Кровавый Белый Пес. Часть 4. Тьма в собачьем сердце
Часть 4
Тьма в собачьем сердце
Тьма в собачьем сердце
Она ненавидела меня. Каждый раз, когда я решался посмотреть ей в глаза, она била меня. Хлестала меня ладонями до алых следов на детской нежной коже. Пока мои щеки и руки не равнялись с цветом так ненавистных ею глаз. Когда я падал на пол и закрывался руками, беззащитно прижав ноги, она пинала меня, пока я не начну задыхаться. Ее слезы маленькими лужицами скапливались на дорогом деревянном полу, а красивые тонкие губы дрожали от ненависти ко мне. Почему она меня так ненавидит? Что я сделал собственной матери?
Я не знал своего отца, но это было и к лучшему, иначе я давно припомнил бы ему все то, что мне пришлось вытерпеть в детстве, и убил бы его... Мать не трогала меня, пока я не подходил слишком близко и не поднимал на нее своих глаз. Она была добрым человеком... По крайней мере, она любила мою старшую сестру, что доказывало, что у этого монстра все же есть сердце. Все вокруг любили ее и уважали. Она была многооплачиваемой певицей с ангельски хрустальным голосом. Всеми так ценимый "ангел" для меня был обычной шлюхой. Я видел стольких не менее гнилых, чем она, мужчин в ее постели, что очень быстро перестал удивляться новым небритым лицам практически каждое утро за нашим столом. Некоторые даже засматривались на мою сестру, которая была такой же жгучей яркой шатенкой, как и мать. Только меня в этой семье считали уродом, видя во мне раздражающее белое бельмо на семейной репутации.
В детском саду меня все игнорировали, словно не замечая моего существования. Мать все время забирала меня поздно, а очень часто и вовсе не приходила, и воспитатели сидели со мной до темноты, ругаясь и шепчась за моей спиной. Именно тогда я впервые услышал: "Альбинос". Харука, моя сестра, всегда прибегала за мной, сбегая с факультативов, боясь, что однажды, придя домой, она больше не увидит меня и потеряет навсегда. Как я любил эти теплые моменты, когда шел с сестрой домой, держась за руки. Единственный человек, чью руку я когда-либо сжимал в своих ладонях, была моя красивая сестра, которая ласково называла меня: "Мой бедный потерянный белый щеночек". Чтобы удлинить путь домой, мы всегда ходили через парк, и нам было неважно, какая была погода: снег или знойное лето - это не имело для нас никакого значения. Она всегда покупала мороженое. Большую порцию фисташко-ванильного с кислым вишневым сиропом.
- Он совсем как твои глаза! - смеялась она, мягко вытирая платком мои испачканные губы и щеки. Я любил свою добрую старшую сестру.
- Снова вернулся? - бурчала мать, отвешивая увесистый подзатыльник.
Я до сих пор помню мистера Такэути-сан. Его маленькие, узкие, черные глаза заставляли застывать тебя на месте, словно гипнотизируя тебя.
- Ты очень красивый мальчик. - Его палец скользнул по моим губам. - Дай я на тебя посмотрю.
Харука смотрела на нас с широко распахнутыми глазами, полными слез и страха. Грубая мужская рука закрыла за собой дверь моей комнаты, спрятав от моих глаз зажмуренную сестру. Я кричал от боли, захлебываясь собственными слезами и его потом, который мерзко капал на меня. Никто не пришел на помощь десятилетнему ребенку. Все потому, что я был другим, никому ненужным и нежеланным...
Изо дня в день моя простыня покрывалась каплями крови. Мои ноги перестали меня слушаться, и я слег в постель, перестав ходить в школу. Другие дети обрадовались бы такой возможности, но не я. Школа была моим единственным шансом хоть ненадолго избежать его мерзкой рожи и этой боли. Теперь я был беззащитен... Харука со слезами на глазах протерла мое тело влажной тряпкой, вытирая следы очередного насилия. Она теребила меня за белые волосы и улыбалась, но я больше не отвечал ей взаимностью. Отворачиваясь от нее, я ложился на бок и засыпал.
- Прости меня, - шептала она мне, целуя в шею, изуродованную засосами.
Человек, словно дикое животное, умеет приспособляться к любой ситуации. И я приспособился. Молча наблюдая за своей семьей, я сделал много полезных выводов. Немного перетерпев Такэути-сана, я получал награду от матери. Эта дуреха влюбилась в этого извращенца и была благодарна за то, что благодаря мне он остается с ней. Она лично приносила мне сладкие булочки, карамель и шоколад, который я обожал, но мне не разрешали его есть. Пусть даже немного холодно, но она гладила меня по щекам и лицу, слегка криво улыбаясь. Мое имя она не выплевывала, а словно пела. Теперь я мог слышать ее ангельски хрустальный голос. Все, что стояло между мной и обретенным семейным счастьем, - это боль, но она очень скоро притерпелась и стала незамечаемой. Я практически перестал испытывать физическую боль, какой бы она ни была.
Все закончилось тогда, когда я стал интенсивно расти. Мое тело становилось все мужественнее, и голос грубел, что очень не нравилось Такэути. Потрепав меня за мягкие белоснежные волосы, он горестно вздохнул и ушел, захлопнув за собой дверь. Я был полон непонимания, но радовался таким переменам. Весело помотав ногами, я грохнулся на кровать и вытянул вверх руки, растягиваясь на кровати в этот приятный осенний вечер. Громкий женский плач раздался по дому, когда входная дверь громко хлопнула. Мать влетела в мою комнату, занося руки для удара над моей головой; я просто закрыл глаза и сидел, получая удары, от которых моя голова металась из стороны в сторону. Неужели мне когда-то было больно? Что за вздор.
- Ненавижу! - прошипела она, снова выплюнув мое имя. Я улыбнулся, подняв на нее алые глаза.
- Да пошла ты!
Карие глаза вспыхнули новой волной ненависти, и она била меня до тех пор, пока ее руки и ноги не стали невыносимо болеть. Громко выдохнув, она прикрыла рукой свои глаза и прошептала:
- Я отказываюсь от тебя. Ты немедленно отправляешься в приют.
Улыбка спала с моего лица. Я и не заметил, как мои руки легли на ее шею и принялись душить. Любил ли я свою мать? Или, может, ненавидел? Я не знаю, но убивать ее я не хотел. Просто вспомнил все то, что терпел от нее все двенадцать лет, и не мог успокоить свою ярость. На секунду замявшись, я ослабил хватку, и мама высвободилась из моих рук, побежав на кухню к телефону. Я ринулся за ней, схватив нож с разделочной доски. Дрожащие женские руки судорожно набирали номер телефона, а лезвие вонзилось ей в спину. Она смотрела в так ненавистные ею глаза до самого последнего вздоха. В ее глазах было сожаление, боль и страх, но ни капли былой ненависти. Чтобы заполучить ее признание, я должен был уничтожить ее с самого начала. Вся моя школьная форма была в крови, а белые носки были насквозь пропитаны и хлюпали по бордовым лужам. Наткнувшись на свое отражение в маленьком зеркале, я улыбнулся все шире и шире, разглядывая себя. Мои глаза всегда были единственным ярким пятном на моем теле, но теперь я был весь как мои яркие глаза и перестал быть белым бельмом своей семьи. Я размазывал кровь по себе, смеясь, окуная пальцы все снова и снова в еще горячую жидкость, которая принадлежала собственной матери.
Девичий крик вывел меня из транса. Харука стояла в дверях и испуганно сжимала свою школьную сумку. С каждым моим шагом она вздрагивала и всхлипывала, а я улыбался так, как только мог улыбаться ей.
- Харука, - прошептал я, гладя ее щеки и оставляя на них уже слегка подсохшие кровавые следы. - Я люблю тебя.
- Братик...
Навсегда покидая свой дом, я прощально обернулся, закрывая за собой дверь, чтобы в последний раз посмотреть на лицо моей прекрасной сестры, глаза которой безжизненно устремились вглубь меня. Ее посиневшее лицо тонуло во тьме, а исчезающая полоска света из щели захлопывающейся двери прощально блеснула в больших, помутневших, карих глазах.
Я сидел под дождем на бордюре с поникшей головой. Проходящие мимо люди не обращали на меня никакого внимания. Кому будет интересен бездомный? Когда я уже готов был умереть на улице, как брошенный маленький щенок, передо мной остановился человек и слегка покашлял. Я видел носки дорогих начищенных туфель и чувствовал приятный аромат парфюма, исходивший от незнакомца. Щурясь от влажных волос, я поднял голову и уставился на высокого мужчину в черном плаще с поднятым вверх воротом, который закрывал пол его лица. Его черный зонт навис надо мной, будто я до сих пор был сухим и мог намокнуть от ливня, а зеленые, очень необычные глаза по-кошачьи светились в темноте.
- Эй, парень, на тебе ведь кровь? - тихим, но пугающе твердым голосом произнес незнакомец. В ответ я широко улыбнулся, и он все понял. - Пойдем со мной. Я научу тебя убивать.
Одной этой фразы хватило, чтобы я пошел с ним, словно завороженный. Он положил свою массивную загорелую руку, сплошь покрытую шрамами, мне на плечо и повел за собой.
- Как зовут тебя, мальчишка?
Я открыл рот и хотел ответить, но не мог вспомнить своего имени. Мужчина задумчиво промычал и, снова одарив меня кошачьим взглядом, дал мне имя:
- Хидан. Тебя теперь зовут Хидан.
***
Я очнулся в холодном поту. Мои глаза безрассудно бегали по сторонам, ища непонятно что. Было холодно и жарко одновременно, а во рту пересохло.
- Вот же х*йня! - прорычал я, взъерошивая свои волосы.
- Что случилось? - раздался тихий женский голос поодаль от меня. Хината лежала рядом, сонно приоткрыв только один глаз.
- Х*ета всякая снится.
Я потянулся за пачкой сигарет и достал одну из мятой пачки. Вставив ее между губ, я уже хотел ее подкурить, но теплая рука легла на мою ладонь.
- Не кури в спальне. Можешь курить где хочешь, но только не здесь.
Сжав мою руку еще крепче, брюнетка почувствовала мою дрожь и притянула ее к своей ладони.
- Ты чего? - прохрипел я, убирая сигарету.
- Согреваю твои руки. Они просто ледяные, - зевая, прошептала она, закрывая глаза. Я с минуту просто смотрел на ее умиротворенное лицо, наслаждаясь его чертами. Моя мать плакала, когда била меня и причиняла мне боль. Харука тоже плакала, когда ей было жалко меня, и она закрывала глаза на насилие над своим младшим братом. Все женщины, которых я встречал на своем жизненном пути, все до единой, плакали и умирали. Но не она. Она не проронила и слезинки, когда я насиловал ее и причинял боль. Даже когда я убил на ее глазах людей, ее просто отвратительно вырвало, и она не побоялась помочь бездомному псу, который умирал под ее ногами. Кто ты такая, Хината? Ты не так проста, как кажешься на первый взгляд. Ты ведь другая, правда?
Серые глаза резко распахнулись, недовольно уставившись на меня. Сдвинув свои брови, она прошипела:
- Снова насиловать будешь?
Я громко рассмеялся, ложась спиной на постель.
- А ты хочешь?
- Спи! - вскричала она, снова сжав мою ладонь. - Ты боишься уснуть?
В ее лице проскользнула тревога. И с каких времен жертва стала волноваться о своем насильнике? Я снова рассмеялся. Ее щеки сильно покраснели. Схватив мое плечо свободной правой рукой, она притянула меня к себе и уткнула мое лицо в свою грудь. Когда мое лицо коснулось ее нежной кожи, она вздрогнула, но зажмурилась, пытаясь уснуть.
- Ты пытаешься задушить меня своими сиськами?
- Я пытаюсь успокоить тебя, как это сделала бы твоя мать.
- Моя мать? - спросил я, вдыхая ее запах. Такая теплая и мягкая... Мне нравился звук бьющегося человеческого сердца, исходивший из ее груди. Хорошо, что это не моя мать... Определенно, она интересная личность. Как бы мне хотелось иметь такую хозяйку.
Фанфик добавлен 23.03.2014 |
1231
0
