Трудности перевода. Глава 12. 24 часа
Глава 12
24 часа
24 часа
«Служили истуканам их, которые были для них сетью.
И приносили сыновей своих и дочерей своих в жертву бесам; проливали
кровь невинную, кровь сыновей и дочерей своих, которых приносили в
жертву идолам ханаанским... Оскверняли себя делами своими, блудодействовали
поступками своими».
Ветхий Завет, Псалом 105:36-39
♪Skillet - Whispers in the Dark
♪Lorde – Everybody Wants To Rule the World*
И приносили сыновей своих и дочерей своих в жертву бесам; проливали
кровь невинную, кровь сыновей и дочерей своих, которых приносили в
жертву идолам ханаанским... Оскверняли себя делами своими, блудодействовали
поступками своими».
Ветхий Завет, Псалом 105:36-39
♪Skillet - Whispers in the Dark
♪Lorde – Everybody Wants To Rule the World*
— Не кипишуй, братец. Я вот прикупил тебе кое-чего... — Выскакивающие из уст Амаймона оправдания звучали не очень-то убедительно, однако взгляд Мефисто с резко раздражительного переменился на радостный, когда младший брат выудил из глубокого кармана красиво упакованную коллекционную фигурку.
Самаэль за секунду выхватил желаемый предмет из когтистой руки брата и, распаковав его, водрузил на стол рядом с другими такими же. Вдоволь налюбовавшись на подарок, Мефисто смахнул слезу умиления и вновь покосился на Амаймона.
— Я просил ещё кое-что... — Демон стал постукивать коготками по отполированной поверхности стола и выжидающе смотреть на младшего брата.
— Не смотри на меня так, я ничего не забываю, — пофигистично произнёс демон и извлёк из большого пакета на полу достаточно увесистое коллекционное издание «Властелина колец». На коробке, помимо красивых узоров и украшений, было выгравировано содержимое издания. Смотрелось весьма эффектно, и Мефисто удовлетворённо кивнул.
— Молодец. — Фауст махнул рукой, и коробка по его желанию взмыла в воздух и засела на полочке в шкафу.
— Зачем тебе это? — задумчиво спросил Амаймон, открывая новый леденец и запихивая в рот. Спросил скорее не потому, что было интересно, а потому, что молчать он не любил.
— Это не твое дело, братец, — нарочито ласково ответил ему Самаэль и продолжил, казалось бы, заниматься своими бумажными делами. — На тебя денег не оберёшься. Много потратил? Можешь не отвечать, знаю, что много.
— С каких это пор тебя стал интересовать вопрос денег?
— С тех самых, с каких одна из моих кредиток оказалась в руках другого человека. Не просто человека — женщины, — ответил Фель, делая особый уклон на слове «женщины».
— Ох, точно, забыл совсем. Я тут кое-что нашёл... — Амаймон выудил из, казалось бы, бездонного кармана амулет на тонкой, порванной цепочке и бросил его прямо под руки старшему брату.
Самаэль оторвался от своей работы и, взяв кулон, нахмурился. Провёл пальцами по самому амулету, по порванной цепочке и сломанному замочку, затем, не отводя взгляда от предмета, спросил:
— Где ты взял его?
— Похоже, что это твоя девица обронила. И кажется, она была не очень довольна тем, что какие-то три мужика запихивают её в машину. — Амаймон догрыз леденец и как ни в чём не бывало стал открывать новый. Ситуация, казалось бы, его совершенно не беспокоила.
— Понятно, — только лишь сказал Самаэль и, положив кулон на край стола, вновь вернулся к работе.
— Не будешь спасать свою практикантку?
— Позже, — ответил демон, не отвлекаясь от печатания на компьютере. — Кое-кто должен понимать, что по чужому городу нельзя ходить в одиночку.
Амаймон тихо «угукнул» и начал листать очередной местный журнал о культуре Японии. Кабинет ненадолго наполнился тихим стуком по клавишам клавиатуры, изредка прерываемым теми моментами, когда Мефисто отвлекался на копание в других бумагах. Фель смотрел на белый монитор и чёрные буквы и понимал, что совершенно не думает о том, что пишет. Находясь будто бы в тумане, он набирал текст не иначе как по инерции. Всё ещё продолжая набирать слова, он перевёл взгляд с монитора на разорванный амулет и ненадолго заострил на нём внимание. Лицо демона озарила улыбка, а глаза засияли в предвкушении чего-то грандиозного - так, как блестят глаза у детей в канун Рождества.
— К тому же... думаешь, мне будет неинтересно понаблюдать за её поведением? Каков наш характер?
Амаймон долго молчал, пока не понял, что вопрос был задан ему.
— Я бы разозлился, если бы украли мои конфеты.
— Вот именно, братец. — Мефисто встал из-за своего кресла и, надев цилиндр и перчатки, собрался выходить из кабинета. — Я хочу всё видеть. Пусть зовёт меня, пусть молит о милосердии демона. Невинная душа, непорочная, что обращается к нечистому за помощью, падая на колени и моля о прощении, — что может быть слаще?
***
Удивительно, как некоторые события стираются из памяти. Я не могла припомнить, какой у меня болевой порог. Вот совсем ни капельки. Не так давно, года три назад, я проколола пупок, и вот хоть убейте, но я не помню, насколько мне было больно. Я задумалась об этом тогда, когда подняла отяжелевшую голову с груди и обнаружила себя во внезапном сознании и привязанной к стулу. Руки были скручены верёвками и отведены назад, за спинку стула, а ноги плотно привязаны к ножкам. Больше меня ничего не сковывало, однако пошевелиться я не могла: каждое движение отзывалось режущей болью. Они слишком сильно привязали меня к стулу, и верёвки, словно покрытые лезвиями бритв, больно впивались в плоть. Я даже не знаю, что страшнее: заражение крови через раны от, без сомнения, грязных верёвок, или факт того, что меня похитили. А без амулета я даже не смогу понять, что они от меня хотят. Изнасиловать? Продать на органы? Отправить за выкуп в какую-нибудь арабскую страну? Казалось бы, совершенно дурацкие идеи. А может, Акари просто так прикалывается надо мной?
Нет, ну это я переборщила, согласитесь.
От резких поворотов головы перед глазами у меня все расплылось. Надо делать более плавные движения, а то такими темпами могу и последние остатки разума вытрясти. Пытаюсь осмотреться. В комнате довольно темно и сыро. Холодно. Очень холодно, я чувствую, как моя кожа покрылась мурашками. Видимо, моим похитителям всё равно, в каком я состоянии: простыну, заболею — начхать. Я до сих пор была в своих шортах и футболке, поэтому, помимо мурашек на ногах и руках, смогла разглядеть также несколько синяков на предплечьях и коленях. Они были такими огромными, что казалось, будто бы меня ещё и хорошенько избили. Тело ломило, а остатки наркотика давали о себе знать: голову было очень тяжело поднимать и опускать.
Комната, в которой я находилась, была небольшая. Была одна лампа, висевшая надо мной, и одна, стоявшая на небольшом железном столе у стены слева. Передо мной была дверь, явно запертая. Стены грязные, обшарпанные. Классическая сцена похищения.
Вам до сих пор не показалось, что я достаточно напугана? Нет, вы неправы. Я была чертовски напугана. Инстинкт самосохранения собственного разума, дабы отгородиться от страха, просто-напросто заставлял меня концентрировать внимание на чём-то другом, более интересном, чем страх. А вот когда темы для обсуждений закончились, страх вернулся. После этого я уже не могла ни о чём другом думать. Как выбираться? Куда бежать, если выберусь? Сколько там людей? Не убьют ли они меня, пока я буду убегать? Слишком много вопросов, однако я уже подсознательно знаю на них ответ — нет. Всё нет. Ничего я сделать не смогу. Это только кажется, что ты сможешь, что сообразишь, что перехитришь врагов, как какая-нибудь Лара Крофт, и перекромсаешь тут всех в фарш, не получая ни одного пулевого ранения.
Я прекратила дёргаться, и всё нутро у меня напряглось, когда я услышала голоса за дверью. Они быстро приближались, а я замерла на месте, словно это помогло бы мне стать невидимой. Дверь распахнулась, и в комнату вошёл Акари, а с ним те два вчерашних парня и ещё какой-то мужчина. Высокий, тощий, со шрамом на пол-лица и мерзко торчащими из-под расстёгнутой рубашки волосами с груди. Волосы у него были прилизаны назад, а в ушах сверкали серёжки. Типичный представитель японской мафии, только слегка тощенький. Даже жалко его стало — кто ж его такого испугается-то? Хотя если он работает на какого-то амбала, тогда всё ясно.
Ко мне подошёл Акари, и я по инерции дёрнулась в сторону, отчего стул опасно накренился, и я готова была упасть, если бы не он, успевший схватить за веревки у моих рук. Я взвизгнула, потому что верёвки больно впились в руки с другой стороны. Парень поставил меня ровно и насильно поднял моё лицо за подбородок, показывая мистеру Зализанному.
— Migi, kawaī Roshia?* — Акари повернул моё лицо сначала в левую сторону, потом в правую, словно я была животным, которого осматривают перед покупкой. Я улучшила момент, резко тряхнула головой, отчего все снова заплыло туманом, и сумела уцепиться зубами за его раскрытую ладонь. Акари вскрикнул и, резко вырвав руку, отпрыгнул в сторону.
Я помотала головой, чтобы привести мысли в порядок, и тут же заметила, что Зализанный уже успел присесть на корточки передо мной и смотреть прямо в мои глаза. Он смотрел спокойно, словно перед ним была не похищенная девушка, а стоял телевизор, по которому шла программа о животных. Я же, насколько бы ни была напугана, не могла сдержать злости: и на Акари за то, что обманул меня, и на этих людей за то, что похищают таких, как я. Я вперила полный ненависти взгляд в Зализанного, но тот, видимо, привык к этому. В следующую секунду он ударил меня. Сильно, будто бы вложив все свои силы в этот удар. С кулака, как мужчину. Я издала звук придавленного кота и застонала, потому что ясно слышала, что в челюсти что-то хрустнуло. Боль была такой адской, что мне показалось, словно мой мозг вылетел от удара из черепной коробки и валяется сейчас где-то позади меня. Однако шевелить челюстью я ещё могла, а значит, она не сломана.
— Да пошёл ты, ублюдок...
Ко мне подскочил Акари и дал пощёчину к тому удару. Но после него этот шлепок не произвёл на меня никакого эффекта, а парень только больше заистерил.
— Nihongo o hanasu! Anata wa chōdo watashi ni hanashite, meinu!*
Я ничерта не понимала, и это начинало смешить меня. Начиналась банальная истерика.
— С*кин сын... какой же ты тупой... только попадись мне, я тебе кадык вырву и заставлю его сожрать! — Я говорила, и смеялась, и всё ждала, когда же начну плакать. Но, видимо, хоть какие-то капли гордости во мне остались, потому что смех не давал слезам места.
На бьющуюся в припадке смеха меня мои похитители уже внимания не обращали. Я слышала только, что Зализанный что-то говорил Акари. Из всего, что они говорили, я услышала только «двадцать четыре часа». Нобу учил меня японскому счёту, а слово «jikan» как-то само всплыло в памяти. Стало быть, они собираются держать тут меня сутки?
Когда я закончила смеяться, то поняла, что в комнате я уже одна. Голова безвольно повисла на груди, и я была не в силах закрыть глаза. Всё это туфта, что попаданкам обычно везёт. Мол, попала в другой мир, а там все добрые, милые и хорошие и любят тебя. Вот уж дудки. Тут ничем не лучше, чем в нашем мире.
Я чуть приподняла голову и осмотрелась: в комнате определённо никого не было, но я чувствовала незримое присутствие. Так обычно описывают приступы страха в ужастиках: я чувствовала, что за мной кто-то наблюдает. Изо рта потекла струйка крови и закапала на белые шорты. Я была одна. Эта мысль дала волю эмоциям, и я наконец-то смогла заплакать.
***
Я даже не заметила, как отключилась. Кожу лица неприятно щипало от засохших на ней крови и слёз. Зрение моё наконец-то прояснилось, но голова по-прежнему гудела. Открыв глаза, я вперила взгляд в одну точку, и не было сил, чтобы отвести его. Все мысли в голове смешались. Они роились, словно пчёлы, и ни одна из них не могла хоть как-то успокоить меня или дать надежду. Я совершенно не была приспособлена к таким жизненным ситуациям. Я не знала, как себя вести, не знала, что делать и как выбираться. Я даже не могла додуматься до того, чтобы хоть как-то развязать верёвки. Вполне возможно, что, если бы я упала, стул бы сломался, как это обычно бывает в крутых боевиках, когда главного героя похищают и он оказывается привязанным к стулу. Но я не герой крутого боевика, и я далеко не в фильме. Хотя я уже запуталась, где реальность, а где вымысел. Ведь разве можно верить словам демона о том, что это не мир аниме, а просто иная, параллельная реальность? Словно они наложены друг на друга, как слоёный пирог, а мне посчастливилось попасть в разлом между ними?
Я сжала кулаки и попыталась с силой рвануть верёвки. Бесполезно. А чёртов Мефисто сейчас, наверное, попивает чаёк с корицей у себя в кабинете, в тепле и уюте. А я здесь, в сырой промозглой комнате, вишу на волоске от смерти или судьбы куда более худшей. Моё тело содрогается в лёгких приступах холода. Интересно, сколько времени прошло? Они говорили, что мне сидеть здесь сутки... Нет, суток определённо не прошло.
Я поднимаю голову и пытаюсь вдохнуть полной грудью сырой, пахнущий гнилью воздух. Я тут же сжимаюсь в порыве кашля — что-то больно упирается мне в бок. Не надо быть врачом, чтобы догадаться, что сломано ребро. Ох, боги... У меня ломит всё тело, оно ужасно затекло, и каждое движение отдаётся тупой болью. Не знаю, что так действует на меня, но я опять начинаю терять сознание, и на этот раз, вполне возможно, что от боли. А если я здесь умру? Я ведь даже не знаю ни одной молитвы. Я даже не знаю «Отче Наш». А ещё я вряд ли попаду на небеса, потому что я связалась с демоном. И он определённо утащит меня после смерти в ад. Тогда есть ли смысл просить Бога о помощи?
Находясь в полубессознательном состоянии, я даже не замечаю, как губы сами беззвучно шепчут одно-единственное имя. И я тут же понимаю, что только что предала всё, во что верила всю жизнь. Меня с самого детства учили, что надо верить в Бога. Что, если не будешь грешить, после смерти попадёшь в рай, где будешь счастлива. Я ходила с бабушкой в церковь, я была крещёной и носила крестик. А теперь вместо того, чтобы обратить просьбу к Богу, я шепчу имя демона. «Не обращайся к демону и не будешь грешна,» — сказал мне один раз священник в церкви, когда я, тогда ещё десятилетняя девочка, спрашивала о рае и аде. Стало быть, я теперь грешница.
Но, конечно же, чёртов демон меня не слышит.
Незримое присутствие чувствуется вновь, и я опять поднимаю голову: никого. Внимание моё привлекает только шум за дверью. Через долю секунды она открывается, и входят как минимум человек пять. Ни одного из моих старых похитителей - все незнакомцы. Они говорят громко, и слова их эхом раздаются в моей голове. Кто-то из них располагается за столом, а кто-то тащит на плече обмякшую бессознательную девушку. Пока её проносят мимо меня, я успеваю заметить, что избита она хуже меня. Однако я успеваю заметить то, отчего у меня, как говорится, кровь застывает в жилах: короткая юбка задрана, колготки порваны, внутренние стороны ног в крови. Не надо быть Эйнштейном, чтобы понять, что с ней сделали. Бедную девушку кладут на пол позади меня, и я тут же пропитываюсь дикой жалостью к несчастной. На вид ей не больше шестнадцати. В это время я ещё играла в кукол.
Мысли мои прерывает подошедший ко мне мужчина в возрасте, лет сорок, не больше. Я начинаю дёргаться что есть сил, но тщетно: мои ничтожные попытки только веселят его. Он усмехается и что-то говорит своим товарищам, на что те махают руками и отворачиваются. Знак этот можно было расценить, как «делай как знаешь». От него пахнет перегаром и табаком, а я повторюсь: я ненавижу табачный дым. Он заходит за мою спину и резко хватает меня за голову. Вырваться я не пытаюсь, так как знаю: такой захват обычно используют тогда, когда хотят свернуть шею. Моя голова и спина плотно прижаты к его вздрагивающей груди и животу, а свободная рука, без предисловий, грубо и резко опускается вниз. Мои ноги привязаны к ножкам стула, и, стало быть, они раздвинуты в стороны. От осознания того, что он собирается сделать, я не выдерживаю и вновь дёргаюсь, однако он только сильнее прижимает меня к себе. Я с неимоверной силой воли давлю рвотный порыв и чувствую боль в боку — сломанное ребро даёт о себе знать.
Я начинаю визжать, когда его рука легко расстёгивает молнию и проникает внутрь шорт, а затем, грубо приподняв меня от стула на пару сантиметров, и внутрь меня. Я начинаю извиваться как загнанный в капкан зверь, пытаюсь его укусить за руку или отпихнуть от себя, но получается только хуже: мужчина смеётся, и я только сильнее чувствую его в себе. От осознания этой мерзости я реву. Реву, как маленький ребёнок, громко и заливисто. Однако при этом меня охватывает не страх, а самая настоящая ненависть: я хочу, чтобы этот ублюдок сдох, даваясь своей кровью и корячась на полу у моих ног. Хочу сама оторвать ему его руку и запихнуть в него так же, как он это делает со мной.
Видимо устав от моих дёрганий, он убирает от меня свои грязные руки и совсем отходит от меня. Начинает что-то говорить своим приятелям, а затем берёт нож и направляется ко мне. Я издаю какой-то утробный звук, как загнанное животное, и лишь сильнее дергаюсь. Тут два варианта: либо он меня прирежет, либо ослабит верёвки, чтобы просто-напросто трахнуть. А потом кинуть в угол к той девушке. Однако он, как будто бы что-то забыв, останавливается и возвращается к столу. Я слышу звон стаканов — они пьют.
— Почему ты замолчала? — Тихий, шелестящий голос, словно порыв ветра, проносится у моего уха. Знакомый, приятный, низкий голос. Я резко оборачиваюсь, но рядом никого нет. Смотрю на похитителей — не слышат.
— Мефисто, ты чёртов с*кин сын... Тебе нравится наблюдать это? — так же тихо отвечаю я, полностью уверенная в том, что это мои галлюцинации. Ни на что более это не похоже.
— Ты сильная девочка, Керри. Только недостаточно... преданная. — Я прямо-таки слышу в его голосе усмешку. Так вот, как искушают демоны?.. У меня нет сил говорить нормально, только шептать. Последние крики и порывы отняли всё.
— Я уже и так согрешила... Чего ты ещё хочешь от меня?
— Моли меня, — выдыхает мне в ответ демон, и я чувствую, как волосы у уха колыхнулись от его горячего дыхания. И я понимаю, что у меня нет выбора.
— Мефисто... — Я сглатываю подступающий к горлу ком из крови и слюны. Это труднее, чем кажется. — Молю тебя... спаси меня.
Тот самый мужик возвращается ко мне, но Фель не торопится спасать.
— А что ещё? Желаешь их смерти?
Мой насильник схаркивает в сторону и опускается, чтобы разрезать верёвки у моих ног. Меня переполняет омерзение и гнев. И я понимаю: чертов демон прав.
— Да. — Мужчина непонимающе смотрит на меня и делает такой вид, будто бы его это развлекает. — Убей этих ублюдков.
(Вот здесь автор настоятельно просит включить либо вторую песню на 1:40 минуте, либо первую на 1:36 минуте)
Мефисто возникает у двери в ту же секунду, в какую я сказала последнее слово. Тихо, быстро и незаметно. Я слышу, как похитители резко отпрыгивают от стола и достают оружие. Ну конечно, не будут же они орудовать только одними ножами. Фель стоит у двери и совершенно спокойно улыбается. Мужики что-то выкрикивают ему и нацеливают пистолеты на него, при этом смеясь. Они не понимают, что их ждёт. Мефисто делает шаг вперёд, и я понимаю, что сейчас он не ректор Академии Истинного Креста Мефисто Фель. Сейчас он — сын Сатаны, повелитель времени, демон Самаэль. На нём нет перчаток и цилиндра. Руки покоятся на набалдашнике зонта, который сейчас выглядит не так уж и радужно. Ему давно не представлялось возможности быть самим собой. Однако теперь он понимает, что может повеселиться.
— Кругами, сокращая их охваты, все ближе подбирается он к нам... — Самаэль начинает цитировать стихи, но я настолько одновременно зла и напугана, что не понимаю, кому они принадлежат.
Он делает ещё один шаг и раздаются выстрелы. В комнате царит полумрак, но от выстрелов она озаряется яркими вспышками, что позволяет мне хоть чуть-чуть, но видеть происходящее. Похитителям явно плохо видно, они постоянно промахиваются и не могут подстрелить демона. С мерзким звуком когтистая рука прорывает грудную клетку первого мужчины.
— И, если я не ошибаюсь, пламя за ним змеится по земле полян...
Тело падает на пол, разбрызгивая кровь в разные стороны. Они начинают стрелять ожесточённее, но Самаэлю всё равно.
— Мысли высокой понять не умея. Хрупка человека душа, так хрупка!
Падает наземь второе тело. Он убивает второго, затем третьего и четвёртого. Он словно танцует среди мертвых тел, словно упивается кровавым дождём, что хлещет из ран. И показывает настоящую свою сущность. Ведь, как бы ни был приручен дикий зверь, он навсегда останется диким зверем. Одна страшная мысль посещает мою голову за другой. Я понимаю, что не испытываю никаких чувств, смотря на кровавые тела моих насильников. Но я ведь знала, на что соглашаюсь. По идее я должна быть в ужасе от того, насколько жесток может быть Самаэль, но мне всё равно. Перед этим чувством был гнев. Гнев, как один из семи смертных грехов.
— Достаточно легко, слегка надавить и… боль…
Последний, пятый мужчина, который только-только собирался трахнуть меня, оказывается за моей спиной и, схватив одной рукой меня за волосы, другой прижимает дуло пистолета к моему виску. Что-то начинает выкрикивать. Активно дёргает меня за волосы, отчего я громко шиплю, как рассерженная кошка. Самаэль с руками по локоть в крови устало прикрывает одной ладонью половину лица. Я вижу, как алые капли стекают по чёрным ногтям и белым тонким пальцам. Не успеваю я и глазом моргнуть, как демон одним лёгким и точным движением отправляет острие своего зонта прямо в грудь неумелого насильника. Капли его крови брызжут на меня, но мне всё равно. Он падает сбоку от меня и корчится на полу в собственной крови, как я и хотела. Прямо у моих ног. Я смотрю на него с нескрываемым омерзением, а когда поднимаю голову, то встречаюсь взглядом с жёлто-зелёными глазами Самаэля. Или я могу уже называть его Мефисто?..
Он легким движением разрывает верёвки и берёт меня на руки, так как сама я ходить пока вряд ли могу. Мне больно, но я стискиваю зубы и только смотрю на него. Лукавая, победоносная улыбка сияет на его лице. Теперь-то я точно прочно связалась с демоном. Перед тем, как от усталости закрылись мои веки, я услышала окончание его стихов:
— Я дух, всегда привыкший отрицать. И с основаньем: ничего не надо. Нет в мире вещи, стоящей пощады. Творенье не годится никуда.
Примечания:
*Хорошенькая русская, правда? (яп.)
*Говори по-японски! Ты ведь только что говорила со мной, дрянь!
*Автор не знал, какую песню выбрать более подходящей главе, поэтому есть два варианта.
Можете выбрать ту, которая больше по душе, но мне больше нравится вторая.
А под какую песню читали вы?
Фанфик добавлен 06.02.2016 |
1251
Авторизируйтесь, чтобы добавить комментарий!