Раз в крещенский вечерок (глава 14, часть 2)
На звонок долго не отвечали.
- Может, он уже ушёл? – предположила Ханаби. – Проснулся и пошёл чинить окошко на новую квартиру?
Хината хмыкнула:
- Чтобы Наруто и вскочил поутру после пьянки? Разве что его Хокаге вызовет…
Ханаби, отметив про себя, насколько хорошо сестра знает привычки своего без году неделя парня, только скептически усмехнулась. Но от комментариев воздержалась – каждый в состоянии сам решить, как ему вести себя с объектом своих душевных томлений. Нээ-сан никогда не ехидничала по поводу её горе-кавалеров.
Наконец за дверью раздался шум, и, когда та распахнулась, миру явился сонный лик Удзумаки Наруто: в семейных трусах, колпаке и шлёпанцах на босу ногу.
- Ну кто тут ещё так рано… - начал было он, но, увидев Хинату, да ещё и не одну, осёкся. Сон как рукой сняло. – Хината-чан?
На его лице сразу появилась улыбка.
- Не думал, что придёшь.
Он чмокнул её в щёку и обнял. Хината сразу зарделась маковым цветом.
- Привет, Наруто-кун. Я тебе завтрак принесла. Точнее, уже обед, но всё равно… - прошептала она, протягивая ему пакет и надеясь, что Ханаби не заметила царапин на плечах и спине парня.
Но надежды были напрасны: Ханаби не просто увидела их, она так красноречиво посмотрела на сестру, что та захотела провалиться сквозь пол прямо сейчас.
- Ой, проходите, что же это я… - задёргался парень, пропуская гостей в квартиру. – Только у меня не прибрано, сто лет здесь не ночевал. А потом переезд, дружеские услуги бесквартирным друзьям и всё такое…
Взору девушек предстал коридор. Точнее, это могло бы зваться коридором, если бы не огромное количество пустых пачек из-под рамена, наваленной в кучу одежды и опять же пустых коробок из-под презервативов. Стало понятно, что бесквартирные друзья ходили сюда явно не одни. Наруто, проследив за взглядом Хинаты, ставшей почти пунцовой, что-то буркнул и стал быстренько сгребать их ногой под коврик. Пока он изображал из себя чистюлю, Ханаби изложила суть просьбы. Но ответить он не успел.
- Наруто-кун, ты бы оделся, - неожиданно хрипло подала голос старшая Хьюга.
Ханаби тактично отвернулась, пытаясь сдержать смех: семейные трусы хоть и были свободного покроя, не скрывали, что сон, из которого они вырвали Удзумаки, был явно эротического приятного содержания. А сейчас, когда он так неосторожно стал махать ногами, доказательство его мужской состоятельности многозначительно выглянуло из разошедшейся ширинки, словно приглашая воспользоваться оказией.
Наруто вопросительно посмотрел на свою девушку, потом вниз – туда, куда она, совсем смутившись, указала пальчиком, и, ойкнув, скрылся в комнате в один прыжок, во время исполнения которого, конечно же, ширинка разошлась окончательно.
Из спальни донеслось:
- Идите пока на кухню, я сейчас!
Едва зайдя на кухню и прикрыв за собой дверь, Ханаби разразилась хохотом и делала это так искренне, что Хината, не выдержав, тоже начала смеяться с ней за компанию, забыв о смущении.
- Весёлый у тебя парень, нээ-сан! – младшая, успокаиваясь, вытирала навернувшиеся на глаза слёзы. – Сразу демонстрирует родственникам невесты, что ей не придётся скучать по ночам. И как – в прыжке! Высокохудожественно!
Едва отсмеявшись, Хината снова прыснула.
- А представляешь, если бы на моём месте был Хиаши? Сонный Дзинчуурики в трусах, не скрывающих достоинств и устремлений, со следами женских ногтей на торсе, которые, конечно же, не могла оставить его скромная и воспитанная дочь, открывает дверь и: «Здравствуй, папа!»
Хината, сползая по стенке от смеха, выдохнула:
- Хана, хватит, я же сейчас задохнусь!
- Кстати, ты уже подумала, как будешь представлять их друг другу? – спросила Ханаби, сбивая с сестры веселье.
Хината в момент посуровела.
- Пока нет.
- Намекаешь, что твой вариант может быть ещё не самым весёлым? – улыбнулся Наруто, заходя на кухню к девушкам. Он уже оделся, но вид всё ещё имел помятый: на щеке был след от подушки, а волосы были всклокочены настолько, что местами сбились в колтуны. Правда, в старом оранжевом свитере с широким воротом и чёрных штанах парень смотрелся на диво мило, даже такой всклокоченный. Просто обнять и плакать – от умиления, конечно же.
- Простите, звукоизоляция у меня и здесь никакая, - улыбаясь, извинился он. – Это карма. Наверное, в прошлой жизни я любил подслушивать, и теперь меня наказывают.
Он поставил на плиту чайник, достал из шкафа чашки (на мгновение Ханаби показалось, что хозяин квартиры сам удивился – у меня и чистые? Откуда?) и присел на табурет.
- Ханаби, ты можешь не беспокоиться насчёт Хиаши. Я не обижу твою сестру. Когда она будет готова, то представит меня вашему отцу в новом качестве. А уж как это произойдёт… Надеюсь, что всё же не так, как ты описала.
Ханаби улыбнулась. Этот парень хоть на первый взгляд и был раздолбаем, обладал редким для блондина качеством – он её не раздражал. А ещё в его компании почему-то появлялось ощущение защищённости, спокойствия и улыбки, которую он всегда прячет для тебя за пазухой вместо кулака или кукиша. В нём как будто светило солнце, так и не показавшееся сегодня на небе.
- Я просто пошутила. Сестра так нервничала, когда вела меня сюда, что я решила немного разрядить обстановку.
Удзумаки посмотрел на мигом покрасневшую Хинату, начавшую что-то бормотать в своё оправдание, и рассмеялся.
- Начинай разряжать заново, она опять нервничает, - и притянул девушку к себе, усаживая на колени, словно ребёнка.
Хината покраснела ещё больше.
Наруто, видя это, тихонько прошептал ей на ухо:
- Хината, ты моя девушка. Я люблю тебя, твои привычки, странности, забавную стеснительность, красноту и даже родственников. Пусть они не умеют пить, накуриваются после первой же серьёзной ссоры с девушкой, - он с немного лукавым видом посмотрел на Ханаби, - и с самым невинным видом с утра пораньше требуют у первого помощника Хокаге информацию об агентах самого секретного отдела АНБУ.
- Секретный отдел АНБУ? – младшая Хьюга вскочила, словно на пружине, и заходила по комнатке. – Чёртов притворщик! Но зачем, скажи мне, зачем? Зачем?!
Вместе с последним возгласом раздался свисток чайника – оба они закипели одновременно. Хината бросилась к заварнику, словно спасаясь от тех искр, которые разбрызгивали вокруг себя напряжённые нервы её младшей сестры. Наруто же скрестил руки на груди и, улыбаясь, переспросил:
- Так всё-таки «узнать побольше о парне» или всё же «что он за тип такой, и как ему врезать половчее»?
Ханаби, уже сожалея о вспышке (и явно чувствуя себя виноватой перед сестрой, которая теперь глядела на неё очень, ну просто очень строгими и грустными глазами), плюхнулась обратно на свой табурет и с досадой произнесла:
- Уже и сама не знаю.
Потом вздохнула и, пригорюнившись, опустила голову.
Наруто, взяв в руки чашку, поднесённую ему виновато улыбающейся Хинатой, снова усадил её себе на колени и вскользь поцеловал её в щёку – так мимолётно, словно они уже вместе сто лет и подобные вещи – обычное проявление нежности, естественное для них. Маленькая демонстрация того, что всё в порядке и извиняться не нужно. Девушка немного взбодрилась духом и подняла глаза.
- Прости, Наруто-кун, я не подумала, что информация о Сае будет настолько секретной. Мы не хотели узнать его особые способности или историю жизни. Ханаби просто было интересно, отчего он, проиграв вначале почти всухую, так отыгрался потом, и даже полученная травма не помешала ему вести бой.
- Может, протрезвел? – улыбнулся ей парень.
Ханаби хмыкнула на своей табуретке.
- Он был не настолько пьян… Да и потом, с сотрясением драться намного тяжелее, чем под мухой. Два спарринга – и чувствую себя так, будто меня обманули, но в чём, понять не могу.
Наруто, посмотрев на круги под глазами девушек, мысленно извинился перед другом и задумчиво посмотрел на чай. На поверхности вертикально висели две чаинки, упорно не желавшие тонуть. «К удаче, - мелькнула в голове мысль, – только к чьей?»
- Могу предложить только собственные наблюдения. Мелочи, штрихи к портрету, как бы он сам выразился. Годится?
В глазах Ханаби загорелся такой яркий огонёк, что Дзинчуурики стоило больших усилий сдержать улыбку. «Бой, говоришь, проиграл? Только это тебя интересует? Ну-ну…»
- Ладно, - вздохнул он, отпивая. – Только учти, что я не великий психолог, и философские основы его бытия мне неизвестны. Есть главное – он отличный друг. Не без странностей, это да. Но кто нынче без них? Я? Ты? – он вопросительно посмотрел на Ханаби, и та помотала головой. – Вот именно. У всех тараканов навалом. У кого-то синенькие, у кого-то красненькие. Иногда мне даже кажется, что это не шиноби воюют и убивают друг друга, а насекомые, сидящие в наших головах, устраивают бега на выживание.
Он помрачнел и хлебнул чайку, явно задумавшись о чём-то неприятном.
- А какого цвета они у Сая? – осторожно полюбопытствовала Ханаби, прикидывая, что за звери водятся у неё самой. Выходило, что сколопендры – не меньше.
- У него они чёрно-белые и все в форме пенисов, которых тот поминает к делу и без. Это Сай так шутит. Обожает выводить людей из себя подобными приколами, часто делает это осознанно и специально – границы самоконтроля окружающих тебя людей лучше знать с самого начала. Это он так считает. Сказал, так в книге написано. Книг, кстати, этот «с-виду-мачо» читает как настоящий ботан, особенно про взаимоотношения людей. Эта тема – его конёк и больное место одновременно. Он не всё понимает и иногда теряется. Впрочем, сама увидишь. Это не передать словами.
Ханаби, задумавшись, пыталась представить себе миллион маленьких чёрно-белых пенисов, ползающих в голове Сая, но либо выходило слишком сюрреалистично, либо они складывались в один большой мужской орган, который в голове у её вчерашнего знакомца ну никак не укладывался.
- Больное место?
Наруто на секунду задумался, прикидывая, что из той старой истории можно рассказывать, а что нет. В принципе, появление Валета АНБУ в команде номер семь проходило вполне официально, а их первые стычки и без того пол-Конохи слышало. Но вот причины такого его поведения, тянущиеся в «корневское» прошлое, – тема довольно закрытая…
- Он тяжело интегрировался в нашу команду. Так уж жизнь сложилась, что Сай забыл, какие они – обычные чувства. Конечно, не сам – нашлись доброжелательные экспериментаторы, куда же без них. Подробности рассказывать не буду, это тема для совсем других посиделок – на допросе у Ибики. Но тогда, впервые оказавшись в нашей компании, этот идиот даже не понимал, что именно держит нас вместе. Потом понял, но… Это было непривычно, а поэтому очень тяжело. Он не знал, что теперь со всем этим делать, как вести себя в новых обстоятельствах. Но Сай старался, как мог. Читал всё, чтобы найти ответ – как?
- Помогло?
- Нет, - улыбнулся Наруто, вспоминая те времена, - только навредило. Мы от его фальшивых улыбок за милю шарахались, а он всё думал, что «это способствует возникновению доверия». Но потом оказалось, что он отличный парень. Даже если не умеет улыбаться.
- Не уметь улыбаться? Как это?
Наруто в момент стал серьёзным.
- Это хреново, Ханаби. Поверь мне, это очень хреново.
Она попыталась себе представить, какой должна быть жизнь человека, чтобы в ней не было место улыбке, даже случайной, мимолётной и часто неосознаваемой. Ни радости, ни счастья, ни ласки, ни поддержки. Как нужно выгореть изнутри, чтобы ничего этого не осталось. Как можно вообще выжить, если всё вокруг и ты сам – такие. Чтобы остаться после всего этого человеком, нужно быть кем-то особенным.
- Но теперь он улыбается? Вчера он улыбнулся мне, когда мы говорили, и улыбка не показалась мне фальшивой…
- Улыбается. Теперь – да. Но никогда нельзя точно сказать, чему. Победе над врагом? Бабочке, красиво пролетевшей над ещё не остывшим трупом? Его видение мира сильно отличается от обычного. То, что для нас просто очередной момент из жизни, для него – новость. Откровение. И он рисует его – всегда рисовал, сколько себя помнит. На одной из миссий Сай как-то признался мне, что если бы не искусство, то он бы просто сдох.
- Нечем стало бы убивать?
- Нет. Ты уже знаешь, что вакидзаси (прим. авт.: вакидзаси – короткий меч) он владеет так, будто это его собственная рука, - Ханаби, насупившись, кивнула. Этот факт в их сражении стал неприятной неожиданностью и сыграл не в её пользу. – Не поручусь, что лучше Учихи, но, знаешь, в их спарринге на «железе» без применения техник они бились на равных. Так что способности к ведению боя тут не причём. Убивать можно и вообще без оружия – как ваше семейство, например. А искусство для него – это жизнь. Акт сотворения. Когда он рисует, он чувствует. Именно поэтому ему удалось остаться человеком, сохранив в душе последнее – чувство прекрасного.
Наруто отхлебнул чаю и, немного обжегшись, поморщился. Он чувствовал себя немного неловко. Вместо драки они, словно девчонки на пижамной вечеринке, обсуждали красивых парней. Успокаивало только то, что геем его при этом не считали.
Ханаби вспомнила – белая кисть руки, лежащая на чёрной оплётке рукояти короткого меча. Вторую почти не видно – она рисует и мелькает так быстро, что глаз не успевает. Обычный глаз, но её Бьякуган видел, как именно оживают те животные, что он создавал. Оживают и умирают.
Это было красиво.
- Но я всё равно не понимаю, - вздохнула Ханаби. – Он хотел выяснить границы моего самоконтроля? Наказывал за что-то ведомое лишь ему одному? Срывал на мне злость за неудачную вечеринку? Выяснял слабые места, чтобы…
- Почему бы тебе просто не спросить его самого? – перебил её Наруто. – Спроси в регистратуре палату, ещё успеешь проведать. Можно без апельсинок и цветов – всё равно не оценит.
- Потому что не знаю, извиняться мне перед ним или добавить надо, - призналась Ханаби.
- А ты ему так и скажи, - улыбнулся ей парень, - что не знаешь.
- А он ответит?
- Ответит, причём честно. Ложь Сай ненавидит больше всего.
Ханаби смутилась.
- Это не будет казаться наглостью? Учитывая его прошлое… Не будет казаться, что девушка, знакомая с ним считанные часы, лезет в душу грязными сапогами тридцать шестого размера? Или, - она смутилась ещё больше, - приставаниями?
Сразу вспомнилось: взгляд чёрных глаз, его запах. Его голос: «Что ты представляла себе, маленькая ведьмочка, когда раздевала меня? Когда твои ладошки касались моего тела?» Даже сейчас, всего лишь от воспоминания о том моменте, когда он, полуодетый, стоял близко-близко, по спине начинали бегать мурашки, и щекотание их усиков было чертовски непозволительно приятным.
Допив чай, Удзумаки поставил чашку на подоконник и взглянул на младшую Хьюга. На её раскрасневшиеся щёки. На помятый, невыспавшийся и растерянный вид. Взглянул в глаза, которые та уже не знала, куда деть от такого пристального внимания. Наруто был серьёзен – так, как только может быть серьёзен человек в эту самую минуту решающий, чем будут для друга те слова, что он собирается сказать сейчас: спасением или предательством?
Он решился.
- Ханаби, у моего друга в последнее время было очень, очень плохо на душе. На это были свои причины, которые никого, кроме него самого, не касаются. Даже меня. В первую очередь потому, что понять их так, как понимает он сам, я не в состоянии. И никто не в состоянии. Все те, кто и в самом деле считает себя друзьями Сая, просто поддерживают его, чем могут. Но мы все – шиноби. Лучший разговор, который возможен между нами – это язык кулаков, язык боя. Подумай, чем было ваше второе сражение – то, в котором он всё же решил открыться тебе. Если Сай обидел тебя, оскорбил, и ты хочешь отомстить – мсти мне. Я оплачу этот долг, возьму на себя. Но если… Чёрт, я не умею говорить о таком!
Наруто скривился и в тысячный раз проклял свою бестолковость и косноязычие. Но тут заговорила Хината.
- Сестрёнка, мне кажется, что Наруто-кун хочет сказать: если между вами вчера проскочила искра, понятная лишь вам обоим, и тебе хочется убедиться в том, что это не иллюзия – иди к нему.
Ханаби вспыхнула, как маков цвет, залепетав что-то о том, что её неправильно поняли, и вообще, ничего такого нет, они просто дрались, и в этот момент Наруто поразился, какими же похожими могут быть две такие разные девушки. Всего-то надо завести речь о парнях. Не просто о парнях, а о тех, которые что-то для них значат.
Он вспомнил вчерашний вечер. Злого, пьющего и нахально язвящего Сая – своего друга, который никогда не делал ничего необдуманно. Даже шутки с Яманако. Удзумаки был уверен – это очередная попытка выйти из кризиса. Раздражая Ино, он надеялся увидеть в девушке что-то ему ранее не встречавшееся. Обретя вчера свою собственную любовь, Наруто неожиданно понял, что неосознанно, но так настойчиво друг всё время искал: свой идеал девушки в реальной жизни. Тот самый, который не опишешь словами, но который чувствуешь каждой фиброй души, даже если от неё остался жалкий огрызок. Неужели бой с Ханаби стал таким отправным пунктом?
Удзумаки неожиданно улыбнулся, притянул к себе Хинату, и та неслышно пискнула то ли от удивления, то ли от радости. Мина на её лице при этом стояла непонятная, но всё равно довольная.
- Ханаби, Сай не дерётся с кем попало. Тем более – два раза. Он мастер «уйти в тихую», уж поверь мне. Как и любой АНБУ. И фиг бы ваш Бьякуган его нашёл. Он не только очень хороший боец, он очень опытный шпион, с интуицией, которой хватит на прикрытие десятка таких проблемных задниц, как его собственная. А все эти ночёвки у незнакомой девушки в комнате, повторные сражения, даже заигрывания (заигрывания, заигрывания, не сомневайся – уж я-то знаю!)… В общем, он никогда бы не стал вести себя так, если бы ты оставила его равнодушным.
На лице девушки мелькнуло нечто вроде смеси довольства собой и надежды. Но, успокоившись было, она вновь нахмурилась.
- Наруто-кун, а почему ты сказал, что Сай – проблемная задница?
Удзумаки, уже в сотый раз за эту встречу, прикусил себя за язык. Проворчал:
- Да потому что с его характером он умудрится что-то ляпнуть и всё испортить даже в самой идеальной ситуации.
- Это из-за его прошлого? – поняла Ханаби.
- Да. А ещё из-за характера, который образовался под влиянием этого прошлого. Ну и, конечно, дурное влияние команды номер семь: молчаливый интроверт перестал скрывать свои мысли, явив их миру, оказался настоящей оторвой. Лучше бы он и дальше молчал, тебане. Мне и от одного Учихи яду хватало.
- И поэтому от него девушки сбегают? Он говорит им гадости?
- Ничего подобного. Он всегда говорит правду и только правду. Но он и видит её по-своему. Художник, фигле…
- То есть?
- То есть если девушка пришла на свидание накрашенная, как клоун, он так и скажет. Если она дура, то убедительные аргументы он тоже подберёт. Мало кто без слёз убегал… Мне иногда кажется, что тут есть такой закон: чем смазливее морда – тем больше на неё вешается дурочек. Чем больше дурочек – тем меньше можно стесняться в выражениях и щадить чьи-то чувства. Всегда будут ещё.
Ханаби кивнула. Щадить чувства тех, кто тебе не только безразличен, но даже раздражает, она также не стремилась. Другое дело, что у каждого человека есть определённый набор болевых точек: запахи, причёски. Кого-то раздражает, если собеседник говорит слишком медленно, кого-то – если приходит на свидание в красных носках. Её саму дико бесили слишком сладкие мужские одеколоны и вид чуть засаленных волос (всё же история с маской из репейного концентрата не прошла для неё бесследно).
- Наруто-кун, а какие девушки задерживались дольше всего? Чего нельзя делать ни в коем случае?
Она с надеждой посмотрела на Дзинчуурики, и тот только махнул рукой: чего уж там, если принялся сливать информацию, то сливай всё!
- Не пытайся казаться. Это самая страшная ошибка. Если ты дикая, и хочешь врезать ему за грубость – так и сделай. Он вытерпит, даст сдачи, уклонится или вернёт удар – по обстоятельствам. Но не надо лгать. Не пытайся спрятаться за маской котёнка, если ты тигрица – Сай видит такие штуки насквозь и терпеть не может притворства.
Ханаби кивнула, в сотый раз вспоминая вчерашний вечер. И утро… Была ли она неискренна? Нет. Он на самом деле был любопытен ей и искренне симпатичен. Врезала она ему тоже от души.
- Отлично. Я тоже терпеть не могу, когда парни начинают что-то строить из себя. В этом мы похожи.
Ханаби сама не заметила, как начала рассуждать в ключе, насколько они совпадают. Впервые она так тщательно готовилась к простой встрече с парнем, с которым, может быть, у неё ничего и не срастётся. Но почему-то ей было весело, как на первом задании по сбору информации, где надо было выяснить, в каком месте на теле посыльный спрятал письмо. После этого Неджи ещё принёс ей шоколадку и сказал, что это судьба всех Хьюга. И вообще, в своей практике шиноби ей придётся не только заглянуть, но и побывать в жопах и похуже.
Наруто чуть улыбнулся: вероятно, Сай ответил бы так же. Может, эти двое и вправду подходят друг другу?
- Не предпринимай попыток эпатажа. Особенно эротического. Скажу честно – баб… - он закашлялся, косясь на Хинату, и спешно сделал вид, что оговорился. – Девушек у него было много. Просто дофигища. Не потому что он бабник или сексуальный маньяк. Хотя, может, где-то в душе, как и любой мужчина… Ну, да не важно. Когда Хината так ёрзает на коленках, слушать мои рассуждения на тему маньяков опасно, - старшая сестра сразу замерла тихой мышкой, и Удзумаки перевёл дыхание. – Так о чём это я? А! Всякие там «а-я-вот-какая-необычная-разбитная-современная» Сая не волнуют вообще. Нужна какая-то изюминка. Что-то особенное, но не поверхностное, вроде макияжа или одежды, а идущее из самой сути. А тех, кто пытается привлечь его внимание подобным образом, ждёт крутой облом. Он включает такого отморозка, что даже Учиха исподтишка завидует, засовывая голову в холодильник.
Ханаби вспомнила непробиваемое выражение лица Саске и удивилась: вчерашний гость не показался ей чем-то похожим.
- Например?
Наруто покосился на Хинату, но та только одобряюще улыбнулась.
- Однажды он при всей честной компании на вопрос: «Сай, душенька, скажи, ты любишь эротическое разнообразие?» абсолютно спокойно ответил: «Конечно. Иногда дрочу левой».
Удзумаки слегка улыбнулся, вспомнив завистливую мину Учихи, целую неделю втайне мечтавшего брякнуть что-то подобное. У него тогда даже возникло подозрение, что Саске собирается это сделать специально: привлечь какую-нибудь очередную дурочку и так же красиво её отшить, чтобы мерзкий художник тоже проникся. Хотя, конечно, Учиха, заявляющий, что он самоудовлетворяется руками по очереди, – это, конечно, из области фантастики. Да и среди фанаток породило бы нездоровый интерес: вместо одной толпы возле его дома наверняка сразу стало бы две – претендентки на роль «правой» и «левой». Может, именно потому он и смирился, не стал…
Ханаби чуть не хрюкнула от смеха, и её глаза загорелись азартом – ну почти как тогда у Саске. Искорки интереса всплыли на самую поверхность и блестели настоящими драгоценными камнями. Впервые она так хохотала над приколами парня, которого даже не было рядом. Возможно, дурацкими, но зато они казались ей смешными, в отличие от юмора тех ребят, которые считали себя настоящими профи в анекдотном деле.
- Ещё! – потребовала она от Наруто, когда дыхание вернулось в норму. – Что мне ещё следует знать?
Удзумаки задумался.
- Осторожнее с рассуждениями об искусстве. Для того, кто живёт им, напускная культурность кажется противным блефом, фальшивым и раздражающим. Ксо, даже если это идёт от души, не делай неожиданно трагического лица и не начинай следом читать стихи.
- Его раздражают неожиданно трагические лица?
– Скорее ситуация: «Сидим, болтаем о погоде, и тут бряк – стихи». Подавитесь вашим искусством! Кушайте, не обляпайтесь! Тем более, что мы тогда действительно кушали – решили зайти в «Ичираку» всей компанией… - вздохнул, вспоминая, Удзумаки.
- И что он сделал?
- После того, как мы все прослушали одну очень патетическую и авангардную поэму, где главной рифмой было… - Наруто на секунду задумался, - пожалуй, её полное отсутствие, с лихвой компенсируемое такими завываниями, что из раменной люди стали разбегаться, Учиха уже хотел удавить нашу чтицу-певицу (да и я, и, готов поспорить, каждый из нас), а девушка всё не унималась и принялась трогательно тянуть: «Ночь, улица, фонарь, аптека…», Сай, раздражённо взявшись за голову, громко продолжил, перебивая…
Наруто одним быстрым жестом прикрыл Хинате уши так, что та и опомниться не успела, только глаза открылись широко-широко.
- «…Мороз, лопата, пенис, ипотека». Потом матюкнулся в том же авангардно-завывательном тоне, да так, что вся забегаловка и ещё с пол-улицы на него уставились. А он оглянулся, недоумённо пожал плечами и с абсолютно невинным видом спросил: «Так ты это к чему?»
Хината, которой вновь вернули возможность слышать, надула губы – Ханаби снова почти валялась на полу от хохота, и в её судорожных движениях можно было прочитать: прости, сестричка, но такой экземпляр упускать нельзя. Пусть вчера у него шутки были дурацкие, но и я же не блондинка, в конце концов! Впрочем, старшая была рада, что нервозное, нерешительное настроение младшей испарилась. Вместо него возник какой-то боевой задор, решимость, и что-то почти неуловимое, но вполне осязаемо попахивающее новым романом. Впрочем, новый роман – это намного лучше, чем начинающийся невроз и тяжкие раздумья. Уж она-то знала!
- Время для посетителей заканчивается через час, - напомнила сестре Хината, - поспеши!
Ойкнув, Ханаби вихрем сорвалась с места.
Старшая Хьюга, неожиданно снова оставшись с Наруто одна, тоже улыбнулась, обвела кухню хозяйским взглядом и спросила:
- Ну что, за уборку?
Удзумаки притянул её поближе и кивнул. Единственная комната, которую ему хотелось сейчас прибрать, была спальня, куда он, подхватив свою девушку на руки, и направился.
- Начнём с замены постельного, - тихонько прошептал он ей на ухо, и хотя Хината по привычке покраснела, но кивнула и прижалась к нему поближе.
***
Дверь госпиталя была открыта. В регистратуре сказали номер палаты. Поднявшись по ступенькам и найдя нужную дверь, она постучала. Не услышав ответа, постучала снова и, пожав плечами, приоткрыла дверь.
- Сай?
Ответа не было. Пару шагов вперёд. Ширма. Койка.
- Ты спишь? – тихонько.
Шиноби спал, весь опутанный проводами и трубками. Под глазами темнели круги. «Значит, всё-таки сотрясение», - подумала она с сожалением. Калечить друга своего брата, ещё и притащившего того домой на горбу, она не хотела. «Ладно, подожду, пока проснётся, и извинюсь», - решила девушка и присела на стул возле кровати.
…И сразу же вскочила, сообразив, что там что-то лежит. Это был кусок картона. Взяв его в руки, Ханаби вздрогнула: на неё посмотрела она сама. Полуоборот головы, упрямый, дерзкий взгляд, совсем не подобающий дочери главы клана. Немного превосходства в изогнутой улыбке, словно говорящей: я сильная, со мной не справиться так просто. А ещё брови – одна чуть приподнята, вторая слегка опущена: склонность к язвительности, сарказм. Глаза: любопытство, веселье и ещё что-то неуловимое, что превращало её в человека, в девушку, в сильную, незаурядную личность. Лицо можно было бы назвать холодным и злым, если бы где-то за гранью не чувствовалось благородство, оптимизм и немного грустная, но отчётливая доброта – не та, что раздаёт конфеты детишкам по переулкам, а что способна пощадить даже лютого врага. Это было то, какой она видела себя. Это был тот лик, о котором знали лишь избранные: Неджи, Хината, команда. Для всех остальных существовала маска отличницы и умницы, сильной куноичи и уважительной младшей дочери.
«Откуда он узнал? Ведь мы познакомились только вчера...»
Она вглядывалась в набросок и не могла оторваться. Сестра говорила что-то о его выставках, о признании… Всё это казалось мелким сейчас. На маленьком карандашном наброске была изображена её душа без прикрас. Ханаби протянула руку, словно желая удостовериться, что это всего лишь портрет, тут нет никакого обмана, но сразу же отдёрнула, побоявшись что-то испортить. Это был шедевр. И всё же картине чего-то не хватало…
- Нравится? – тихий голос заставил её вздрогнуть.
Она поспешно отложила рисунок на тумбочку.
- Ты нарисовал это сегодня? – спросила она, удивлённо понимая, что голос чуть дрожит от волнения.
- Да. Как только смог нормально держать в руках карандаш, - ответил он, глядя прямо ей в глаза. – Но я ещё не закончил. Уснул. Прости.
Ханаби поёжилась. Почему-то показалось, что на неё смотрит пустота – никаких оттенков чувств, никаких красок. Чёрный и белый. Смотрит, испытывая, проверяя – что ты видишь, что скажешь, на что решишься?
И она ответила – таким же пристальным и долгим взглядом.
- Я знаю. Ты забыл добавить один очень важный элемент.
Кажется, или что-то мелькнуло на дне? Удивление? Любопытство?
- Что? – лёгкая полуулыбка на бледных губах.
- Себя.
Сай закрыл глаза, вздохнул и прошептал:
- Я знал, что не ошибся в тебе, - и снова взглянул на девушку.
Ханаби снова вздрогнула. Пустота исчезла. Теперь на неё смотрел самый настоящий мир со всеми оттенками радуги. Красный цвет страсти, оранжевое веселье – то самое, разделённое на двоих. Жёлтый цвет солнца, на который смотрят влюблённые, провожающие и встречающие рассветы и закаты. Зелёный цвет весны, обновления, ощущения полноты жизни, без которого становится тошно есть, спать, дышать. Голубой цвет неба, моря, свежести, ветра – наполненные бризом лёгкие исходят восторженным криком. Синий, наполненный глубиной цвет ночи – зовущей, томной, бархатной. Фиолетовый цвет гармонии: притяжение неминуемо, сочетаемость неоспорима.
Он улыбался ей, манил, звал. Он хотел быть её, этот мир в его глазах. Он хотел, чтобы она была его.
«Чёрт, что же ты со мной делаешь, мерзавец, - неожиданно подумала она, прикусывая губу. – Всего пара фраз, а я уже дрожу и дёргаюсь. Дурочка. Что со мной?»
- Ты останешься? – голос Сая снова вывел её из равновесия. – Совсем ненадолго. Хочу закончить портрет.
Ей на секунду стало страшно. Если его интересует только портрет, то…
- Если хочешь, я не буду рисовать. Просто останься. Маленькая ведьмочка…
Последнее он сказал уже с улыбкой. Получилось так странно, как будто они встречаются уже много лет, и это их прозвища друг для друга: ведьмочка и… кто? Художник? Тупо. Отморозок? Обидно.
Растерянность – самое редкое, что с ней бывало, и чего она опасалась больше всего. В бою это равносильно смерти, а в жизни? В жизни, когда оказываешься в такой ситуации, самой хочется умереть. Ну, или дать дёру, что Ханаби и поспешила сделать.
- Мне нужно идти, - сказала она, спешно отступая к двери.
- Стой! – почти закричал художник, поднимаясь на постели. – Пожалуйста, подожди!
Ханаби обернулась и замерла. Больной остервенело срывал с себя датчики, пытаясь встать с кровати, и в его взгляде было такое отчаяние, что она остановилась.
- Что ты делаешь?
В голову сразу закрались утренние мысли: она вырубила его, второй раз просто безответственно согласившись на бой, а теперь пришла в больницу и издевается над пациентом.
- Не уходи, пожалуйста, - увидев, что девушка остановилась, он стал действовать осторожнее, но вырываться из объятий аппаратуры не прекратил. – Я прошу тебя. Ханаби.
Она снова вздрогнула. Никто и никогда не произносил её имя так, что у неё подгибались коленки. Так, будто выдыхают драгоценность. Осторожно, сладко, трепетно.
Девушка не понимала, почему… как… что происходит? Что изменилось со вчерашнего вечера и сегодняшнего утра, когда она могла спокойно говорить с ним, не теряясь и не краснея. Ну, почти… Или тот факт, что он смог увидеть её настоящую, изменил её отношение? Увидеть, принять, нарисовать. И показать, что это красиво. Она красива.
Сай, осторожно вынув из вены катетер, закрутил капельницу и подошёл к ней. Медленно – так, будто боялся спугнуть. В его глазах снова бился радужный мир, молящий не отводить глаз, выслушать, понять. Но художник молчал и просто смотрел на неё.
- Зачем ты мне соврал? – спросила она, только чтобы прервать затянувшуюся паузу, чтобы не выносить больше пытки этим безмолвным криком.
- Когда? – уточнил тот, чуть нахмурившись.
- Во время первого боя. Ведь ты мог спокойно вырубить меня ещё тогда. А ты… просто поддался, да? Зачем?
Сай улыбнулся – устало, одними краешками губ. Ханаби, невольно обратившая на это внимание, удивилась: предыдущие улыбки этого человека казались ей фальшивыми, чуждыми его лицу. А вот эта – короткая, мимолётная – была другой. Настоящей. Пусть и неброской, но зато искренней.
- Хотел увидеть тебя настоящую. Когда ты сердишься и когда веселишься. Когда смеёшься и когда серьёзна. Когда пренебрегаешь и когда заботишься. В победе и в поражении.
- Зачем? – снова повторила она, удивлённо.
- Затем, что когда увидел тебя в том внутреннем дворике в окружении снежной пыли, то понял, что хочу нарисовать тебя. А когда стал рисовать, понял, что это серьёзно.
- Рисование?
- Ты.
- Я?
- Да. Ты станешь моей девушкой?
Они смотрели друг на друга. Щеки Ханаби пылали так, будто у неё была лихорадка.
- Не нравлюсь? – тихо поинтересовался он, опуская глаза в пол и слегка закусывая нижнюю губу.
Ханаби не знала, что ответить. Чем дальше, тем больше ей казалось, что он – тот, кого она искала. Но признать это было страшновато. Рядом с ним она менялась, не узнавала собственных мыслей и реакций. Это было непривычно, увлекало и заставляло сердце так сладко трепетать… Чувство, которое она испытала, глядя в его глаза в тот момент, когда он почему-то решил открыться ей, снять свою маску в обмен на её собственную, было сродни откровению. Но это же и заставляло задуматься, насколько всё это правдиво. Разумно ли будет поверить почти незнакомому человеку? А вдруг всё, что она сейчас видит и чувствует, только иллюзия, которую она придумала себе? Да, она видит через наведённые гендзютсу, но собственный печальный опыт подсказывал, что если иллюзию наводит она сама, руководствуясь романтическими устремлениями души, то, чтобы выйти из неё, требуется боль. И чем глубже заблуждение, тем сильнее ушибаешься, выпадая обратно в реальность.
Ханаби глубоко вдохнула и сделала шаг вперёд, оказавшись с художником практически лицом к лицу.
- Мне нужно время, - попросила она и добавила, чуть подумав: - Сай.
Она всем телом почувствовала, как он вздрогнул от звука своего имени. Это заставило девушку улыбнуться. Ей не почудилось. Взаимность неизбежна.
- Сколько угодно, - тихо прошептал он, - только останься ещё немного.
- Ради портрета?
Он не знал, что ответить. «Ради извинения за причинённые неудобства»? «Ради любви к искусству?» «Ради…» Чего?
- Нет. Ради меня.
Она улыбнулась.
- Я ещё не сказала «да». Не рано ли просить такие вещи?
Он улыбнулся в ответ. Пусть такие гримасы смотрятся на его лице фальшиво – он знал это, друзья говорили. Пусть Ханаби не понимает его пока. Но он не мог не улыбнуться, глядя на неё.
- Прости. Иногда я говорю глупости, не понимая чувств людей. Ты научишь меня останавливаться?
Она провела рукой по его щеке, с удовольствием отмечая, как колется отросшая за прошедшие сутки щетина. Сутки, которые они, фактически, уже были вместе.
- Я попробую.
- Не боишься?
Ханаби на секунду растерялась: перед ней снова стоял тот самый чуть нагловатый и немного странный парень, притащивший брата домой. Тот, что мог спокойно шутить и флиртовать с ней где-то на грани дозволенного. Тот, чей сумасшедший взгляд не заставлял всю её душу выворачиваться наизнанку. Тот, с которым она не боялась себя – а только за себя. Она поняла – тот Сай, который внутри, дал ей передышку, в которой она сейчас нуждалась. Время. Их время. А ещё где-то подсознательно она почувствовала: долго быть таким вот открытым ему тоже пока тяжело. Непривычно, так же, как и ей.
Девушка улыбнулась.
- Нет. Я же всегда смогу побить тебя снова, - она на секунду запнулась, подбирая прозвище, потом со вкусом произнесла любимое слово братца: - Неудачник.
Ханаби уселась обратно на стул и демонстративно положила ногу на ногу, жалея, что на ней обычные штаны, а не юбка. Было бы интересно посмотреть на его реакцию, даже учитывая риск запретной (во всяком случае, пока!) эротической провокации.
– Так что, говоришь, употребил вчера Неджи? И какую роль во всей этой истории сыграли блондинки?
***
Засыпая вечером в своей плате, Сай знал, что мир поменялся. Иногда это происходит незаметно, исподволь, иногда это следствие войны, иногда – революции в умах людей. Но и то, что происходит с одним человеком, тоже меняет мир, потому что он состоит из людей. Таких, как он. Таких, как Ханаби.
Уверенности, что эти их отношения будут долгими, не было. Но эта девушка была особенной – это точно. И он, хотя их знакомство насчитывало часы, успел стать для неё кем-то выделяющимся из общей массы. Он не знал, на что похожа любовь, и давно оставил попытки идентифицировать в себе это чувство. Но сейчас думалось – рано сдался. Может, просто не было ничего, поэтому и не идентифицировалось? Та волна, которая поднялась в нём, стоило им оказаться рядом, заглянуть в серые, почти прозрачные, хрустальные глаза… Может, это оно и есть?
Он закрыл глаза и улыбнулся. Сакура, примчавшаяся на визг приборов, просигнализировавших об отсутствии кардиограммы, выгнала посетителей, отобрала картон и пообещала в следующий раз поставить капельницу прямо в задницу. Потому что такому п*дору, который не ценит заботы друзей, услуга должна принести только удовольствие. И вообще, Харуно долго шумела, но всё равно Сай видел, как хитро напарница улыбалась, посматривая на дверь, за которой скрылась ошарашенная её праведной яростью младшая Хьюга.
Художник знал, что завтра Ханаби снова придёт. Посещение открыто с девяти. В больницу она придёт в девять, но в палату зайдёт только через полчаса, якобы спокойная и почти безразличная. Но всё спокойствие улетучится, когда она увидит его новую работу. Ведь он всё равно нашёл, на чём рисовать. А двери в палату можно и поменять. Обязательно.
Фанфик добавлен 16.05.2012 |
2614
0
