и костей минимум до коленей. А срастаться всё это безобразие будет медленно без жертвы под рукой. Очень медленно, учитывая то, что ты и так потерял уже довольно большое количество крови.
На лице Орочимару снова расцвела хамоватая ухмылочка. Только бегающие глаза портили впечатление от неё.
- Ты боишься мучений, Змей. Спросишь, почему я так считаю? Нет? А я всё равно отвечу – потому что я тоже боялся, причиняя боль другим. Ты прав, я такой же, как ты. Поэтому знаю твои слабости как никто другой.
Дейдара моргнул, думая, не ослышался ли он. Сасори только что сам признал это?
- Время – порою хороший и работящий друг. Задавить страх оно не помогло, но вот сколько подкинуло вариантов мести за наличие этой памяти… - граф сладенько-сладенько потянул последнее слово, словно смакуя каждую букву. И в тот же миг его лениво-расслабленная поза сменилась, за одно мгновение превратившись в хищный кошачий прыжок.
Орочимару непроизвольно шарахнулся назад…
Смог удержаться. Ещё бы чуть-чуть, и опора не выдержала бы.
Но Сасори вовсе не собирался останавливаться. Дейдара мог только молча смотреть, как Акасуна чуть касается земли совсем рядом с отчаянно пытающимся сохранить равновесие противником – белый ломкий росчерк на фоне гулкой тьмы – на мгновение замирает. Тонкие пальцы почти нежно касаются груди Орочимару, потом сжимаются в кулак, который резко выбрасывается вперёд. Мгновение падения как искорёженный пируэт в танце. Взмах рук, судорожный, ищущий опору, но музыка уже отгремела последний аккорд.
Сасори усмехается ему в лицо – страшно и бледно, будто впитывая застывшую маску ужаса напротив. Смерть страшит даже бессмертного. Каким бы могучим он ни был – равнодушная земля рано или поздно примет всех.
Граф не стал даже пытаться удержать равновесие.
Дейдара истошно заорал только после того, как обоих поглотил зев провала.
Тьма толкается в глотку мягкой мокрой тряпкой, упруго скользит по клыкам. Ветер хлещет навстречу, помогая своей ночной подружке с таким рвением, что Сасори кажется – он задыхается. Этот давно позабытый страх задохнуться… Из глаз выдавливаются слёзы чуть ли не в месте с клейкой сукровицей. Потому что не закрывает глаза, потому что смотрит.
В лицо врага. Запоминает этот небывалый миг, от которого конечности трясутся в оргазме триумфа. Бешенство и осознание своего бессилия в блядских золотых глазах – как панацея для болящего тела и изрытой ржавой сталью души.
Растёкшаяся горная тропка, по которой они бежали всего несколько минут назад…
… всего несколько? А словно вечность уже минула…
… приближается с угрожающей скоростью. Орочимару – не видит, только чувствует. И от этого ему ещё страшнее. Не имеет представления о том, когда же спину разорвут в клочья обмытые для такого случая острые камни. Сасори счастливо улыбается.
Правильно, дрожи от страха, ничтожество. Мечтай о смерти. Потому что если не умрёшь сейчас – попадёшь мне в руки. И тогда будешь умирать очень и очень долго.
Сам-то… живой?
Удар об землю вышибает дух даже из вампира, взгромоздившегося на врага. А Орочимару начинает кричать – из горла толчками льётся кровь, ручьями стекает с уголков бледных губ. Сасори оборачивается: ноги – в мясо. Обоняние истерит от густого, как засахарившийся мёд, запаха крови. Чужой и своей, потому что обе коленных чашечки Акасуны смяты в кашицу.
Больно?
Волосы Орочимару, смешанные с грязью – чёрное на чёрном. И кровь на них – тоже чернее ночи, не увидеть. Не ощутить – жидкая грязь смочила когда-то ухоженные пряди. Белое лицо – как маска из японского театра, треснувшая поперёк больной судорогой рта. Золото глаз плавится болью. Ну да, ну да, не побегаешь больше…
- Кинжал мне! – рявкает Сасори в сторону выросшего словно из-под земли Хидана. Тот непривычно мнётся, видя, что граф пребывает далеко и не с ними, но оружие всё-таки даёт. Вампир, не глядя, смыкает пальцы на отполированной за многие разы пользования рукояти. Резко, судорожно разрезает на поверженном и онемевшем от шока противнике верхнюю одежду. Мокрые прядки потемневшие, превратившиеся из алых в бордовые, прилипают к влажному лбу, топорщатся треугольничками на затылке.
Учиха появляются чуть позже, во главе с Дейдарой. Мальчишка несётся впереди всех сломя голову.
Беспокоится, Сасори. За тебя, кретина эдакого. Слышишь, как он выдыхает сквозь зубы, когда видит, что ты жив?
Вампир замечает их появление лишь мельком. Кинжал опускается.
Раз-два-три… Вальс штрихов, сразу вспухающих и заполняющихся кровью. Вспарывая мясо, скрипя по костям. Кричи, мразь.
Раз-два-три… Ещё взмах, ещё! Кончик языка прикушен от сосредоточенности. Сегодня ты – художник. Распиши этот холст кровавым заревом.
Раз-два-три... Выбивай крики из ненавистного горла. Линии неровные, рваные, неаккуратные. Зарастут быстро? Пусть!
Орочимару захлёбывается кровью и дождём, скребёт скрюченными пальцами по груди, на которой адским задушенным цветком расцвёл скорпион.
Сасори неловко отползает от распростёртого тела и садится на землю – ждёт.
- Косой. Пригвозди.
Хидан так же обалдело смотрит на вампира, будто не веря, что спокойный и размеренный граф может быть таким. Акасуна обжигает его бешеным бесовским взглядом.
- Немедленно.
Три лезвия – поперёк груди. Орочимару лишь глухо подвывает, по этот вой не слышен за мягким шелестом дождя. Ещё жив.
Прекрасно.
- Дейдара.
Юноша молча открывает шею. Неживая кровь, но другой под рукой не имеется, а медлить Сасори не хочет. Приходится так. Дей боится его сейчас. Он видел хозяина разным: видел мальчишкой, видел совсем ребёнком, видел спокойным и уравновешенным. Сейчас граф больше всего напоминает умалишённого, только попробуй возрази. Опускаясь рядом на колени, парень слегка дрожит. Чуть жмурится, когда клыки входят в кожу легче ножа в растопленное масло. Дейдара расслабляется, когда Сасори начинает поглаживать его по спине – нет, не рехнулся окончательно.
Извиняется…
Когда встаёт, слегка прихрамывает.
- Коса, – спокойно. Хидан пожимает плечами и рывком вытаскивает своё чудовищное оружие. Орочимару уже не кричит, только скулит что-то невразумительное. А ведь всё только началось. Для него.
Сасори находит в грязи слипшиеся сосульки его волос и зажимает их в кулаке. Окидывает взглядом полураздавленное тело. Его лицо озаряется проказливой улыбкой, но от следующей реплики всем становится не по себе, таким сумасшествием от неё отдаёт:
- Кто быстрее до замка?
Притихший замок встретил их звенящей пустотой холла. Дейдара скользнул взглядом по оставшимся на месте поединка кровавым разводам, ни за что не зацепившись. Пахло почему-то тоже пустотой, заставившей вспомнить о заброшенных могильниках. Дождь бился в окно.
Гаара, Темари и Канкуро появились бесшумно, как призраки. Лицо девушки чуть исказилось от отвращения при виде того, что тащил за собой граф, но она благоразумно промолчала, не нарушив какую-то слишком траурную тишину. Её нарушил сам Сасори:
- Я в подземелье.
Юноша не открывал крепко зажмуренных глаз до тех пор, пока мерзкие хлюпающие звуки не стихли.
- У меня такое чувство, будто это не мы сейчас фактически убили Орочимару, - хриплым шёпотом произнёс он, с преувеличенным интересом начав изучать ранее незамеченную им пряжку на поясе. Лёгкий металл вспучивался изображением паука, кривые суставчатые лапки – по четыре в разные стороны – преувеличенно-удлинённые, обхватывали его тонкую талию. Внезапно возникло детское желание сбросить с себя пояс с омерзительным украшением. Вообще захотелось всё сбросить – рубашка неприятно липла к телу, побывав под дождём, брюки промокли, сапоги вымазаны в грязи выше колена.
- Даже смерть врага не обходится дёшево, - флегматично заметил Мадара, проскальзывая вперёд. – Дай Сасори время. Он ещё не наигрался в победителя.
Встрёпанный и мокрый до нитки Старейшина походил на старого, истрепленного всеми ветрами и бурями мира ворона. Роскошная грива чёрных волос топорщилась стальными перьями.
- Так, малышня! Либо я остаюсь и тут появляется тёплая комната с камином, либо я лечу в объятия Хаширамы, который не удосужился меня подождать!
- Губу раскатал, – итачи гордо прошествовал мимо хорохорившегося как ребёнок предка, таща за собой волоком Саске. Младший вдруг обернулся и показал «дедуле» язык.
- Отрежу, наглец! – завыл ему вслед Мадара, трагично потрясая сжатыми кулаками и возводя очи горе с немым вопросом «Доколе?!» - Молодёжь пошла… А ты что стоишь?
Дейдара молча посмотрел на старого вампира, качнув головой туда-сюда. Всё в порядке.
Присыпанные пеплом глаза слегка блестели.
- Ещё немного, графиня. Ещё немного, и ты будешь относиться к подобному гораздо проще. Мой тебе совет, когда твой суженый наиграется в инквизицию, уезжайте отсюда. Куда-нибудь, где ничто не будет ему об этом напоминать.
- Вы не думаете, что превысили свои полномочия?
Дейдара не обвинял его, ему действительно было интересно. Интересно, что толкнуло на подобный поступок того, кто должен был их пресекать своими руками. Мадара понял это и посерьёзнел на глазах.
- Да. Но, предвосхищая твой следующий вопрос, я не жалею. Всё прошло как по маслу.
- Могло бы и не произойти.
- Могло, - легко согласился Старейшина, легкомысленными движениями накручивая на палец длинную чёрную прядку. На пол неслышно упали капельки дождевой воды. – Но ведь не произошло же?
Дей не отреагировал на подмигивание, и вампир тяжело вздохнул.
- Как же с вами тяжело… Мне порой кажется, что из нас двоих это мне едва к двадцати годам подкатило.
- Вы рисковали всем. Не говорю уже о том, что жизнь Сасори была под угрозой. У вас же есть всё – влияние, власть над сородичами, похоже, и любовь есть… - Мадара невесомо улыбнулся, поразившись проницательности парнишки. – Почему вы рискнули всем?
- Я ценю свой клан больше, чем всё, что ты перечислил, - ответил вампир. – Именно поэтому.
- Итачи и Саске не дети.
- Для меня всё равно что дети. Все мы становимся поразительно неразборчивыми в средствах, если нужно защитить своё дитя, не так ли? – улыбка Мадары была воистину обескураживающей.
- Спасибо за это.
Вампир только отмахнулся и бодро припустил в коридор, откуда уже повеяло ласковым теплом разожженного камина…
Сасори почти не вылезал из подземелий. Как позже понял Дей, он держал Орочимару (вернее, то, что от него осталось) в той самой комнатёнке с пародией на языческий алтарь, где когда-то, кажется, в прошлой жизни сам Дейдара лежал на полу и пытался освободить прибитые к полу ладони. Юноша не ходил туда, не желал смотреть, во что превратился Змей.
Ему было достаточно того, что от Сасори теперь ощутимо веяло смертью. Это был не запах, но чувства юного вампира улавливали в безмолвии, окружавшем графа, наполненные мукой крики. Впрочем, он пытался завести об этом разговор, но выбрал крайне неудачное время. Сасори в этот момент тащил непонятный мешок откуда-то с нижних этажей, при этом насвистывая какую-то немелодичную песенку. Низ мешка побурел от крови, за ним по полу тянулась чёрная влажная полоса. Дейдара подумал-подумал и благоразумно отложил разговор до лучших времён.
Время утекало тягучими каплями. Мадара испарился на следующий день после поединка, никому ничего не сказав и не простившись. Впрочем, никто не ставил ему это в вину. Хидан и Какудзу вообще не задержались даже на день. Первый каждую минуту напоминал своему напарнику, что ему не дали почти помахать косой, а виноватым в этом оказывался неизменно сам Какудзу. Того, похоже, не шибко трогали притязания товарища, тактика молчания была вообще наилучшей в общении с подобными субчиками, и вампир исправно придерживался её. Дейдару эти двое не волновали вовсе, но, когда за дверью стихли вопли Хидана, которого почти за шкирку утащил Какудзу, юноша вздохнул с облегчением.
Братья Учиха остались – Итачи сказал, что таким образом не даст юному вампиру сдохнуть тут в одиночестве, пока Сасори развлекается. Дей подумал о троице остальных подопечных графа, но решил промолчать на это явно высосанное из пальца заявление.
По большей части Тсукури проводил время в саду, наблюдая, как просыпается от зимнего сна природа. С Волчарой, ставшим куда более дружелюбным по отношению к юноше, он совсем спелся. Теперь, стоило Дейдаре шагнуть за порог, огромный ком свалявшейся шерсти тут же сбивал его с ног и принимался старательно вылизывать мокрым шершавым языком его лицо, стремясь таким образом выразить радость от встречи.
От нечего делать парень решил установить на местах упокоения друзей хоть какое-то подобие креста, потому что обыкновенные навалы земли у изголовья ещё парочки проливных дождей не выдержат. Руки, уже успевшие отвыкнуть от грубой работы, тем не менее, стали исправно служить спустя минут тридцать примеривания и пробы сил. Сил-то как раз было слишком много – не раз и не два дерево ломалось.
Итог выбесил Дейдару несказанно. Вампир напрочь забыл, что кресты для него теперь неприкосновенны. Доски так и остались валяться несвязанными, а юноша потом ещё долго дул на обожженные до мяса ладони.
Спустя почти месяц парню надоело охотиться одному или в компании с Учихами. Вампиры по сути были одиночки, но Дей никогда не любил одиночества. Итачи и Саске, в принципе, устраивали его как компания, но он не был уверен, что смог бы разделить с ними человека. Процесс насыщения с Сасори в прошлый раз показался чем-то сугубо интимным. Делить одно сердцебиение на двоих, чувствовать одновременно своё и чужое тело… Нет, доверить такое можно было только одному.
- Когда ты уже наиграешься? – всё чаще интересовался у графа Дейдара. Тот только трепал его по голове, как нашкодившего малыша, и неизменно говорил одно и то же:
- Потерпи ещё немного.
И он ждал.
В один из заметно потеплевших вечеров ко двору замка явился ещё один гость, который представился как Зецу. Выглядел вампир жутковато – одна половина лица у него была сожжена до черноты, отчего запёкшаяся кожа слегка скашивала его физиономию набок. Вдобавок глаз на обожжённой части выделялся слепой белизной. Сасори встретил это недоразумение лично, причём явно был рад появлению этого уродца. Дейдара успел услышать всего пару реплик, которыми обменялись эти двое, прежде чем они спустились на нижние этажи.
- Моя просьба выполнима, Зецу?
- Естественно, - просипел в ответ изуродованный вампир, видимо, по привычке касаясь оплывшей щеки и задумчиво её потирая. – Но зачем тебе вдруг понадобились мои детишки?
- Нужно кое-кому отомстить.
- Этот кое-кто – вампир? – Зецу хищно улыбнулся. - Понимаю. Но чтобы твой замысел полностью воплотился в реальность, жертва не должна двигаться. По крайней мере, не должна активно двигаться.
Ответ Сасори, сказанный с безмятежной улыбкой, зашевелил морозом волосы на затылке Дея – он понял, что именно было в том мешке, и откуда взялась кровь:
- Сомневаюсь, что он сможет двигаться без рук и ног.
- Ну что ж, можешь прощаться с этим местом, если тебе это необходимо. – Сасори удерживал на месте отчаянно взбрыкивающую кобылу. Несчастное животное жутко боялось вампира, по её лоснящейся серой шкуре катились крупные капли пота, а шоколадные глаза бешено вертелись в глазницах и косили в сторону нечисти.
Дейдара молча смотрел на замок, рядом с которым провёл почти всю свою жизнь, а последние месяцы жизни и не жизни уже внутри него. Каменная громада всё так же продолжала давить своей тенью на маленькую Трансильванию, чьи комочки домиков казались совсем крохотными рядом со средневековым монстром. Многочисленные окна казались слепыми, а территория вокруг замка – необжитой. Дей передёрнул плечами – где-то там, в зарослях плюща, лежат Наруто и Тен-Тен. Слегка кольнуло в сердце, быстро и больно – он так и не смог их достойно похоронить…
И мама. Он даже не знал, где её похоронили.
- Надеюсь, они на меня не в обиде. – Юноша ни к кому не обращался, просто бормотал мысли вслух, но Сасори понял, что он имеет в виду. Его обычно холодные глаза потеплели. Дейдара очень любил, когда в них загорался этот человеческий свет. Граф вообще изменился. Раньше юноша не замечал его иногда судорожных, затравленных движений, чуть сутулящихся плеч. Теперь, когда всё это исчезло, парень понял, насколько он к этому привык и этого не замечал.
- Мёртвым всё равно. Радуйся, что они запомнили тебя таким, каким ты хотел бы, чтобы они тебя видели.
- Мы тоже мертвы. – Дейдара сжал кулаки.
- Но мы двигаемся. Питаемся. Думаем. Можем даже любить, вопреки страшилкам, которые рассказываются у костерка в приятной компании, - улыбнулся Сасори.
- Долго ещё трепаться будете? – Саске слегка дал по носу второй кобыле, впряжённой в крытую повозку. Внутри неё уже разместились Гаара, Темари и Канкуро. Лошадь обиженно заржала, но брыкаться перестала. Канкуро задумчиво засвистел:
- Саске, будь человеком, дай им попрощаться с замком. Не все такие же перелётные птицы, как ты. Я тоже не люблю сниматься с насиженных мест.
- Потому что дурак! – фыркнул младший Учиха. – Зависеть от места – что может быть глупее?
- Например, то, что ты до сих пор пытаешься попробовать съесть помидор, хотя прекрасно знаешь, что организм его не переварит, - авторитетно заявил Итачи в помощь Канкуро. Из повозки донёсся тройной хохот, а Саске рассерженно зашипел в сторону брата-предателя.
- А как мы поедем днём? – задал Дейдара своевременный вопрос. Ему совсем не хотелось сгореть на солнце по милости любопытствующих поселян или разбойников, которые наверняка захотят поживиться поклажей одиноко стоящей средь бела дня у дороги повозки. Старший Учиха только отмахнулся:
- Об этом не беспокойся. Когда будем выезжать из Трансильвании, поймаю кого-нибудь и введу в транс. И нас отвезёт из гористой местности, и домой вернётся. Правда, пешком, но это уже не наша печаль.
Ино устало разогнула спину и стёрла рукой пот со лба. Бельё в кадке нужно было развесить до наступления полной темноты, хотя надеяться на то, что оно высохнет к утру, не приходилось. Но она сама была виновата – протрещала с новой подругой Сакурой всё утро и даже не вспомнила о стирке. Вода в тазу помутнела и облизывала края мыльной пеной.
Послышался неторопливый перестук подков, и мимо домика неспешно проехала крытая повозка, в которую были впряжены крепкие серые лошадки. Серая дерюга, закрывавшая сзади внутренности повозки, сейчас была приподнята. Это граф уезжает, поняла Ино. Он примерно на месяц останавливался в заброшенном замке, это знала вся Трансильвания. А это, наверное, один из его слуг – вон, сидит на краю и безмятежно болтает ногами в воздухе, покачиваясь, когда колёса наскакивали на подлые кочки. Тот самый парнишка из замка, который показался ей смутно знакомым… Длинные светлые волосы забраны на затылке в тугой хвост по какой-то странной моде, кожа бледная-бледная…
Незнакомец заметил её интерес, и его лицо на мгновение странно застыло. Ино даже показалось на миг, что юноша как будто узнал её и даже собрался позвать, но что-то ему помешало. Откуда возникло это чувство, девушка не знала, но ей было чуточку жаль, что симпатичный парень так и не окликнул её. Взгляд его ещё долго чувствовался, даже когда повозка скрылась за поворотом, как будто странный незнакомец стоял рядом с ней и продолжал смотреть – как на человека, которого он давно знает и любит.
- Ино? Эй, ты что, уснула за стиркой? – рядом звонко засмеялась Сакура, аккуратно подвязывая волосы мокрыми руками, пытаясь в процессе не запачкать торчащие прядки. – Парень понравился? – понимающе сощурилась она.
Ино замахала руками, чувствуя, что начинает краснеть, и пытаясь пресечь это досадное недоразумение:
- Нет, что ты… Он снова показался мне смутно знакомым. Как будто я… - девушка задумалась, подбирая выражение. – Как будто я знала его долго-долго, с детства, а потом внезапно забыла.
- Трансильвания маленькая, - возразила Сакура, принимаясь отжимать юбку. – Я, по крайней мере, его точно не видела. Тебе показалось, Ино.
- Да, наверное. Показалось… - Девушка задумчиво посмотрела на дорогу.
Немного позже Дейдара сидел внутри повозки, завернувшись в одеяло и прикрыв глаза. Перестук колёс приятно успокаивал, навевал сон…
- Пригодились тебе детишки Зецу? – не открывая глаз, спросил он, когда рядом в его плечо ткнулось плечо Сасори. Граф слегка запоздал с ответом, видимо, не ожидая того, что подобный вопрос зададут без каких-либо прелюдий. Юноша терпеливо ждал, и, наконец, глубокий голос вампира зазвучал в темноте.
- Да. И ещё долго будут служить мне.
- Что это за твари?
- Не только Орочимару увлекается экспериментами. Правда, Зецу избрал более невинный вариант – его подопытными служат не люди и вампиры, а животные и растения. Он по какой-то странной прихоти называет их всех детишками. – Ткань прошлась вверх-вниз по рукаву – граф пожал плечами.
- Конкретнее. Почему из тебя всё нужно раскалёнными щипцами вытягивать?
- Слизни.
Дей открыл один глаз.
- Что?
- Плотоядные.
- М-мать… Что ты сделал? – Юноша не был уверен, что хочет знать, но вопрос вырвался сам собой. Сасори начал рассказывать будничным тоном, словно он каждый день убивал кого-нибудь различными зверскими способами.
- Ты никогда не задумывался, почему в той камере полы были деревянные? Раньше под ними инквизиция прятала свои чудесные приспособления. Предыдущий хозяин замка, должно быть, нашёл тайник и велел засыпать образовавшуюся полость землёй, а пол менять не стал. Наверное, вообще не планировал использовать помещение. Отодрать доски было легко, выкопать достаточно глубокую яму и того легче. Орочимару не знал, что я хочу сделать. Пока первые комья земли не упали на него, – глаза вампира сверкнули злобой.
- Погоди, - уловил нестыковки Дейдара. – Ты так говоришь, будто он не видел, чем ты занимаешься.
- Не видел, - жутко усмехнулся в ответ Сасори. – Нечем было.
Юноша промолчал. Он прекрасно понимал желание графа отомстить, одобрял некоторую жёсткость и признавал, что временами ничто, кроме жестокости, не может восстановить нормальный ход вещей. Но слышать об этом всё равно было не очень-то приятно.
- Дальше ты и сам можешь додумать. Перед тем, как засыпать его землёй, я вскрыл ему грудь и оставил внутри около десятка слизней. Регенерация на такую небольшую рану среагирует быстро, это для рук и ног её не хватит без живой крови.
Дейдару окатило холодом – Сасори фактически похоронил своего мучителя заживо. Будь он человеком, то умирал бы мучительно и долго, задыхаясь без кислорода. Но вампиру не нужен воздух, а вот от голода он сойдёт с ума. Регенерации хватит на большое время, а потому слизни будут пожирать его изнутри ещё очень и очень долго. Юноша представил себе, как это выглядит со стороны, и его чуть не вывернуло прямо на пол.
- Теперь ты доволен?
- Не спрашивай так, будто мне это нравится.
- А тебе не нравится? – Дей с недоверием поглядел на хозяина.
- Я чувствую удовлетворение от свершившейся мести. И считаю то, что сделал, данью возмездия, ничем больше. И я чувствую, что я теперь свободен. И знаешь, что, ангел? – последнее слово он выделил с такой мерзкой интонацией, что Дейдара испуганно встрепенулся и открыл оба глаза, выпучившись на вампира в неподдельном испуге. Но тот в открытую смеялся:
- Мне это чертовски нравится!
И юный вампир невольно улыбнулся в ответ. Что-то определённо закончилось. Началось и нечто новое. Оно будет сильно отличаться от того, что Дейдара себе представлял, это будущее. Но оно точно будет заключаться в руках, которые сейчас бережно обнимают его.
Эпилог.
Лёгкая ткань, загадочно шурша складками, соскользнула на пол. Итачи издал восхищённое «ох!», увидев открывшуюся его взгляду картину. На этот раз Сай превзошёл все его ожидания.
Холст уже был вставлен в деревянную, стилизованную под древность раму. А вот изображение сильно контрастировало с подобным обрамлением, если Учиха хоть что-нибудь понимал в искусстве живописи. Он безошибочно узнал Сасори и Дейдару, в представлении художника сидящих на крыше современного высотного здания. Голова Акасуны слегка запрокинута, он спиной опирается на шероховатую серую стену (кажется, можно потрогать холст и ощутить эту шероховатость). Рядом буквально вповалку разлёгся Дейдара, склонив светловолосую голову на плечо соседа и устало прикрыв глаза. Ветер треплет воротничок рубашки Сасори, даже спустя столько лет одевавшегося с немыслимой строгостью. А вот Дей так и не смог отказаться от юношеского максимализма: запястья плотно охватывают напульсники, майка-борцовка свободно свисает с тонких плеч, джинсы нарочито неряшливые.
«Какие же они всё-таки разные. Надо же было так распорядиться Судьбе, что они встретились и полюбили друг друга».
Перед дремлющей парой присела невысокая девушка, почти девочка, облачённая в лёгкое белое платьице, едва доходящее ей до середины бедра. Тоненькая и худенькая, волосы светлые до белизны, а глаза блестят чистой родниковой водой и недетской мудростью. Детские ещё пальчики касаются лежащих на бетоне цветов. Итачи присмотрелся и понял, что это хризантемы. Тоже белые.
На горизонте догорает закат.
Сай нервно теребил тонкую кисть, ожидая вердикта товарища. В уголке его рта темнело незамеченное пятно синей краски – наверное, слишком увлёкся, по привычке кусая кончик рабочего инструмента, и не заметил подлой капельки.
- Ну, как?
Итачи возвёл глаза к небу, вернее, к потолку мастерской художника.
- Сай, раз за разом ты требуешь моего мнения, прекрасно зная, что оно не изменится в зависимости от того, что ты нарисовал. А потом дуешься на то, что оно не меняется. Ведь я не художник.
- Мне просто важно. – По губам вампира скользнула лёгкая улыбка.
Учиха пожал плечами:
- Эта картина прекрасна, как и всё, что ты рисуешь. Руки у тебя золотые… Только что это за девочка?
Сай отвлёкся от изучения лица друга. И вдруг нахмурился. В сочетании с его вечной вежливой улыбкой это выглядело странно.
- Какая девочка? Я рисовал только Сасори и Дейдару.
Оба вампира непонимающе уставились на холст, на застывшую рядом с их товарищами непонятную гостью… Тогда Итачи впервые кольнула неясная, не оформившаяся ещё тревога.
- Токио – прекрасный город. Никогда не устал бы возвращаться сюда снова и снова! – восхищался Дейдара. Ему, обожавшему шумные и многолюдные места, огромный японский мегаполис казался подарком от Господа. За два года своего проживания здесь, вампир успел прошерстить Токио вдоль и поперёк, от самых дальних окраин к центру и обратно. Японцы частенько косились на парня явно европейской внешности, шумно восторгавшегося по поводу то цветущей сакуры, то сада камней, то ещё какой-нибудь достопримечательности. Сасори оставалось только понимающе усмехаться и временами просить быть потише. Его спутник виновато кивал, а через пару минут по ушам присутствующих снова бил его очередной восторженный вопль.
- Даже не верится, что когда-то я воровал на этих улицах яблоки. – Акасуна задумчиво посмотрел вниз с крыши небоскрёба под сотню этажей. Машины внизу казались муравьями, а про людей и говорить было нечего. Острый глаз вампира различал мелкие детали, но даже такое расстояние до земли ему не было по силам обозреть.
Небо у самого горизонта подёрнулось светлой газовой дымкой. Шпили высотных зданий выхватывались, воровались у ночной темноты, насыщаясь сталью.
- Красивое место, - неожиданно тихо похвалил Дейдара. – Скажи, ты выбрал этот город, чтобы успеть показать его мне?
- Угадал.
- Даже я не выбрал бы лучше.
- Я провёл здесь детство. Странно, сантименты мне всегда были чужды, а тут что-то нахлынуло.
- Стареешь, - чуть усмехнулся вампир, взлохмачивая волосы спутника. – Мы слишком устали.
- Мадара посмеялся бы над нами. – Дейдара фыркнул: Учиха навещал своих отпрысков совсем недавно, а по пути заскочил повидать и их. Было очень странно видеть Старейшину в строгом чёрном костюме и галстуке. Хотя даже такой официальный стиль не заставил его хотя бы из приличия причесаться. Тсукури вообще не был уверен, что привести в порядок роскошную угольную гриву в принципе можно. Старейший вампир, которого он когда-либо знал, посмеялся бы сейчас над ними. Наверное. Хотя, Дейдара уже не узнает об этом.
- Ты точно решился?
- Да, - просто ответил Сасори, сжимая в ладони пальцы любимого. Прижал их в порывистом жесте к губам, провёл по тонким белым шрамикам.
- Фетишист, - не преминул уколоть Дей.
- Истеричка, - не остался в долгу Акасуна. Потом прижал к себе и нежно, необычно для его характера, поцеловал. Дейдара закрыл глаза – ему казалось очень странным, что скоро это всё исчезнет. Что он сам скоро исчезнет. Так не хотелось переставать чувствовать это надёжное кольцо рук… Но уже было пора, и обсуждать заново эту тему не имело смысла. Что решено, то решено. Теперь хотелось просто отдохнуть.
Солнце продолжало вставать. Небо словно облили карминной краской, по краям полыхавшей розовым и ярко-оранжевым. Для глаз, привыкших к темноте, это было небывалым буйством оттенков. Глаз, видевших лишь луну и звёзды на протяжении долгих веков, зимой и летом, на море и в лесу, везде и повсюду. Безмолвная морозная спутница со свитой звёздных подружек. В последние лет восемьдесят они, правда, смогли увидеть солнце – смотря фильмы в кинотеатрах. Но это было не то – визуального восхода не было достаточно для изголодавшего по теплу тела и исстрадавшейся без света души.
Сейчас было страшно, очень страшно, и Дейдара кусал губы. Хотел, чтобы всё кончилось быстрее – боялся боли. Хотел, чтобы время шло медленнее – это означало разлуку. Он не знал, куда попадают вампиры после упокоения, и сейчас мог лишь надеяться, что, куда бы они ни попали, они придут туда вместе. Продолжая чувствовать поддержку, как сейчас, сплетая пальцы.
Кипучее сияние со злостью ударило по глазам, выбивая слёзы. Дейдара едва не закричал, поняв, что злые солнечные лучи ослепляют его, а лицо Сасори перестаёт быть видимым в этом потоке безжалостного света. Только пальцы ещё сильнее, в судороге боли, обхватили запястье…
Я с тобой.
Что-то шуршало, как песок, осыпающийся из одной секции в другую в часах. Дей чувствовал себя в перегибе таких часов, через него сыпалась вниз каждая крупинка, царапала кожу, углями застревая в ранах.
Потом вдруг свет престал быть злым и бьющим, перетекая в мягкое сияние, похожее на лунное, более приятное взгляду нежити. Дейдара завертел головой и понял, что крыша исчезла, а вот Сасори остался рядом. На нём не было ни одного ожога. Заметив, что Дей смотрит на него, Акасуна ободряюще улыбнулся и указал рукой вперёд.
Перед ними стояла девочка. Маленькая и беленькая, полупрозрачная, как ночной туман. В руках она держала охапку молочно-белых хризантем. На нежных лепестках жемчужинами сверкали тяжёлые капельки росы. Незнакомка серьёзно глядела на них.
- Ты знаешь её, Сасори?
- Да, - коротко ответил вампир. – Старая знакомая… Очень старая. Долго же тебе пришлось ждать меня, малышка.
Девочка кивнула, ломано, как кукла, которой сломали шею. Потом перехватила букет одной рукой и погрозила пальчиком.
- Не волнуйся. Мы не уйдём. Ты и так слишком долго ждала. Прости.
Девочка закивала.
Дейдара молчал, уже поняв, кто стоит перед ними.
- Пойдём, хороший. Пойдём, мой ангел…
Девочка присела и положила к их ногам свой букет.
Итачи проснулся от боли в груди. Той, которая всегда заставляла его лихорадочно прокручивать в памяти своих птенцов, разлетевшихся по всем краям света. Кто? Чья жизнь в опасности и, не дай Бог, готова вот-вот оборваться? Боль звенела натянутой струной, натужно вибрировала, посылая мольбу о помощи. Жизнь отчаянно трепыхалась на конце связующей нити, но чья именно? Так близко, так ярко, словно это…
Нить оборвалась, хлестнув по сознанию не слабее посеребрённой стали. Итачи глухо застонал и согнулся, сглатывая судорожные вздохи боли – не своей, а чужой. Вампир скорчился, сидя в кровати, выравнивая вдруг прорезавшееся дыхание, а позже и совсем перестав дышать. Старший Учиха, сдерживая панику, выбрался из кровати и схватил с тумбочки телефон. Дрожащие пальцы с трудом отыскали в телефонной книге нужное имя. Спустя несколько томительных гудков ему ответил недовольный голос:
- Ты хоть понимаешь, сколько времени, брат?
- Живой, - выдохнул Итачи, и половина камня разом свалилась с его души. – Где ты? На улице день.
- У Сая остался, не успевал уже с самолёта. Как стемнеет, привезу поклажу к тебе.
- Себя привези, чёрт с ней, с поклажей.
- Замётано. Всё, я спать пошёл.
- Приятного… - Итачи оборвал связь и задумался. Если это не Саске, то остаётся только Сасори. Вампир не был уверен, что его временное опекунство, закончившееся несколько сотен лет назад, так резко отреагирует на смерть подопечного. Может быть, кто-то из его птенцов прилетел в Японию и просто об этом не сообщил? Почему-то вдруг вспомнилась странная девочка с картины Сая… Итачи знал этот небоскрёб, сам не раз бывал в том районе.
Как только день пошёл на убыль, вампир вызвал такси и назвал адрес. Беспокойство поднималось внутри, как чёртова змея, шипя и постоянно шевелясь. Учиха нетерпеливо стучал кончиками пальцев по стеклу всё время пути, а когда машина остановилась, едва успел поблагодарить водителя и оставить несколько купюр. Скользнув за дверь, он перестал сдерживаться и взбежал на самый верх с безумной скоростью, благо, за все сто с лишним этажей не наткнулся ни на кого – нормальные люди использовали для спуска и подъёма исключительно лифт.
Металлическая дверца с грохотом упала на крышу, стоило Итачи слегка приложить силу. Собственно, это был единственный звук, прозвучавший в вечерней тишине. Здесь, в вышине, казалось, подпиравшей свинцовое небо, не было места звукам суеты внизу. Серый бетон однообразно мелькал в глазах, но была одна деталь, которая выбилась из общей картины и резанула по глазам.
Белые хризантемы.
Уже подвявшие, лежащие молочными трупиками перед двумя небольшими горстками пепла. Гулявший по крышам ветер разметал серые хлопья, бросил под ноги застывшему вампиру что-то светлое. Итачи нагнулся, дотронулся до чудом уцелевшего завитка волос, который тут же рассыпался от неосторожного прикосновения в мягкий песок. Учиха дрогнул.
- И Дейдару с собой утянул…
Итачи вернулся уже за полночь. Дверь квартиры была открыта, но вампир не обратил на это внимания. Воры, не воры – какая разница? Внутри против воли разливалась сосущая тоска.
Зачем – так?
Тьма в прихожей обрела плоть, соткалась в знакомую угловатую фигуру. Тьма оплела талию тонкими жемчужными руками, прижала к себе, уткнулась лбом в плечо. Тьма зашептала голосом Саске, голосом, который был для него прошлым, настоящим и будущим:
- Потому что так нужно.
Итачи обернулся и порывисто обнял своего ototo. Уж тебя-то я не отпущу. Тебя – никогда. Если уходить, то только с тобой. Так, как ушёл Сасори – вместе с Дейдарой.
- Что-то не так, nii-san? – удивлённо спросил брат, когда долгий поцелуй прервался. Итачи улыбнулся в темноте, радуясь, что влага уже высохла на его глазах.
- Всё хорошо, Саске. Теперь уже всё хорошо.
Owari.
Фанфик добавлен 05.11.2012 |
1964
0
